Увертюра ветра

"Самая настоящая и распоследняя", - мрачно подумала Иришь, отвечая на свой же вопрос.

Совершенно некстати вспомнилось, что она так и не рассказала Роальду о том, что это она в свое время сломала его любимую игрушку. Брат всегда был нелюдимым и молчаливым, и все время проводил в одиночестве, играясь с набором солдатиков, которые ему подарил отец на десятилетие. Иришь до сих пор помнила красивые, изящные фигурки, вырезанные из мрамора, и помнила, как Роальд обожал их и ни с кем не хотел играть. Иришь обижалась и злилась, и однажды прокралась в его комнату и спрятала сундучок с солдатиками за занавеску. У открытого окна. Столкнула вниз игрушку не она, а кто-то из слуг, но виноватой Иришь считала только себя.

Роальд, так и не вызнав, кто виноват в трагедии, еще больше замкнулся в себе. Ему, конечно же, подарили другой набор, еще лучше прежнего, но брат остался к нему равнодушен.

Извечная, о чем она только думает?! Что за нелепые мысли! Быстрее бы уже все кончилось: уже нет сил ждать!

Почему они так тянут? О чем вообще они говорят?!

– Уходите, - хриплым, севшим, но не ослабшим голосом отрезал Эрелайн.
– Уходите, и если посмеете тронуть леди - убью вас. И клинок, выкованный из драконьего пламени, вам не поможет.

– Проклятый упрямец!
– рявкнула Сумеречная, не выдержав.
– Мы оба знаем, что ты сделаешь, так хватит тянуть!

Из груди Иришь вырвался горький смешок. К чему это ребячество! Она обречена, и полноте: незачем терзать сердце глупой надеждой.

Она подняла глаза на Эрелайна. "Я обречена, - шептал ее взгляд.
– Не жалейте меня, лорд".

Встретилась - и впервые не увидела в его глазах той пугающей бездны, небесного колодца звезд, впервые разглядела что-то человеческое за холодной безразличной маской. Сочувствие, боль, жалость, вину, ненависть... много ненависти и боли, целая бездна.

Впервые увидела в нем что-то... искреннее. Живое.

Но это уже неважно. Слишком поздно.

...И почему эта Сумеречная так уверена в своей правоте?... Безупречный, следующий долгу, никогда не отступающий - разве он может согласиться на это?.. И если не может - то почему тянет? Зачем ведет этот разговор?

Где сейчас ваше безразличие, Эрелайн, в которое вы кутаетесь, как в подбитый мехом плащ, укрываясь от холода извне - и внутри? Оно так долго хранило вас, оберегало, и теперь, когда больше всего вам нужно - отступилось.

Иришь тихо, неглубоко, боясь порезаться, вздохнула - и с тоской поглядела на небо, где в пелене сизо-синих туч пряталась изменница-луна.

"А говорили - хранительница, подруга...
– грустно улыбнулась она.
– А теперь я умираю, и где ты, предательница? Даже не вышла попрощаться".

Не так она представляла себе этот вечер... и все вечера потом, которых теперь не будет.

Хоть бы лучик сверкнул в просвете, хоть бы прояснилось... но небо лишь глухо внимало ее мольбам, такое же далекое, холодное и беспристрастное, как и прежде.

Обречена.

Иришь закрыла глаза, уже сознательно воскрешая в памяти ушедшие года. Солнечную улыбку Даррена, хмурый, но заботливый взгляд Роальда... Матушку - властную и жестокую, но все-таки ее любящую - и отца... Отца, которого она так редко видела, но воспоминаниями о котором дорожила больше чем музыкой и танцами вместе взятыми. Иришь одергивала себя, чтобы ни в коем случае не начать себя жалеть, но напрасно: предательские слезы уже дрожали на ресницах, грозя вот-вот сорваться. О, какая она жалкая! Смотреть в лицо неминуемой смерти - и плакать! Что за ничтожество!

Иришь вдохнула раз, другой, пытаясь успокоиться... и замерла, вдруг расслышав окончание брошенной фразы Сумеречной фразы.

"Сердце, чернее ночи"? "Чудовище"? "Путь во тьму"?..

Что-то вдруг надломилось, и Иришь словно со стороны увидела, как разрозненные цветные стеклышки переливчатой мозаикой складываются в узор витража. Она уже знала, что увидит; знала, предчувствовала, но боялась даже представить...

Осознание пришло через несколько мгновений, протянувшихся в вечности дольше иных лет, и обреченность сменилась ужасом: всепоглощающим, бесконтрольным; от которого подламываются колени и который не дает шевельнуться, сойти с места, заставляя молча и покорно принимать свою смерть...

О, Бессердечная! Как она могла не понять этого раньше?! И как она могла идти с ним рука об руку, прикасаться к нему... танцевать с ним?!

По рукам, и талии, еще помнящим прикосновения Эрелайна, вновь засеребрился иней.

Чудовище, проклятый, смотрящий в ночь, он ходил рядом с ними, танцевал и смеялся. Он - воплощенная смерть, живая тьма, чудовище, приносящее смерть одним прикосновением, одним взглядом, одним своим присутствием! Он - тот, кто мог погубить их всех, каждый миг, каждую секунду... Чего он выжидал?! Почему не выдал себя раньше?..

"Пропала!
– с отчаянием подумала Иришь.
– Теперь точно!"

Даже Сумеречных она боялась меньше. Пусть враги, пусть вражда их тянется тысячи лет, но они хотя бы понятные, настоящие. А Эрелайн - чудовище, в глазах которого Ничего человеческого. Одна тьма, одна разверзнувшаяся бездна... Что может быть нужно тьме?!

Она не выдержала и вскинула на него взгляд, сама не зная, что хочет просесть в нем.

Бездна и тьма, тьма и бездна, небесный колодец с искрами и росчерками звезд, далеких туманностей... пустота и ничто. Как она могла хоть на секунду поверить, как она могла принять чудовище за aelvis?!

Эрелайн перехватил ее взгляд, исполненный ужаса, брезгливости и презрения.

Перехватил - и что-то в нем, еще готовым бороться, несмотря ни на что, надломилось.

А в глаза, только что таких чуждых, нечеловеческих, промелькнуло... что? Боль и отчаяние? Но...

Он разжал пальцы - и меч упал у его ног, утонув в шепчущем море трав.

Тихое, едва слышное:

– Будь по-твоему, - и его медленные, но твердые шаги.

...А сердце Иришь вновь дрогнуло, поверив. Потому что в его взгляде, изуродованном маской боли лице, сейчас было, наверное, больше человеческого, настоящего, чем у самой Иришь когда-либо.

Ей вдруг захотелось закричать, остановить его - и она сам испугалась этого порыва, погасив его. Чудовище, aelari, воплощенная тьма и смерть! То, чему нет места среди людей и бессмертных.

"И он не пощадит тебя, узнавшую его тайну..."

Всего десять шагов до того, как он...

Девять.

От незваных, предательских слез все вокруг переменилось. Небо посветлело, утратив бездонную синь; травы, и листья деревьев, и ниточки седины в темных волосах Эрелайна засеребрились... Стойте! Это не слезы!