Ускользающая тень

Ну конечно. Хааду с их феноменальной памятью всё помнят. Как же это иногда бесит.

– Конечно, новостей от него не получала давно, последнее, что слышала, – их войска в Каралле, – рассказываю я. Каждое слово даётся с трудом. Приходится проталкивать их сквозь огромный ком в горле. Почему мне так сложно говорить про Джея? – Если сможешь, передай ему…

Вот именно – что? Когда я в последний раз видел твою мать, она была жива, но сейчас, скорее всего, уже нет? Ну не так же! Сказать, что я люблю его? Нет, через Нерейта такое не передашь. А хуже всего то, что я даже не знаю, сообщили ему о гибели отца или нет.

Если бы мы с Джеем могли встретиться лицом к лицу. Тогда я бы сразу нашла, что сказать.

– Скажи, что у нас дома спрятано письмо, – наконец произношу я. – От декана инженерного факультета в Университете Бри Атки. Оно лежит у меня в комнате, в ящике. Пусть пошлёт за ним кого-нибудь. Я ведь могу и не вернуться… а Джей должен о нём узнать.

– Я как раз буду проходить мимо Караллы, – отвечает Нерейт. – Если, конечно, гурта её ещё не захватили… В общем, сделаю всё, что могу.

Печально улыбаюсь. Нерейт поворачивается, но тут же замирает и снова глядит на меня.

– Если всё-таки доберёшься до Вейи… будут какие-то проблемы… – Нерейт умолкает. Лицо его очень серьёзно. – Не забывай, кто я.

Такое не забудешь. Нерейт – человек Серебряного. И сейчас он предлагает выступить связующим звеном между мной и безликой легендой криминального мира Вейи.

За все годы, которые я провела, изучая злачные места города и добывая секретную информацию с помощью шпионажа и подкупа, о Серебряном так ничего толком и не разузнала. Его имя в притонах произносят шёпотом, одно упоминание о Серебряном вызывает страх. Можно подумать, он и не человек вовсе, а ночной призрак.

Но про многочисленные дела Серебряного я наслышана изрядно. Его тайная сеть распространила своё огромное влияние на весь преступный мир, однако никому не известно, кто именно работает на Серебряного. Многие вообще сомневаются в его существовании. Кое-кто даже строит теории, что это просто вымышленный глава организации, у которой на самом деле и вовсе нет лидера. Никто ничего не знает. Поневоле восхитишься.

А теперь Нерейт обещает свести меня с Серебряным, если попрошу. Если вообще доберусь до дома.

Пожалуй, для Нерейта это равносильно «спасибо».

Хааду начинает спускаться в нижнюю часть траншеи, ответвляющуюся в другую сторону. Гляжу ему вслед, прекрасно сознавая, что могу никогда его больше не увидеть. Где-то в глубине души я об этом жалею. Нерейта есть за что уважать. Жаль, что не вышло пообщаться подольше.

– Готов? – спрашиваю Фейна.

Тот кивает, но долго не сводит с меня глаз. О чём думает, непонятно.

– Так мы от них не уйдём, – наконец заявляет Фейн.

– Да, – не стала спорить я. – Скорее всего, ты прав.

– Значит, надо идти туда, куда они за нами не пойдут.

– Нет такого места. Гурта скорее умрут, чем отступятся. Я их знаю.

– А на поверхность они пойдут?

Проходит много времени, прежде чем наконец отыскиваем канал, ведущий наверх. У нас обоих к тому времени кружится голова, мы совсем ослабли от усталости и голода, от постоянного лазанья и бега болит каждая мышца. Если бы тут было хоть немного воды, мы промыли бы Фейну рану, и тогда, возможно, оторваться от погони было бы легче. Но кругом нет ни капли.

Идём по пустынным туннелям на границе, здесь никто никогда не жил. Эта подобная паутине сеть неуютных пещер и глубоких разломов разделяла земли гурта и эскаранцев с незапамятных времён. В эти дикие места заходят только солдаты и бандиты всех мастей. На самом деле никому из воюющих сторон эти земли не нужны, но и отдавать их противнику никто не намерен из принципа. Почему только сейчас я осознаю, как это чудовищно и нелепо – отправлять на смерть многие тысячи ради бесплодных земель? Наверное, раньше меня это просто не затрагивало. Я не знала, каково это – потерять близкого человека во время приграничной стычки и постоянно бояться, что и другой может повторить его судьбу.

Фейн нарвал несколько охапок грибов и уверяет, что они съедобные. Жуём их понемногу, засовывая в рот, когда руки свободны. Грибы очень горькие, вкус отвратительный, но Фейн клянётся, что они точно не ядовитые.

– Дети Солнца тоже прячутся от неба, как и вы, – рассказывает он. – Когда начинается сезон бесконечных дней, мы живём в надземных пещерах. Там внутри эти грибы тоже растут.

Приходится верить ему на слово. Одна я бы всё равно пропала. Грибы просто на редкость невкусные, но это всё же лучше, чем ничего, ими можно хотя бы утолить голод.

Движемся наверх, ориентируясь по дуновениям в воздухе. Туннель становится совсем узким. Почти вертикальная расщелина с отвесными стенами. Из складок сочится вода. Фейн пробует её, объявляет, что в воде «ничего нет» – чего именно в ней нет, даже спрашивать не хочу, – и мы наконец получаем возможность попить.

Гурта совсем близко. Карабкаемся по расщелине, цепляясь за выступы. Утешаю себя мыслью, что рака такой подъём точно не под силу. Солдатам придётся оставить их и следовать дальше одним. Возможно, мы всё-таки сумеем оторваться.

Ужасно хочется прилечь и заснуть, хотя и понимаю, что в таком случае не проснусь уже никогда. Нет, нельзя, мы уже зашли слишком далеко. Теперь останавливаться нельзя.

Из-за Фейна приходится идти медленнее, однако его выносливость меня поражает. Видимо, Дети Солнца на самом деле сильнее, чем может показаться на первый взгляд. Всегда считала Фейна болезненным, ведь он такой худой и пассивный, а ещё плакал, когда его били. Но потом припоминаю, что, работая в кузнице, Фейн никогда не жаловался и не пытался схалтурить. Он происходит из расы кочевников, удобств у них намного меньше, чем у нас, и суровая жизнь на поверхности наверняка закалила их. Нет, Фейн кто угодно, но только не неженка.

Стараюсь не думать, сколько нам ещё осталось лезть. Сосредотачиваюсь на том, за что ухватиться, на что поставить ногу, как бы половчее подтянуться. Капли воды, собирающиеся в небольшие озерца, задают нашему движению ритм. Думаю о том, как удивительно, что вода отражает растущий на потолке светящийся лишайник, и только так его можно разглядеть как следует. Медитирую, думаю о своём, и выносить подъём становится легче.

Физическая боль – это нестрашно, её преодолеть легко. Есть боль гораздо хуже.