Утерянное Евангелие. Книга 3
Шрифт:
Откланявшись, паства проследовала к часовне.
– Спаси вас Господь! – повторил Антип, обращаясь уже к Шитому и, повернувшись к храму, засеменил вслед за своими прихожанами…
Глава 4
«Допей хоть молоко…»
Ты слишком часто вырубаешься, Лавров. Сил не хватает? Пора заканчивать разъезды…» – думал Виктор с закрытыми глазами.
Какой ценнейший навык давно минувших дней – уметь приходить в себя с закрытыми глазами, не подавая признаков жизни. Этоумение концентрироваться даже на подсознательном уровне может быть полезно для человека, попавшего в плен, дабы усыпить бдительность охраны.
Что слышал Виктор? Слабо угадывающееся пение каких-то птиц за окном. Значит, не пустыня.
Что обонял журналист? Запах лекарств. По всей видимости, он находился в медицинском учреждении. Если не слышно шагов и голосов вокруг – значит, отдельная палата.
Что осязал он? Руки не связаны, уже хорошо. В комнате, кроме него, больше никого нет. Любой человек чувствует постороннее присутствие в помещении, даже отвернувшись лицом в стене.
Итак, если руки и ноги не связаны – значит, все не так уж плохо.
Что с одеждой? Какая-то тонкая ткань на теле. Похоже на хлопчатобумажную… Нижнее больничное белье… Понятно: кто-то переодел. Для того чтобы содержать человека под стражей, необязательно его переодевать.
И последнее. Что он помнил? Море, Ислам на плечах, неимоверный зной и влажность, красные круги перед глазами… Салман – предводитель местных бандитов… «Так почему же я еще жив?» – думал Виктор, принимая решение открыть глаза.
Лавров сразу узнал плохо побеленные потолки лазарета благотворительный миссии Аниссы Абрар. Допотопный вентилятор, который, должно быть, в последний раз работал еще до гражданской войны, взялся ржавчиной по краям лопастей. А это что?.. Виктор только сейчас понял, что лежит под капельницей. Штатив с почти закончившимся флаконом какого-то лекарства стоял в изголовье, в вене локтевого сгиба торчала игла. «Так. Хоть не в плену, уже хорошо. А где Ислам?» – Журналист не собирался разлеживаться, тем более когда от него по-прежнему зависели жизни людей: и заложников «Карины», и его нерадивого товарища Ислама.
Виктор немного подождал, пока флакон с препаратом закончится. Никто не пришел снять капельницу, и украинец спокойно сел, вынул из вены иглу, сжал руку в локте и поднялся. Лавров не ошибся: на нем было обычное хлопчатобумажное белье. Рядом на спинке стула лежал больничный халат. Вот только тапочек не было. Очевидно, в клинике доктора Аниссы не нашлось обуви сорок шестого размера. Надевая халат, журналист почувствовал боль во всем теле сразу. Так бывает, когда после долгого перерыва переусердствуешь в тренажерном зале. Ноги будто налиты свинцом и совершенно не сгибались. Виктор сделал два шага и, не удержавшись, плюхнулся на тот же стул со спинкой. Ему казалось, что все это происходит не с ним.
«А голова дурная-дурная», – подумал Виктор. И действительно: ощущения были такие, будто он вчера перебрал, но сегодня голова совсем не болит и от этого хорошее настроение.
«Ты разберись, Витюша, – рассуждал мысленно украинец. – Тело, как после качалки. Голова, как после пьянки… Что ты вчера делал – пил или занимался спортом?»
Набравшись терпения, Лавров кое-как встал и босиком на прямых ногах вышел в крохотный коридор лазарета. Пройдя несколько шагов, оказался у соседней двери – она была приоткрыта. В тонкую щелочку он увидел Ислама, лежащего на койке с тяжелой повязкой на голове.
– Живой, – облегченно произнес журналист. – Успели…
В следующую секунду Виктор почувствовал, что теряет силы.
Голова закружилась и… Его подхватил под мышки Салман, вынырнувший неизвестно откуда. Крепкий молодой предводитель группировки не уступал Виктору ни в росте, ни в силе. Он что-то громко закричал на своем родном языке. Ему на помощь с улицы тут же прибежали несколько воинов. Они подняли Виктора и отнесли обратно на койку.– Сумасшедший белый дурак! – злилась Анисса, набирая в шприц раствор из ампулы.
Виктор лежал на койке и внимал словотворчеству своей спасительницы.
– Мало того, что принес мне рыбака, которого я еле-еле спасла. Так ты и сам туда же стремишься? На тот свет?
Положа руку на сердце, Анисса была рада тому, что Виктор жив.
– Я очень рад нашей встрече, Анисса! – улыбнулся Виктор.
Сомалийка подошла к Лаврову, держа шприц наизготове.
– Повернись к стене и спусти штаны! – скомандовала она.
– А я боюсь уколов.
– Ничего. Укол – не ампутация. Потерпишь. Поворачивайся!
– …Да, тем более, когда укол делает такая красивая женщина, – продолжил Лавров, подчиняясь.
– Ухаживать нужно было 25 лет назад! – отрезала Анисса, вынимая иглу и смачивая место укола спиртом.
– Почему Салман меня не убил?
– Мой сын – не убийца! – сердито ответила врач.
– Ну, раз меня не убил – значит, не убийца. И все же. Почему меня не убили? – настойчиво продолжал расспрашивать украинец.
– А ты что, расстроился? – парировала Анисса. – Лежи спокойно, тебе нельзя напрягаться.
– Доктор! Что со мной? – ехидно спросил Виктор.
– Хочешь знать диагноз? Ты – большой белый дурак! Хоть и отважный!
– Ну-у-у, этот диагноз я знаю! И для этого не нужно быть врачом.
– Зачем ты полез в эту проклятую страну? У тебя же двое детей!
– Знаешь, Анисса, этот вопрос я слышал почти во всех странах мира.
– Ты не сделал то, что хотел?
Анисса прекрасно знала, для чего приехал Виктор: спасти пленников «Карины». Но, как и любая занятая женщина, она привыкла изъясняться лаконично, если только дело не касалось медицины.
– Нет, – грустно ответил украинец.
– А твои друзья? Маломужич и Игорь… живы?
Только тут Виктор понял, что он сам до конца не знает, жива его группа или нет. Он просто пожал плечами.
– Живы… – то ли спросил, то ли утвердил журналист.
Стоящая в стороне девятнадцатилетняя Лейя подпрыгнула от радости, и Виктор на секунду представил, как в таком случае мог бы подпрыгнуть Игорь. Лавров гнал от себя мысль, что его друзей может не быть в живых.
…А потом было теплое верблюжье молоко… с верблюжьим салом.
– Пей! Это придаст тебе силы, – настоятельно потребовала Анисса.
– А желудок не того?.. – неуверенно спросил Виктор. – …Не завернется?
– Верблюжий жир – это любимое лакомство бедуинов в Аравийской пустыне.
Виктор не раз бывал в Аравийской пустыне, но никаких блюд из верблюжатины не пробовал. Зато хорошо знал, что корабль пустыни – верблюд – самая большая ценность у бедуина. И чем больше у него верблюдов, тем богаче их хозяин. В некоторых странах верблюд ценился, как автомобиль марки «мерседес», а здесь, в Сомали, добыть у нищего скотовода верблюжьего молока, а тем более верблюжьего жира было настоящим подвигом. И этот подвиг сомалийцы совершили ради него – белого гостя из Европы. Это стоило дороже всех денег, и Виктор не мог отказаться от такого внимания, хотя и слышал от бывалых путешественников, что противнее верблюжьего жира на земле могут быть только сырые верблюжьи яички.