Ушли клоуны, пришли слезы…
Шрифт:
Сасаки уставился на фотографию. Затем решительно проговорил:
— Никогда.
— Вы совершенно уверены?
— Абсолютно.
— Как звали человека, который взломал сейф в вашем институте, доктор? — спросила Норма.
— Пико Гарибальди. Мне его порекомендовали в «Генезис два». — Тут маленький доктор даже подскочил на стуле. — Вот это да! Они оба — люди «Генезис два!» Нет ли здесь прямой связи?..
— О чем и речь, — кивнула Норма. — Этот Гарибальди… он похитил из сейфа всю документацию?
— Самую важную. Все, что было записано на дискетах. С тех пор территорию клиники и всех нас охраняют полицейские.
— Знакомая ситуация, — сказал
— Поэтому мы и приехали к вам, господин Сасаки, — продолжал Барски. — Нас тоже встревожила эта взаимосвязь — не говоря уже о самих преступлениях! И поэтому нас интересует, чем вы в вашей клинике занимаетесь. Брат наверняка поставил вас в известность, над чем в настоящий момент работаем мы. С рекомбинированной ДНК вы дела не имеете?
— Нет. То есть… что касается самих исследований, то да, вполне — и даже очень, при любых обстоятельствах, целиком и полностью, в любом случае, в полном объеме, как только возможно, всецело…
— А точнее? — спросила Норма.
— Видите ли… Нет, я должен объяснить вам подробно, почему нас интересует в том числе и рекомбинированная ДНК.
Появился молодой человек в белом. Куртка напоминала офицерский китель со стоячим воротничком. На тележке, которую он катил, в серебряном ведерке со льдом стояла бутылка шампанского. Раймонд, как Сасаки назвал слугу по телефону, осторожно открыл бутылку и налил немного Сасаки в фужер на пробу. Тот кивнул. Раймонд наполнил фужеры до половины, а перед Барски поставил стакан с минеральной водой. Затем расставил на столике тарелочки с соленым миндалем и оливками.
— Мерси, Раймонд!
— К вашим услугам, мсье директор.
Молодой человек удалился, и Сасаки поднял фужер:
— За вашу красоту, мадам!
— Вы очень любезны, доктор, — сказала Норма.
О нет, подумала она. Что со мной происходит? Тогда, в тот восхитительный день, когда мы были здесь с Пьером, мы тоже пили шампанское в ресторане под пальмами. Да, мы пили с Пьером шампанское. И одеты были совсем легко, как мы с Барски сегодня. И у Пьера был такой же бумажник, как у Барски, — вот странно! А через год его не стало. А я вернулась сюда. Почему все это происходит? Почему?
Норма смотрела мимо бассейна, лужайки, стоянки для автомобилей и ближайших домов — на море, сияющее, волшебное море. Стайка бабочек — белых яхт — была словно совсем рядом, и белизна их парусов слепила глаза. Потом Норма отвернулась и перевела взгляд на свой магнитофон. Вот-вот придется менять кассету. Да, сейчас. Вставив новую, Норма опять включила запись. Тогда, подумалось ей, море было таким же сияющим и грандиозным. Тогда… Нет, сказала она себе, довольно! Не думай об этом! Слушай, что рассказывает маленький японец.
Норма наклонилась вперед. Мне нужно собраться с мыслями, подумала она.
— Я читала документы, из которых следует, что врачи стерилизуют женщин уже, можно сказать, в массовом порядке, извлекая совершенно здоровые яичники.
— Поверьте, мадам, я не понимаю, куда вы клоните.
— Отлично понимаете. Очень часто — я сама проверяла — перед операциями на матке появляются специалисты по трансплантации органов. Они предлагают гинекологам вместе с маткой удалить и яичники. Это стало прибыльным делом. Настолько прибыльным, что у этих специалистов появилось даже устойчивое прозвище. Вы знаете, какое?
— Представления не имею.
— Противники
таких операций называют их «яйцекрадами».— Ваши обвинения не по адресу, мадам. — Доктор Сасаки снисходительно улыбнулся. — «Яйцекрады»! Подобные действия мне всегда претили!
— Откуда же вы получаете яйца для ваших предварительных опытов?
Сасаки просиял.
— А-а, вот видите! Я никогда не нарушал принципов морали. И разработал удивительную по чистоте и безопасности для здоровья методику. Женщины получают некий гормональный препарат. После чего в их яичниках вызревает очень много яиц.
— Что-то вроде таблеток для повышения потенции?
— Да, в этом роде.
— И тем самым вы опустошаете женщин!
— Опустошаете! Еще одно пренеприятнейшее слово! Вы уж меня извините, мадам! Судите сами: у нормальной женщины примерно четыреста тысяч яйцеклеток. И лишь триста восемьдесят созревают в течение жизни для оплодотворения. Вполне резонно спросить, для чего тогда нужны остальные триста девяносто девять тысяч шестьсот? Может быть, — он доверительно подмигнул Барски, — сама природа позаботилась таким образом о «яйцекрадах», не забывающих о морали. Благодаря моей гормональной методике я прекрасно обхожусь: после выращивания в яичниках дюжины или чуть больше яиц, я извлекаю их в течение одной-единственной операции. Это происходит вон там, — он указал в сторону центрального здания клиники. — Хотя можно, конечно, оперировать и в любой другой операционной…
Норма слушала его с величайшим вниманием. Но мысли ее постоянно возвращались к прошлому. Она старалась воспротивиться этому. Тщетно. Как хорошо было тогда, опять подумала она. И я любила Пьера, я так его любила…
— …потом яйца попадают в крохотные лабораторные сосуды. Даже если окружить яйцеклетку тысячами сперматозоидов, она будет оплодотворена только в том случае, если их подвергнуть воздействию особого химического вещества, которое находится в женском яйцеводе. Если же оплодотворение произошло in vitro, то клетки делятся и умножаются на строго рассчитанном питательном материале. Его состав должен точно соответствовать биохимическим требованиям роста и развития эмбриона.
Пьер сказал тогда: «Вот здесь, на Лазурном берегу, мы и поселимся, когда нам не нужно будет работать. Здесь мы будем счастливы. Купим себе дом не на побережье, где полным-полно туристов. Может быть, в Сен-Поль-де-Вансе. Там, где живут Курт Юргенс и Марк Шагал. А когда я умру, здесь меня и похоронишь». Юргенс умер, и гениальный Марк Шагал умер, а Пьера убили. Все произошло так быстро. Как говорила жена Барски? У нас мало времени. У нас мало времени.
Попугай на пальме начал насвистывать. Сасаки донельзя удивился:
— Этого Орижин никогда прежде днем не делал… никогда… Нет, вы только послушайте: это песня Фрэнка «Звезды в ночи».
С ума сойти, подумала Норма. Бред. Она схватила обеими руками свою репортерскую сумку. Мне нельзя больше пить. Ах, как же славно мы напились тогда перед возвращением в отель. Не в «Хиатт редженси», мы с Пьером жили тогда в «Негреско». И тела наши пылали, когда мы любили друг друга.
Попугай насвистывал, а Сасаки напевал: «… and ever since that we’ve been together lovers at first sight…» [19]
19
«…и с той ночи мы не разлучались, полюбив друг друга с первого взгляда» (англ.).