Усобица триумвирата

– А там что за дела у тебя были? – нахмурился невольно Святослав.

– Ну, знаешь ли, Всеслав к нам приехал, а мы к нему – нет? Неудобно без ответного жеста. На обратном шляхе тоже, может, заверну. Любопытно у него там. Угощает знатно! Вовсе не глушь, и хоромы у него прекрасные!

– Тебе попировать больше негде, что ли, Из?

– Ты со мной, как с мальчишкой, не разговаривай, Свят! Мне если угодна компания Всеслава, почему я не могу его навестить?

– Можешь, конечно, можешь, - закончил эту тему молодой мужчина.

Коней завели на струги, и странники выдвинулись по Ильменю до Ловати, по которой можно было проплыть не менее трёх сотен вёрст. Дорога-река действительно лежала вдоль полоцких земель (или, как утверждал Всеслав – через них), но Святослава туда не тянуло. Хотя, если Изяслав сближается с Всеславом, то лучше мимо этой дружбы не проходить и самому тоже за всем посматривать. Но где взять время на всё, где ко всему успеть? Задерживаться ещё – это провести мало времени в Чернигове, чтобы не застать морозы и доехать до Тмутаракани до них. А Вячеслава-то навестить нужно было, посмотреть, зажила ли окончательно его нога? Ладно ли он устроился в своём граде?

Приблизившись к перевалочному порту на Ловати, осушили вёсла и ступили на землю. Продолжили путь в седлах. Когда показались стены Витебска, Святослав всё-таки решил сделать остановку в городе, послушать, что там говорят, посмотреть, какие люди там живут? Стоявший на Западной Двине, Витебск был немал, люден, обжит, и свевов с норманнами ходило в достатке. Двина соединяла его с Полоцком, через который текла дальше, сквозь земли ливов и земгалов, до самого Варяжского моря, откуда и прибывало иноземцев.

Найдя местного воеводу, Святослав представился и попросился на ночлег. Ему с его людьми предоставили залец в повалуше – княжьих дворов тут не было, - угостили от общего стола. Разговорились. Конечно же, своим князем все считали Всеслава Брячиславича, и речи не шло о том, чтоб считать себя подчинёнными Киеву или Новгороду. Особенно радовались полоцкому хозяину норманны – он не принуждал их креститься, уважал и чтил тех же богов, что и они.

– У нас тут люди свободные! – сказал воевода. – Сюда часто бегут из разных краёв. Здесь мужиков молиться не неволят, а девок в монастыри не отправляют за природное!

– В грамоту у вас учат? – поинтересовался Святослав. – Или совсем монахов нет?

– Нет, спасибо Перкунасу![4] А на что эта грамота нужна, скажи, князь? На ней только про распятого Бога пишут! И басни всякие. Люди как читать научатся – так с ума сходят! Это я точно знаю. Нам этого не надо здесь! Защити Перкунас Всеслава Брячиславича! Хоть бы тоже не обезумел этой «культурой» греческой. Понапривозят из-за моря суеты и глупостей! Будто без них плохо жили.

– В книгах знание есть.

– Какое такое знание? Какие слова правильные говорить этому их злому богу, который хочет убить всех остальных и остаться единственным? На это время тратить – жизнь зря терять! Я лучше спляшу и выпью лишний раз! А хотите с нами? У нас бочонок задористого мёда есть!

– Нет, благодарю, воевода, мне утром дальше в дорогу, - вежливо отказался Святослав. Печально ему было слышать такие разговоры. Как дед Владимир делать – насилу сносить идолы и загонять занесённым мечом всех в реку креститься – нельзя, а как ещё объяснить, что христианство не причиняет зла? Греки научили строить крепкие каменные дома, красивые храмы, быть милосерднее и справедливее. Они живут большой империей, внутри которой закон и порядок, а здесь, на Руси, жили вечными набегами и племенной враждой. Неужели не лучше принять мирного Бога с его заповедями? И хотя Святослав сам читать не любил, писать он обучился и знал, как это пригождается. А брат, Всеволод, благодаря книжничанью своему языки другие выучил, мог говорить с послами из заморских стран. Разве плохо это всё? И тем не менее, народ любил Всеслава Чародея, который не трогал их традиции и хранил древний уклад.

В Смоленск отправились засветло, когда солнце ещё не взошло из-за леса и едва стих ночной писк совы. Там можно было снова погрузиться на струги и спуститься до Любеча по Днепру, а от него уже и до Чернигова хорошей рысью недалеко. Отправив вперёд Перенега предупредить о себе, Святослав с каждой пройденной верстой чувствовал приближение к Киликии и детям, и нетерпение разгоралось – скорее бы туда, скорее!

На гульбище стояла одиноко Ода с парой челядинок и тиуном. Сердце князя сделало тревожный перебой – что с братом? Он же предупредил, что едет, послал вестового, как полагается, чтоб не напугать никого явлением дружины. Подогнав коня, Святослав спешился у самого крыльца и наспех поклонился:

– Доброго дня, сестрица!

– Здрав будь, князь, - поклонилась низко девушка в ответ. Выглядела она почему-то жалобно, так что Святославу хотелось сказать ей какое-нибудь доброе слово, приободрить по-отечески. Хоть и ставшая матерью, княгиня всё равно выглядела очень юно, тонкая, хрупкая и тихая, отчего казалась ещё незаметнее, прозрачнее.

– А что же Вячеслав меня не встречает? Или нездоров? – насторожено косился на вход в хоромы Святослав.

– Он… спит ещё, - медленно, подумав, сказала Ода.

– Так что ж не разбудили? Я для того Перенега и отправил! Он предупредил?

– Да-да, - вынырнул тот откуда из-за угла, не то от конюшен, не то уже из кухонь, где искал одновременно и еду, и какое-нибудь милое сердцу общество. – Я известил.

– Князь… хворает… - растеряно произнесла и потупила глаза Ода.

– До сих пор? – Ярославич взметнулся по ступенькам и оказался рядом с ней. Девушка застыла, чтобы не дрожать от его близкого нахождения. – Или ему хуже стало?

– Нет, не стало. – Святослав попытался войти внутрь, но княгиня как будто бы хотела загородить ему вход. Испугавшись, что он коснётся её, что они невольно соприкоснутся, если она окажется у него на пути, Ода тотчас отступила обратно, но мужчина успел заметить её движение. Нахмурившись, он уверенней двинулся под своды: - Князь! Святослав Ярославич! – бросилась было останавливать его Ода, впервые произнёсшая, кажется, вслух имя, заставлявшее её трепетать и мечтать нескромно, но преследовать его она не решилась, зная, к чему сейчас придёт черниговский князь.

Распахнув дверь в братову светлицу, Святослав застыл на пороге. На кровати лежало трое: посередине Вячеслав, а по бокам – голые, в чём мать родила, девки. Непристойная картина, сдобренная винным кислым запахом, пропитавшим всё помещение, лишила Святослава слов. От гнева у него перехватило дыхание, так что с минуту он не знал, что делать? Глядеть на обнажённые тела вот в таком положении было противно. Что-то животное, мерзкое, непотребное прилипло к уснувшим во хмелю, пересношавшимся бездумно, ради удовлетворения похоти людям.

– Это что ж такое?! – обретя, наконец, голос, пророкотал зычным басом Святослав. Девицы подскочили, как разбуженные на дровнице кошки, и, увидав постороннего, завизжали, спрыгивая с постели, ища свои рубахи, замельтешив спросонья в сбитом ориентировании: куда бежать? Где укрыться? Вячеслав пошевелился, но, не открывая век, начал потирать их. Когда голозадые девки, решившие одеться после того, как унесут ноги, проскочили мимо князя Черниговского, отвернувшегося от их качающихся и прыгающих грудей, он увидел корыто с водой. Не стал зачерпывать ковшом, а, взяв его всё в свои сильные руки, поднял над кроватью да перевернул. Вячеслав подскочил, откашливаясь, утираясь, тряся головой и всклокоченной короткой бородой.