Уйти, не оставив следов

– Не поняла. Где?

– Здесь, в Тарасове, в твоей комнате тети-Милиной квартиры, – виновато потупившись, пробормотала Оля.

– Ну ты даешь! Промолчать о семейной тайне – это я еще могу понять. Хранить ее требовала бабушка, любя тебя и желая уберечь от беды.

– Она действительно настаивала и перед смертью взяла с меня обещание, прости.

– Но оборудовать тайник в квартире тети Милы! Как ты додумалась до этого?! Когда успела?!

– Если ты немного успокоишься и подумаешь, то поймешь – надежней места мне было не найти. Никто и никогда не смог бы догадаться здесь искать. А значит, вам ничего не угрожало.

– Согласна, пожалуй, ты права. – Я присела на соседнее кресло, взяла брошь в руки, повертела. – Но ты очень рисковала, хозяева квартиры могут обнаружить тайник, когда задумают капитальный ремонт, – я сама себя оборвала и задумалась. – Погоди, тетя Маша умерла за полгода до выпуска. Значит, ты могла спрятать брошь на весенних каникулах или после окончания Ворошиловки, перед твоим отъездом в Москву. Но мы с тетей Милой действительно делали ремонт и мебель меняли, где же была все эти годы брошь?

– В твоих вещах. Я спрятала ее надежно и не боялась, что ты спустя годы выбросишь этот предмет за ненадобностью, ведь это был подарок на память.

– Заинтриговала, – медленно протянула я, взвешивая на ладони брошь, осматривая комнату и пытаясь сообразить, о чем говорит Ольга. Мелкие или новоприобретенные вещи я отметала сразу. Это должен быть предмет, который я храню со школьных лет, достаточно большой и тяжелый сам по себе. Взгляд упал на массивную резную шкатулку из красного дерева, инкрустированную медью и эмалью. Ее мне подарил Генка в день выпуска и взял обещание беречь эту вещицу на память о нем, как бы нас ни разбросала жизнь. Шкатулка всегда стояла на комоде, я хранила в ней серебряные безделушки и пару ниток речного жемчуга.

Я подошла к комоду, открыла шкатулку, внимательно осмотрела внутри.

– Тут подкладка с правой стороны надрезана чем-то острым, – прокомментировала я.

– Прости, завтра все поправлю, заметно не будет, – отозвалась Оля.

– Генка, когда дарил, рассказывал, что это старинная вещица, раритет. Просил беречь как зеницу ока. Неужели он знал?

– Что ты, конечно, нет.

– Петров искал для тебя нечто особенное, но что мог купить курсант на сэкономленные карманные деньги? Однажды на стихийном рынке, где продают обычно разный хлам, мы увидели шкатулку. Я заверила, что если ее привести в порядок, вещица будет выглядеть достойно и дорого.

– Кто же ее реставрировал?

– Я сама, правда, ходила на консультацию к старому мастеру-краснодеревщику. Он объяснил, как правильно очистить дерево, каким воском натереть, чем медь отполировать. А внутри покрытие оказалось сильно испорчено, его пришлось удалить и заново обить внутренности бархатом. Мы с Генкой выбрали темно-зеленый, под цвет твоих глаз.

Я погладила пальцем завитушку на шкатулке, грустно усмехнулась:

– Если бы только знала, с какой любовью вы готовили для меня подарок…

– Генка промолчал о моем участии не просто так. Во время реставрации я заметила, что у шкатулки двойное дно, небольшое отделение для особо ценных вещей. Как раз тогда я узнала семейную историю и поняла, что лучше и надежней тайника не найти. Вот я и замаскировала выдвижную крышку бархатом, а приятеля уговорила молчать. Чтобы никому не пришло в голову связать Ольгу Рудову со шкатулкой Евгении Охотниковой.

– Понятно.

– Женя, ты не сердишься? Я понимаю, что преследовала свои интересы, но меня буквально парализовал ужас. Притом, храня тайну ото всех, я была уверена, что вам с тетей Милой ничего не грозит.

– И оказалась права, как доказывает жизнь. Если эта брошка так ценна, что некто ее продолжает искать спустя не один десяток лет, то…

– Что ты хочешь сказать? Женя, не молчи, – тут же встревожилась подруга.

– Ты действительно надежно спрятала вещицу, и не будем больше об этом. Я правда не сержусь.

На самом деле мне пришла в голову простая мысль. Если некто был так серьезно настроен, переезд Оли в другой город или даже другую страну не мог ее обезопасить, по крайней мере надолго. Значит, все эти годы подружку держали под колпаком, но очень осторожно. Тщательно и аккуратно обыскивали ее квартиры в Москве и Вене, дом в Саутгемптоне. Тот факт, что Оля ничего не замечала, говорит о высоком профессионализме. А то, что они сейчас проявили себя, может быть жестом отчаяния или способом оказать психологическое давление. Ведь, по сути, они добились своего: Оля достала брошь из тайника. Ну нет, господа хорошие, мы еще посмотрим, кто кого. Подруга только стала немного успокаиваться, приходить в себя после пережитого, поэтому я не торопилась сообщать свои соображения, зачем пугать зря. Но если я права, нас должны взять под плотный колпак в ближайшее время. Завтра и проверим.

* * *

Ранним утром я вышла на балкон, зябко кутаясь в легкую спортивную толстовку, закурила сигарету, осмотрела двор. Вдоль клумбы стояли машины, припаркованные владельцами, живущими в соседних подъездах. Обычно я ставлю «фольк» на стоянку, но вчера тоже бросила под окнами. А вот Генкиного авто не наблюдалось, наверное, водитель забрал ни свет ни заря. Я поежилась и вернулась в комнату.

Оля уже проснулась, она нежилась под одеялом, щурясь на свет настольной лампы.

– Прости, разбудила тебя?

– Нет, что ты. Выспалась просто, впервые за последнее время. Как там погодка?

– Пасмурно и влажно, будет дождь или снег.

– Или, как частенько бывает в Тарасове ранней весной, и то и другое сразу, – счастливо улыбаясь, предсказала Оля. – Ты давно проснулась?

– Да, рассматривала твой раритет.

– Брошку? А что с ней?

– На сегодняшний день это наша единственная зацепка.

– Наверное.

– Смотри! – Я включила настенное бра, села рядом с кроватью, поднесла брошку к пятну света и медленно повертела. – Изделие массивное, из серебра, работа старинная, век примерно восемнадцатый.

– Ага, камни блестят так. – Оля подняла подушку повыше и устроилась в постели полулежа.

– Представляет собой узор из листьев виноградной лозы, обвивающей крупный камень в центре. Камень ярко-огненного цвета с золотистыми вкраплениями. Миниатюрные виноградинки сделаны из качественного гематита, листья и лоза инкрустированы марказитом. Красивая, неординарная вещь, может стоить немало, несмотря на то что материал – скромное серебро.

– А как называется красный камень? Опал?

– Да, в центре изделия огненный опал. По моему мнению, основную ценность представляет именно он. Марказит и гематит – камни полудрагоценные. А вот опал – очень дорогой, особенно такой крупный и редкого огненного оттенка.

– Женя, ты думаешь, что эта вещица сама по себе стоит дорого? И представляет интерес для этих людей? А как же клад?

– Я рассматриваю ее целое утро со всех сторон – никаких намеков на клад, его местоположение или способы поиска. Ничего не нашла. Скажи, ну как такая вещь может быть ключом?

– Может, «ключ» это аллегория?

– Скорее всего. Видишь, узор какой замысловатый: веточки, листики, вот, смотри, тонко завитый усик винограда. Нет, такого сложного замка быть не может. Тем более что серебро металл мягкий, гнется легко. Но если вещица замка не отпирает, а называется ключом, значит, в ней кроются подсказки, просто мы их не видим.