Ушли клоуны, пришли слезы…

Открылась дверь. В защитном халате и белых туфлях из коридора вошел Эли Каплан. При виде Барски он быстро подошел к нему, чтобы что-то сказать. Но Барски покачал головой, указав подбородком на Ханни. Каплан хотел было поздороваться с нею, но она его не заметила.

В конце коридора медсестры устроили уютный уголок отдыха, поставили столики, стулья, на подоконниках — вазы с цветами. Четверо молодых женщин в белом отдыхали с чашечками кофе в руках и о чем-то болтали. Время от времени одна из них начинала хихикать.

Каплан отвел Барски в сторону и прошептал на ухо:

— Постарайся побыстрее увести Ханни отсюда! А сам немедленно возвращайся!

— Что-нибудь случилось?

— Да.

— Что?

— Нам необходимо срочно что-нибудь предпринять.

— Да говори же!

— Нет. Уведи сначала Ханни. И поторапливайся. Я жду тебя здесь.

Медсестра в углу снова захихикала. Барски повернулся к Ханни:

— Ну, пойдем же, хорошая моя, моя красавица!

Они переступили порог палаты номер три. Здесь стояло пять кроватей. На трех лежали пациенты. Один, не переставая, стонал. Рядом с ним стояла сестра и аккуратно списывала показания приборов. Второй пациент лежал неподвижно, подключенный к аппаратуре искусственного дыхания. Увидев мужа, Ханни так и отпрянула.

Торс Харальда Хольстена был обнажен. На груди закреплено множество электродов. Рядом с постелью стояло много разной аппаратуры, несколько металлических ящиков неизвестного ей назначения были установлены над головой больного. Лицо — бледное-бледное, выступили скулы, из носа к прибору у стены тянулся серебристый проводок.

Барски не удержал Ханни, и она в полуобморочном состоянии осела на пол. Он с трудом поднял ее и посадил на стул.

— Харальд! — всхлипывала она. — Харальд!

Ее муж не открывал глаз и, по-видимому, не слышал ее.

— Харальд!

— Слишком круто, — проговорил вдруг Хольстен. — Вы с ума сошли! Да еще по кругу!

— Харальд, милый, это я. — Ханни склонилась над его лицом.

— Кто знает, чем он занимается, — сказал Хольстен. И нерв под его левым глазом дернулся. — Ничего не выйдет Почему клубника? Нет, я не хочу… Никакой клубники… Клубники ни в коем случае.

— Харальд. Боже мой, Харальд!

— Как Герпес? — сказал Харальд. — Как Герпес? Ничего не получится. Смена скорости движения, семь, три, один, девять, девять, три. Почему все зеленое?

Когда Хольстен начал называть цифры, Барски оцепенел и схватился за спинку кровати.

— О Харальд, Харальд! — всхлипывала Ханни.

— Рейган тоже говорил… Жидкости нет… Да, вакцину мы получили… Все закодировано… Иди, прижмись к моему сердцу. Я хочу опять быть с тобою… Сейчас они поют… Как когда-то в мае… Как когда-то в мае… Смена скорости движения, семь… три… один…

— Позволь, Ханни, — попросил Барски. — Я хочу попытаться…

Теперь он наклонился над Хольстеном совсем низко и тихо, проникновенно проговорил:

— Доктор Хольстен, каков код?

— Смена скорости движения, семь, три, один, девять, девять, три, — совершенно отчетливо ответил Хольстен. И снова начал бредить: — …Мне непременно нужно сегодня уехать. В Лондон… В Лондоне я вам все покажу… Нет, в декабре… В конце декабря… И такой самолет… Прямо в дом… Все горит, сверкает… Снег… Каштаны… Как рано все расцвело… Зимой…

— Харальд! — в отчаянье воскликнула Ханни.

— Бессмысленно обращаться к нему, — сказал Барски, мучимый страшной догадкой. — Он ничего не соображает…

— О чем ты его спросил?

— Это такой тест. Пока он действительно в очень тяжелом состоянии… Я ведь говорил тебе, положение критическое…

Мужчина на соседней койке громко застонал.

— Что это за проводок у Харальда в носу? — прошептала Ханни. Она сжимала руку Барски, и ее ногти впивались в мякоть его ладони. — Вот этот вот…

— Кислород, чтобы легче дышалось. У стены аппаратура для подачи кислорода, видишь?

— «Вдова Клико»… — проговорил Хольстен. И еще: — С золотыми часами…

— А провода из этого ящичка? — спросила Ханни. На передвижном столике рядом с кроватью стоял черный аппарат.

— Стабилизатор сердечной деятельности, — ответил Барски.

— Стабилизатор?

— Пусть отойдет от окна… Не подходит так близко… Вы упадете… С такой высоты, — бредил Хольстен, и нерв под его глазом дергался.

Запикал аппарат. Тут же в палате появилась медсестра и подбежала к постели неподвижно лежавшего пациента.

— У Харальда перед операцией нарушилась сердечная деятельность, Ханни. В этом вся сложность! Не могут же они вставить ему стабилизатор прямо в грудь. Поэтому и поставили выносной стабилизатор.

— Ну только после того… нет, все равно не буду, — пробормотал Хольстен.

— Уйдем отсюда! — взмолилась Ханни. — Я больше не могу.

14

Двадцать минут спустя Барски вернулся в отделение реанимации.

Ханни опять потеряла сознание. Ее пришлось отвезти в психиатрическое отделение на каталке. Там ею занялись врачи. А он бросился обратно. И когда Каплан потянул его за собой в уголок отдыха, он все никак не мог отдышаться. Каплан хотел поговорить с ним подальше от людей Сондерсена.

— Харальд произнес при мне код главного компьютера, — охрипшим голосом проговорил Барски. На нем опять был белый халат и белые туфли.

— При мне тоже, — сказал Каплан. — И даже куда больше. Я задавал ему вопросы целенаправленно. Он вроде не соображает, но на профессиональные вопросы отвечает четко. Все равно кому. Он ведь никого не узнает. Ни меня, ни тебя.

— Он даже Ханни не узнал.

— Вот именно. Но на вопросы отвечает. И комбинации цифр банковского сейфа, в котором лежат наши секретные копии результатов опытов! Их он называет даже без дополнительных вопросов. Кто знает, сколько времени это уже продолжается?

— О Боже! — тяжело выдохнул Барски. — Превеликий Боже!

— Оставь ты своего Бога в покое! — сказал Каплан. — Ему до нас дела мало. Передо мной сюда заходила Александра. Вообще говоря, Харальд должен был и в ее присутствии называть код и номера комбинаций банковского сейфа, да? Но она об этом ни полсловом не обмолвилась. Равно как и о том, что отвечал он на ее вопросы. Или он при ней молчал?

— А если?..

— Nebbich.

— Послушай, разве это исключено?

— Ты прав. Ты прав, — сказал Каплан. — Но учти, что, кроме нас и Александры, к нему то и дело заходят разные врачи. Ни одного из них я не знаю. И с десяток медсестер. Их я тоже не знаю. У нас их много. И они все время меняются. Кто-то берет отгул, кто-то увольняется, а кто-то болеет. Врачи выходят из себя. Один сказал мне, что ему надоело каждый день иметь дело с разными бабами. И у каждой из них свои болячки. Это не больница, а сумасшедший дом, сказал он.