Узоры на коже

— Нет, нет, что вы? — Мама, моя милая, добрая мама, смотрит на отца, пытается понять, что делать дальше, да только всё вышло из-под контроля и ничего здесь уже не поделаешь. — Поля, Павел, присядьте, это просто какое-то недоразумение. Папа сейчас выпьет кофе, остынет и возьмёт свои слова обратно.

Отец откидывается на спинку стула и сжимает двумя пальцами переносицу. Сейчас он кажется гораздо старше своих лет, будто в один момент на него накинули лет десять сверху.

— Анжела, я тебя прошу, ничего я брать назад не собираешь, и ты прекрасно об этом знаешь. Если Полина сейчас выберет эту татуированную обезьяну без должного воспитания и образования, не знакомого с элементарными правилами приличия, то мне не о чем с ней разговаривать.

— Юра, но она же твоя дочь! — Мама близка к истерике, только отцу плевать.

— Значит, я плохо воспитал свою дочь, раз она до сих пор его не прогнала, а стоит тискается у всех на глазах. Позорище, — выплёвывает, точно жабу.

И это оказывается последней каплей.

— Паша, увези меня отсюда, — заявляю громко, потому что мне надоело всё это выслушивать. Брэйн кивает и отодвигает свой стул.

— Знаете что, малоуважаемый Юрий? Вы зря на себя наговариваете: вы воспитали отличную дочь, которая способна за внешностью увидеть душу. Но человек вы, конечно, дерьмовый. Пошли, Поля. Моё почтение, Анжела.

Отец замирает, словно его наотмашь ударили, а мама громко всхлипывает. Шепчу ей одними губами «позвоню» и делаю шаг в другую жизнь.

26. Брэйн

— Ой, что-то мне нехорошо. — Полина стремительно бледнеет, точно в обморок готова свалиться в любой момент. — Сейчас, секундочку, в глазах что-то потемнело.

— Может, вернёшься? — спрашиваю, прижимая хрупкое тело к себе. Вокруг шумит город, но мы будто зажаты в тисках вневременья, просто стоим посреди улицы в нескольких шагах от чёртового "Французского завтрака", и многочисленные прохожие обходят нас стороной. Я подспудно ожидаю, что вот сейчас откроется дверь кафе, и на пороге возникнет Юрик, позовёт дочь обратно, поговорит, вину свою признает, но нет — чудеса, наверное, случаются с другими.

В глубине души я понимаю Полиного отца — я на самом деле не предел мечтаний заботливого родителя: пью, дерусь, да и баб у меня в жизни было столько, что не сосчитать, но и в пропащие меня рано записывать. Внутри закипает здоровая злость, когда хочется доказать себе, Полине, всему грёбаному миру, что всё это не зря. Всё сделаю для того, чтобы моя девочка не пожалела, что со мной связалась.

— Вернуться? Ага, конечно, — фыркает и высвобождается из объятий. На лице читается суровая решимость, а в глазах горит опасный огонёк. — Видеть его больше не хочу, и так всю жизнь правила свои диктовал. Хватит, надоело.

— И то верно, — замечаю и беру её руку в свою. — Пошли, изгнанная принцесса, в магазин. Я вообще-то за молоком из дома вышел.

— А потом куда? — Вижу, что расслабляется, хоть глубокая складка меж бровей ещё не до конца исчезла, а рука в моей чуть подрагивает.

— Потом в студию поедем, пару дел нужно сделать. Пусть я в отпуске, но работу всегда найти можно.

Знаю, что ей нужно отвлечься, а ничего так не приводит в норму, как скучная повседневная рутина.

— Да, хорошо, — кивает и делает шаг, но вдруг останавливается, точно вспомнила что-то. — Слушай, а отвезёшь меня потом в одно место?

— Если к любовнику, то сама добирайся, — улыбаюсь и целую Полину в макушку.

— Сумасшедший, да? — бьёт меня своим почти детским кулачком в плечо, и слабая улыбка трогает её карамельные губы.

Не могу устоять, рывком отрываю Полю от земли и, удерживая, целую в губы. Плевать, что люди кругом, что увидеть могут, а её странные во всех отношениях родители всё ещё где-то рядом. Постепенно напряжение отпускает, Полина расслабляется, крепче обнимает за шею и яростно обхватывает ногами за талию.

— Может, ну его к чёрту эту молоко? — хрипло спрашивает, когда прерываю поцелуй.

Понимаю, что в ней говорит стресс и отголоски той боли, что причинил отец жестокими словами. Мне плевать, что движет ею, когда так откровенно хочет меня, но в глубине души знаю: секс хоть и отличное лекарство, но нужны комплексные меры.

— Нет, детка, молоко — это святое.

Поля нервно хихикает, когда подмигиваю ей, и идёт следом к ближайшему супермаркету. Мне интересно, о чём думает, но предпочитаю развлекать по дороге разными историями из прошлого, много рассказываю о чудачествах своих клиентов, чтобы не циклилась на произошедших в кафе событиях. Её отец — редкостное чмо и урод, но характеристики эти держу при себе, потому что не намерен сыпать соль на раны.

Когда оказываемся на покрытом светлой тротуарной плиткой порожке супермаркета, Полина уже не так напряжена и даже находит в себе силы смеяться. Это хорошо, отлично даже, потому что невыносимо знать, что ей больно. От этого чёрная пелена перед глазами уплотняется, а кулаки сами собой сжимаются. Но правильно ли будет избить её отца, каким бы дерьмом он ни был? Сможет ли Поля простить мне это? Наверное, именно в этот момент до конца осознаю, насколько дорога она мне и как боюсь потерять.

— Паша? Ты чего замер? — Сам не заметил, что задумался. — Нам же туда, да?

Указывает подбородком на белую пластиковую дверь магазина, но мне уже ничего не хочется. К чёрту молоко, жратву, магазины, придурка Юру и моё благородство. Пошло оно всё к чертям, в самом деле.

— Да ну на хрен. — Не узнаю своего голоса, настолько он низкий, больше на звериный рык похожий. — Домой пошли.

Это "домой" вырывается так легко и естественно, будто так и должно быть, что даже Полина не удивляется, только сдавленно охает, когда хватаю её и перекидываю через плечо. Похоже, такой способ перемещения становится традиционным. Сейчас мне нужна она, как, надеюсь, нуждается во мне. Несусь почти на предельной скорости в сторону своего жилища, будто первобытный человек — к пещере. Да я и ощущаю себя чёртовым неандертальцем, когда Поля рядом. Так было с первой встречи, так будет и впредь.

* * *

— Ты один живёшь? — Полина уютно устраивается рядом, а её обнажённая кожа такая нежная, что ловлю чистый кайф от того, как близко наши тела к друг другу.

— Если тебя волнует нет ли у меня двух жён и троих карапузов, то можешь дышать ровно и спокойно, я один здесь живу.

— Вообще я не это имела ввиду, — смеётся и прижимается ближе, закинув на меня ногу. — Родители, может, братья-сёстры?

— Мама давно умерла, а отец в другом городе обосновался, там у него бизнес и вообще… Мы с ним мало общаемся, ну то неважно. Я уже давно очень взрослый и самостоятельный мальчик.

Поля молчит, за что благодарен ей, и целует в ключицу, словно показывая: я понимаю тебя без слов. Одним ловким движением она перекатывается и оказывается сверху. Руками сжимаю упругие ягодицы, от чего она чуть слышно вздыхает и улыбается.

— Ты совершенна, я уже говорил тебе об этом?

— Не против услышать ещё раз, — улыбается почти невинно, и от этого снова чувствую полную боевую готовность. Рядом с этой девушкой моя мужская природа покоя не знает, особенно, когда сидит голая сверху и смотрит прямо в глаза.