Усобица триумвирата

Выйдя из реки, Киликия обмыла ноги и обулась, после чего отступила в кусты, чтобы там немного обсохнуть и отжать чёрные локоны. Потом натянула рубашку, уже тщательно убрала свои тяжёлые волосы под платок, и пошла назад. Заглянув по пути в стряпную избу, где начали печь хлеб, она отлила из подойника в крынку молока, взяла её в одну руку, в другую кувшин с колодезной водой, и пошла к своему князю. Святослав, немного сменив положение, но не позу, всё ещё спал. Вылив воду в умывальник (2), Киликия поставила крынку рядом с кроватью и забралась на неё, принявшись будить мужа:

– Возлюбленный мой, не пора ли уже начать день? – потолкав его несильно, она поцеловала мужчину в губы. Слыша голос жены, он зашевелился, не подскакивая резко, как с ним бывало, если будил его сторонний звук. Бывавший в военных походах, он сохранил привычку подниматься сразу и действовать, но если рядом шептала приятные слова Киликия, то он не торопился. – Вы с братьями собирались сегодня на охоту, уж не на ночных ли филинов, если ты всё ещё спишь?

– Я просыпаюсь, - не открывая глаз, проговорил он. – Солнце взошло?

– Вот-вот взойдёт. Когда я вернулась, Всеволод с Настей уже пошли в церковь.

Святослав распахнул веки и, зная по звучанию голоса жены, где она сидела, попал ей взглядом точно в глаза:

– Ты ходила на реку? – брови его нахмурились. Киликия спустила, войдя, платок с головы на плечи, и влажные волосы отвечали за неё.

– Да, как обычно.

– Пока здесь приезжие – не ходи больше.

– Почему? – удивилась она. Раньше, на Волыни, Святослав ходил с ней на реку и сам, теперь же делал это редко, дела и княжеские заботы выматывали его, заставляя спать дольше. Но он по крайней мере видел, что она всегда уходит подальше и ничего зазорного не делает.

– Мне так будет спокойнее, - ответил муж, приподнимаясь и садясь.

– Но в Киеве всегда есть приезжие, что же мне, как зимой, мыться в доме? Или, может, как многие здесь, раз в неделю, в бане? Это для меня дико…

– На других приезжих мне всё равно, они остаются в Подолье или Копыревом конце, а Всеслав со своими дружинниками, по праву происхождения, чувствует себя свободно и, кто его знает, куда сунется.

Киликия хотела продолжить спор, чтобы отстоять своё право плавать каждое утро, девичью привычку, сохранившуюся с непорочных лет и доставлявшую ей радость и блаженство. Хотя бы пока лето на дворе – этой бесконечно долгой и ледяной зимой Гардарики и без того подобным не насладишься – но, предпочитающая без серьёзных поводов не пререкаться с мужем, княгиня перегнулась через него и подняла крынку, протянув ему:

– Я тебе молока принесла.

– Лика, ты выполнишь мою просьбу? – не дал себя сбить Святослав. – Достаточно того, что я увидел тебя девять лет назад в таком виде! Но я же и стал твоим мужем, чтобы быть первым и последним, единственным, кто увидел тебя без платья! Повторно это недопустимо!

– Но я же всегда убеждаюсь с тех пор, что вокруг никого! – признала она, что не собиралась следовать наказу.

– Лика, - устало и строже повторил князь. Без каких-либо дополнительных уговоров. Он произнёс только её имя, стараясь быть грозным, какими были многие мужья для своих жён. Но Святослав всё равно понимал, что не сумеет быть достаточно твёрдым, если Киликия заартачится.

– Ладно, - всё-таки неохотно сдалась она. Улыбнувшись, он взял у неё молоко.

Женщины провожали мужчин на охоту от конюшен до Софийских ворот. Дальше шла часть города, считавшаяся новой, которую обнёс стеной и расстроил Ярослав, жили тут в основе своей бояре, а не княжий род. Если не считать Брячиславова двора, где остановился Всеслав со своими людьми. Из-за него-то в первую очередь Святославу и не хотелось провожатых дальше первых ворот. Киликия поняла, что муж всё-таки не оставил незамеченным её разговор с его племянником, и теперь руководствовался скрывшейся где-то глубоко ревностью. Показать её он, конечно же, не смел, и сделал бы всё возможное, чтобы никто не узнал об этом его чувстве, но иметь подобные секреты от любимой жены было сложно. Она, к счастью, не собиралась показывать, что обладает наблюдательностью, и держала при себе то, что открывалось её сердцу.

– Пап, я тоже на охоту хочу! – посмотрел на отца его первенец, Глеб, снизу вверх. Святослав уже сидел в седле, взвешивая в руке копьё с загнутыми наконечниками, чтобы зверь с него не сорвался.

– Подожди ещё пару годков, возьму с собой в Чернигове. Не хочешь же ты тут, при всех, если что пойдёт не так, показать себя неумёхой?

– Не хочу, - признал Глеб, повесив нос и поняв, что два года – это очень-очень много, и ждать ему ещё долго-долго. Киликия придерживала второго сына возле себя, чтобы он не оказался под копытами лошадей.

– Береги себя, любезный князь, - посмотрела она в лицо мужу. Тот принял кивком её заботу, глазами пообещав не геройствовать без повода.

Вячеслав, в отличие от него, не так уверенно держался в седле, выпив с вечера лишнего, но на уговоры братьев остаться дома отмахивался.

– Это что же за князь, который из-за лёгкого бражничанья от охоты откажется? – конь под ним нетерпеливо фыркал. Если бы попросила Ода, он бы ещё подумал, тогда бы было ради чего остаться – побыть с нею. Но Вячеслав не был слепцом, и порою замечал, что жене с ним рядом не любо, не отвечает она на его, как он считал, любезные речи, на его обходительность, сжимается только, утыкается в молитвы. Чего не хватает ей? Не нравится кроткий и нетребовательный муж? Может, удачного охотника и воина бы полюбила? Да где же набрать подвигов? Бегая за кабанами да оленями? Игорь пошутил рядом:

– Ты бы хоть волчью шкуру с себя снял, а то попутаем, за тобой гоняться начнём.

– Это мой трофей, - гордо вздёрнул подбородок Вячеслав, - часто ли у нас полоцкие путники бывают, чтоб расстаться с вещью одного из них?

– Велика ценность, - поморщился Всеволод, - я бы на твоём месте сжёг эту языческую дрянь.

– Поосторожнее со словами, - предупредил его Святослав, - не скажи такого при гостях.

– Да я же понимаю… - извиняясь за несдержанность, притих он.

Великая княгиня тоже вышла с другими женщинами, хотя Изяслав, в отличие от братьев, на охоту так и не собрался. Перебрав лишнего, он снова заночевал у Коснячки со своей ненаглядной Ладой. Все натужно делали вид, что великий князь плохо себя чувствует и поэтому о нём лучше и не говорить. Игорь поднял глаза к окнам одной из горниц, и увидел спешно отстранившуюся невесту свою, Елену. Как и он, она не упускала случая, чтобы разглядеть наречённого, но откровенно делать это было некрасиво. Младший Ярославич приосанился, разулыбавшись. Когда же, когда эта свадьба? Скорее бы! Сегодня он должен поймать самого большого зверя, чтобы доказать Елене свою удаль.

Наездники пустились вперёд. У Золотых ворот, ведущих на юг, уже ждали полоцкие всадники во главе со своим князем. Всеслав поприветствовал своих дядей и, пропустив их вперёд, присоединился к выезду. Охота началась.

Столетние дубы в Зверинце таинственно теснились, охраняя раскинувшиеся за ним на берегу Днепра Выдубичи, одну из княжеских резиденций. Тропы между ними, утопая в густом папоротнике и орешнике, прятали лесных обитателей. Но когда начиналась охота, от шума и топота нескольких десятков копыт всё оживало, поднималось, подскакивало и взлетало. Сюда не приезжали пострелять птицу, сюда наведывались за чем покрупнее. Сломя голову, князья с дружинниками проносились под раскидистыми кронами, перепрыгивая через валежник, настигали лис, кабанов, лосей, волков. Сегодня целью у каждого тоже был какой-нибудь увесистый зверь. С копьями, прилаженными к сёдлам, с луком и стрелами за спиной, Святослав первым вторгся в зелёное царство Зверинца. За ним по пятам шли Всеволод и Всеслав, но когда лес поглотил охотников, они разъехались в стороны. Святослав остался со своими ближайшими дружинниками, приехавшими с ним ещё с Волыни, Перенегом и Аловом. Один был из Владимирова града (3), другой – варяжский наёмник, с византийских походов вошедший в дружину русичей, он был постарше Святослава, но от того не меньше уважал его, ценил и выказывал преданность.

Где-то хрустнула ветка. Мужчины тотчас среагировали и повернули туда головы. Опытные глаза различали движение в трепещущей под лёгким ветром листве.

– Чую, олень там, - вытянул руку Алов в юго-западном направлении.

– Что нам олень? Не затравить ли кабана? – с азартом поинтересовался Перенег.

– Берём первое, что придёт, - решил Святослав, - олень так олень, кабан так кабан.

– Что ж, тогда посмотрим, кто там шумел, - покорился волынянин, и они втроём подстегнули коней туда, куда указывала рука Алова.