Утерянное Евангелие. Книга 2
Шрифт:
– Снова?
– В тот раз приезжали сваты. Слова нашей Рагнхильд «Не хочу розути робичича» заставят Вальдемара что-то предпринять. Иначе получается, что он согласился с тем, что его мать – рабыня. Он будет нападать уже без переговоров.
– Когда? – спросил Хрольв.
– Этой ночью, – бесхитростно ответил Бьорн и отпил горячего меду из своей сильно потертой деревянной чарки.
Его брат сокрушенно покачал головой и встал. «Вот кто тянул за язык эту малолетку?!» – спросил он сам себя. Его младшей сестре Рагнхильд на момент приезда сватов от Владимира в позапрошлом году было четырнадцать лет. Все равно ее отдали за киевского Ярополка. Зачем надо было выказывать свое неуважение семнадцатилетнему новгородскому князю?
– Дни
В этот момент раздался звук трубящего рога с дозорной башни, выходящей на сторону истока Полотвы.
– Вероятно… – произнес Хрольв, но не договорил, услышав еще один рог с дозорной башни со стороны реки Бельчицы.
Полоцк контролировал торговый путь «из варяг в греки» в той его части, где купеческие ладьи заходили в Западную Двину из Рижского залива Балтийского моря. Из верховьев Двины они попадали в притоки Днепра. Сто лет назад Полоцк был завоеван Хрольвом Пешеходом – сыном Регнвальда Эйстейнсона, ярла Мера и ближайшего соратника норвежского конунга Харальда Прекрасноволосого. Тот легендарный Хрольв был прозван Пешеходом, потому что ни одна лошадь не могла нести его, так он был велик и тяжел. Так что если не на ладье, то в условиях бездорожья он вынужден был всегда передвигаться пешком.
7
Снежен – «декабрь» на языке дреговичей.
Город, которым теперь владел его сын Регнвальд Хрольвсон, состоял из двух замков, верхнего и нижнего, и города Заполотья. Он был окружен со всех сторон глубоким рвом, высокими валами и деревянной стеной. Верхний замок был укреплен стоячим тыном с девятью башнями, нижний – стенами из горизонтально уложенных бревен с семью башнями, а посад перед ними – врытыми в землю под определенным углом деревянными надолбами, не позволявшими атаковать коннице.
То есть Полоцк, окруженный двойным палисадом и глубоким рвом, был хорошо приспособлен к обороне. Вот почему были так спокойны ответы норвежца Бьорна на тревожные вопросы младшего брата. Вот почему выросшая первой красавицей города Рагнхильд, родившаяся с золотой ложкой во рту, под покровительством могучего отца и старших братьев привыкла помыкать юношами своего брачного возраста и не преминула пустить шпильку в адрес семнадцатилетнего новгородского князя, зная, что отец пообещал выдать ее за двадцатидвухлетнего великого князя киевского.
Все дружинники Регнвальда из норвежцев и дреговичей были уже на стенах. Предстояла ожесточенная оборона против кривичей, ильменских словен, чуди и персональной дружины Владимира, также состоявшей из норвежцев под командованием Сигурда Эйриксона.
На глаза Хрольву попалась шестнадцатилетняя Рагнхильд. На время своей беременности она предпочла приехать из Киева в Полоцк, к своей матери Герлок.
Внезапно набежавшие с моря тучи просыпались крупными хлопьями мокрого снега.
– Хоть пожара можно не бояться! – обрадовался Бьорн, вглядываясь в неясные пока фигуры, темневшие вдалеке на льду русла Полотвы.
– Селяне в ужасе, – заметил Хрольв. – Войско новгородцев кормит лошадей их посевным запасом зерна.
– Это не так уж важно, – ответил Бьорн, всматриваясь вдаль и пытаясь прикинуть количество вражеских воинов.
Ему мешал падавший снег, из-за которого ближе к горизонту ничего не было видно.
На стену поднялся сам князь Регнвальд с младшими дружинниками. Те принесли металлические шлемы и кольчуги.
– Держите, – сказал сыновьям старый норвежец и скомандовал зычным голосом: – Приготовиться всем!
К надолбам уже приблизились первые группы легковооруженных всадников-чуди.
Хрольв бросил перед собой мокрые доспехи. Надевать их совершенно не хотелось, снег уже набился в
ячейки кольчуги и в его волосы. «Всемогущий Один! – подумал Хрольв. – Я зря тратил время, вынашивая пустые замыслы предстоящих походов. Враг сам пришел к отчему дому. Сейчас я прошу лишь об одном: дай мне прожить эту ночь достойно!»Бьорн просто переодевался, без всяких молитв. Его мать Герлок собрала всех ребятишек княжеского терема в подполе и перепоручила их беременной Рагнхильд.
– Там сколько-то кривичей, словен и чуди, – попыталась она успокоить дочь. – Они пограбят окрестности, повоюют под стенами и уйдут, твои слова не стоят бльшей мести.
Посад действительно уже легко преодолевали пешие воины названных племен, укрытые толстыми медвежьими шкурами. Их головы украшали и защищали медвежьи черепа с несодранной кожей. В руках атакующих были копья, дубины, редко у кого топоры.
«За все, что я должен был сказать, но не сказал», – мысленно говорил Хрольв, подтягивая кольчугу на плечах специальными ремешками. Молодой норвег надевал боевые перчатки с мягкой кистью и жесткими раструбами. «За то, что мы не извинились перед сватами новгородского князя Вальдемара, будем теперь откупаться кровью наших дружинников», – продолжал размышлять младший сын полоцкого князя Регнвальда.
Из снежной пелены показались всадники, рысью проникающие в посад. Конную лаву надолбы останавливали, а ручейки конников – нет.
– Они скачут сюда! – крикнул дозорный с башни, выходящей на реку Бельчицу.
Хрольв обнажил меч и откинул ножны. Нужды в них теперь не будет очень долго.
Со стороны нападающих раздался призывный рев рога. Между надолбов гарцевал всадник в медвежьей шкуре, накинутой прямо на голый торс. То был Торгисль. Он махал длинным отполированным до блеска мечом, вызывая на бой любого, кто решится выступить со стороны полоцких воинов – не важно, норвежцев или дреговичей. Шлем Торгисля украшали два больших костяных рога, облепленных снегом.
Еще раз протрубили рога, Торгисль кружил коня на месте, размахивая тяжелым мечом над головой. Регнвальд, Бьорн и Хрольв хмуро смотрели на гарцующего норвежца. Кто-то должен был выступить против него, иначе воинский дух защитников крепости падет. А этого допускать было нельзя.
Тут за снежной пеленой их взору предстало то, чего они никак не ожидали увидеть: тысячи хорошо вооруженных воинов в блестящих латах! Войска данов под стягами короля Харальда Синезубого с белым равноконечным крестом на синем фоне и йомсвикингов под стягами конунга Палнатоки с красным равноконечным крестом из молотов Тора с белой каймой и на черном фоне. Между ними возвышался самый большой стяг Рюриковичей – красное полотнище с золотым атакующим соколом.
– О, вижу я отца своего! – начал предсмертную песнь Регнвальд, расстегнув фибулу на плече.
Облепленный мокрым снегом плащ тяжело упал позади полоцкого князя.
– Вижу я и мать, и сестер с братьями, – подхватил его старший сын Бьорн. – О, вижу я, как наяву, предков своих, всех до единого!
Всадники нападающих «обтекали» Полоцк со всех сторон. Их было не менее четырех тысяч.
– Они призывают меня! – вступил Хрольв. – Зовут мое место занять рядом с ними в чертогах Валгаллы…
Даны преодолевали сугробы со стороны набережной Западной Двины. Йомсвикинги заняли берег реки Полотвы. Норвежцы – набережную Бельчицы. Кривичи, словене и чудь преодолели посад между руслами Полотвы и Бельчицы.
– …Где вечно живут храбрецы! – с этими словами старый Регнвальд поднял свои меч и щит.
Но Полоцк был обречен. Ночной штурм не позволял лучникам вести прицельную стрельбу с крепостных стен и башен. Мокрый снег сделал непригодными тетивы на луках, да и стрел с дротиками, метаемых в темноту на крики, было не бесконечное количество. Нападавшие же хорошо подготовились: их лестницы с возов окружали деревянные стены города со всех четырех сторон. По ним поднимались бесчисленные сотни озверевших от предвкушаемой добычи викингов…