Уйти, не оставив следов

– Конечно, девочки, устраивайтесь. Я пока салатик заправлю, его нужно перед самой подачей солить, перчить, не то будет слишком много сока.

– Тетя Мила, как всегда, хлопочет, заботится, – улыбнулась Оля, раскладывая вещи в шкафу.

– Это точно. – Я включила ноутбук. – Успею до праздничной трапезы почту проверить, – ответила я на немой вопрос подруги, – и напишу письмо одному знакомому. Он мастер в поиске информации, наведет справки о твоем предке и его сыновьях. Попытается поднять все возможные документы об аварии, в которой погибли твои родители. Может, в протоколах, отчетах всплывет что-то полезное.

– Ладно папа с мамой, но прапрадед? Какие сведения можно найти почти через сто лет?

– Ты удивишься, когда поймешь, сколько интересного можно нарыть.

– Исходных данных очень мало. Иван – имя распространенное, а фамилию предка я не знаю.

– Как не знаешь?! – Я подпрыгнула на месте.

– Очень просто. Бабуля не говорила, я, шокированная, оглушенная потоком информации, спросить не сообразила. А потом, после похорон, разобрав все документы, что хранила бабушка, не нашла ни единого намека на родство с купцом Иваном или его фамилию.

– Ладно, давай систематизируем крупицы имеющихся сведений. Твоя девичья фамилия была Рудова.

– Это фамилия отца. Мама до замужества была Тихоновой.

– А какая была фамилия у тети Маши до замужества?

– Талимина.

– Значит, дочь купца после замужества стала Галиной Ивановной Талиминой. А муж ее, помощник купца…

– Талимин Петр. Отчества не знаю.

Можно попробовать найти сведения, проследив по этой цепочке. Только боюсь, она оборвется как раз на дочери купца Галине Ивановне. Ведь она скрывала свое родство с ним, а возможности моего товарища велики, но не безграничны.

– Понимаю.

– Еще можно через мужа Галины попробовать. Я так поняла, что до революции Петр Талимин был практически правой рукою известного питерского купца?

– Видимо, так.

– Значит, и в документах того времени мог засветиться. А как звали жену и сыновей Ивана?

– Татьяна, отчества не знаю. Сыновья Дмитрий и Сергей, Ивановичи соответственно.

Пока Оля принимала душ и приводила себя в порядок, я написала письмо знакомому хакеру с просьбой найти сведения о вышеперечисленных личностях. Но в успехе этой затеи сомневалась. Хакер, конечно, способен найти доступ к любой базе данных, но исходного материала слишком мало, имена и фамилии обычные, на Руси довольно распространенные. Мой помощник ответил, что задача интересная, но может занять довольно много времени. И за точность сведений он не поручится, могут возникнуть погрешности. Я, обрадованная, ответила, что в этом деле любая, даже незначительная на первый взгляд информация может сыграть решающую роль. И заверила, что с нетерпением буду ждать от него известий. Еще попросила найти всю возможную документацию по аварии, произошедшей двадцать пять лет назад в Тарасове. Меня интересовали все подробности ДТП, в котором погибли супруги Рудовы.

Пока я торопливо приводила себя в порядок, пришел Генка. Из гостиной доносились оживленные голоса. Приятель расспрашивал Олю, как живется в «этих Европах», заверял, что выглядит она отлично, и требовал показать фотографии детишек. Тетя Мила хлопотала над пакетом провизии, которую, судя по всему, приволок хозяйственный Генка, восклицая: «Ой, ну зачем ты так тратился?» и «Куда же это все теперь? Ведь полно продуктов».

– С приездом вас, девочки! Всех присутствующих дам с прошедшим праздником! – Как только я вошла в комнату, приятель, заговорщицки подмигнув тете Миле, метнулся вон из гостиной. И тут же вернулся с тремя огромными букетами. Сначала, целуя ручку, вручил цветы тете Миле. Потом обнял и расцеловал в обе щеки Олю – «на правах друга детства», потом обернулся ко мне, вручил оставшийся букет, притом, случайно или намеренно, подошел слишком близко. – Я специально оставил тебя напоследок, чтобы руки освободить, – выдал, дурачась, Генка. Сгреб меня в охапку, нависая с высоты своего немалого роста.

– Бить будете, папаша? – приглушенно процитировала я героя одного из любимых произведений Булгакова.

Генка хмыкнул, но объятия не разжал, даже не ослабил.

– Ничего не пойму, чего ты, Женечка, говоришь? – в повисшей тишине неожиданно громко прозвучал голос тети Милы.

– Между прочим, я скучал, – негромко обронил Генка, вздохнул и добавил шепотом: – Поговорить надо, тет-а-тет.

– Это я шучу так, теть Мил, – громко заявила я, потихоньку высвобождаясь из Генкиных медвежьих объятий. – Давай чуть позже прогуляемся, – шепнула приятелю.

Оля наблюдала всю сцену молча, уткнувшись в цветы, в ее глазах прыгали веселые искорки.

– Тетя Мила, давайте я помогу вам букеты расставить в вазы. Женя, и свой давай.

Я протянула розы, разомкнув наконец объятия и немного отстраняясь от приятеля.

– Генка, что это на тебя нашло?

– Говорю же, соскучился, – снова приблизился он, – может, поцелуемся?

– Если ты решил продемонстрировать тете Миле всю серьезность своих намерений, не переигрывай. Тем более что нас тактично оставили в комнате одних.

– А если нет? Если я хотел обнять любимую женщину? – отворачиваясь, сердито буркнул приятель. – Женька, вот скажи, откуда в тебе это стремление все и всех подвергать сомнению? Испытывать на прочность?!

– Жизненный опыт, наверное, – прищурилась я.

– Рассказывай! Ты с детства такой была! Ни наивности, ни доверчивости, обычно присущих всем юным особам, никогда не проявляла!

– Значит, это генетический опыт!

– Чего?!

– Доставшийся от предков. Проявляется в любом возрасте, присутствует всегда, на подсознательном уровне, – с серьезной гримасой вещала я.

– Ври больше! Ты в подобную ерунду никогда не верила, – с сомнением в голосе протянул Генка.

– Что нас возвращает к природной черствости и недоверчивости. – Дурачась, я изо всех сил удерживала серьезное выражение на лице.

– Разводишь… В этом ты, конечно, мастерица, – насупился Генка.

– Разве что немножко, – наконец, не выдержав, я рассмеялась. – Ладно тебе дуться, – обняла приятеля, легко касаясь губами, поцеловала в щеку, – пошли к остальным, может, тете Миле помощь нужна, и неудобно заставлять себя ждать.

Ранний обед превратился в дружеские посиделки, плавно перетек в ужин и, затянувшись, грозил стать вечером воспоминаний. Сначала Оля рассказала о спокойном течении жизни в маленьком европейском городке. Вопросы сыпались на нее со всех сторон. Похвасталась успехами мужа на ниве карьерного роста, скромно умолчав о личных достижениях. Живо и красочно описала свой быт. Рассказала, какой у нее чудный дом и любовно устроенный зимний сад. Темы недавней смерти свекрови и проблем с законом самой Ольги все тактично избегали.

Потом тетя Мила стала расспрашивать о малышах. Бросая в мою сторону сердитые взгляды и намеки, мол, от некоторых черствых девиц внуков не дождешься, так хоть о чужих детках поговорить. Генка тоже включился в игру: закатывал глазки, томно вздыхал, всем своим видом намекая, что он-то давно готов, а вот черствые девицы… И чего им надо в этой жизни – не понять.

Завершились посиделки воспоминаниями о времени нашей учебы и детских шалостях и проделках. Оля с Геной наперебой сыпали веселыми рассказами. Даже у тети Милы нашлась пара историй. Я радовалась атмосфере всеобщего веселья и тому, что подруга оживилась и забыла на время о проблемах. Поддерживала настроение репликами и уместными комментариями, но размышляла совсем о другом.