В барханах песочных часов. Экстремальный роман

– Почему ты, Паша, определил, что этот японец порядочный человек?
– спросила Лиза.
– Человека по глазам можно определить, а у него одни щелки, ничего не видно.

– Карпов, где вы нашли это наивное дитя?
– вздохнул Кирной, - объясните ей, пожалуйста, дома, что это качество по глазам можно определить только у русского человека, а встретишь японца, смотри на губы, а встретишь американца, смотри на руки, а встретишь папуаса, смотри на национальность. Вот так!

– По-твоему, выходит, что папуасы самые порядочные люди, - надулась девушка.

Леночка решила поддержать подругу:

– Успокойся, Лиза, они порядочные, потому что им выпендриваться не перед кем - кругом джунгли.

– Верно говорите, - кашлянув, вклинился в разговор таксист, - у них в лесу больше порядку, чем в Москве, дожились, твою мать…

Перед самым домом Леночка вспомнила, что сегодня для нее очередной судьбоносный день. Влад, наверняка, уже ждет ее у родителей. Такси подкатило прямо к подъезду Трошиных. Возле входа стояли Влад, Трошин и какой-то парень без шапки с копной каштановых волос. Все курили.

Леночка вылезла из машины, взяла Иришку на руки и подошла к стоящим.

– Здравствуйте, Елена, - произнес парень без шапки.
– Я Андрей Нежный, поэт и ученик вашего отца.

Взгляд ученика был слегка затуманен и словно обволакивал Леночку, Иришку, компанию друзей, стоящих сзади нее, и все остальное, что было уже за друзьями. В следующее мгновение произошло невероятное: Иришка заверещала во весь голос:

– Папа доблый! Папа доблый! Папа доблый!
– и устремилась, вытянув ручонки, к Андрею. Тому ничего другого не оставалось, как подхватить ее на руки.

– Папа доблый, папа доблый!
– продолжала восторженно повторять девочка и теребить его заиндевелые патлы. Леночка стояла, как завороженная, и смотрела то на дочь, то на это лохматое существо с огромными добрыми глазами, которое ее дочь уверенно называла “Папа доблый!”. Она чувствовала, что происходит что-то неотвратимое, как судьба, но не могла ничего сказать. Она растерялась.

Обстановку разрядил Влад. Он бросил окурок сигареты, демонстративно растоптал его, и надтреснуто произнес:

– А может, это и к лучшему, наверняка к лучшему. Прощайте!

Влад еще секунду помедлил, словно лишний раз убеждаясь в правильности и справедливости того, что сейчас произойдет и, наверное, должно было произойти. Потом медленной раскачивающейся походкой направился в сторону Ленинского проспекта. Все молча смотрели ему вслед. Ждали, что он оглянется. Но он почему-то не сделал этого.

Первым очухался Кирной и весело заявил, обращаясь к Андрею:

– А я, между прочим, тоже ученик Александра Кирилловича, конечно не самый лучший, но…

– Сочтемся славой, как сказал один поэт, - улыбнулся Андрей и, обращаясь к Леночке, добавил:

– О чем ты думаешь, Елена?

До нее дошел смысл сказанного в какой-то космической форме, и она тут же выпалила:

– Я думаю, что ты - мой мужчина!

– Господа! Забили тамтамы !
– заорал Кирной.

Глава никакая – пять

(из Яниных дневников)

«Загородный дом Ромгура представлял собой круглые островерхие башни, соединенные длинными верандами с разноцветными витражами. Мы поднялись по винтовой деревянной лестнице, и очутились в просторной галерее, сплошь увешанной массивными картинами в дубовых рамах и заставленной высокими растениями в керамических бочках. На картинах - контрастно яркие лица, преломленные друг в друге, пейзажи, распадающиеся на брызги, изображение словно многомерное и шелковистое, не видно мазков. В каждой картине сразу несколько композиционных центров, смещенных по отношению друг к другу, и от этого, видимо, было чувство расфокусировки зрения. Словно я то ли окосела, то ли травкой обкурилась. “Необычная техника письма”, мелькнуло в голове. Я зашаталась и пошла куда-то вбок, за растения, ноги - словно циркули описывали дуги, пока я не уперлась плечом в свободную от живописи стену. Я ткнулась в стену, давая отдых глазам, но не успела прийти в себя, как деревянная плоскость распалась на створки, я ввалилась в образовавшееся пространство и очутилась в лифте. Створки сомкнулись, кабина взмыла вверх. Лифт оказался скоростным. Не успела я как следует удивиться (зачем скоростной лифт в трехэтажном доме), как поняла, что пролетела уже этажей десять в небо. Но кабина все убыстряла движение, каждую четверть часа все сильней, словно в ней стал включаться реактивный двигатель. У меня аж уши заложило. Я решила, что это какой-то фокус для прикола гостей. И тут лифт стал сбрасывать скорость взлета, а потом и вовсе остановился. По идее, я должна была зависнуть уже где-то в Космосе. Но это оказался всего лишь парк. Причем было лето, а не зима. Я опрометью выскочила из раскрывшихся створок кабины и помчалась вперед не глядя по сторонам. Удар в лоб остановил меня - я врезалась в дерево, или оно в меня, не поняла. Ствол был влажный, раскаты грома слышались в темнеющем пространстве, небо заволакивалось густыми лиловыми тучами, похожими на темный кисель. От неожиданности я споткнулась, но удержала равновесие, и стала громко звать Ромгура. Голос мой тонул в плотном воздухе, даже эха не было. И тут, словно в ответ на мой зов, тучи полыхнули ослепительными крутящимися огнями, и глухой грохот, словно рык мифологического чудища, обрушился вниз, на затихшие деревья и поникшие травы. Воздух стал необычайно легок и насыщен неведомыми ароматами, это был обжигающий коктейль запахов, но что-то зловещее чудилось в нем. Острое ощущение сладострастия и жути захлестнуло меня. Захотелось заорать, взмыть в небо и лететь, раскинув руки. Я испугалась самой себя и снова побежала. Бешеные вспышки молний пронзали землю вокруг, дико гудели, шумели и рвались по ветру деревья, их стволы раскачивались со скрипом, высокие травы отплясывали джигу. Над головой грузно пролетела вырванная с корнем березка, от нее горячо запахло баней. Я остановилась отдышаться. Впереди размеренной трусцой бежал мужчина, его нагое тело лунно мерцало в струях дождя, сетка молний яростно липла к торсу. Вдруг бегун резко притормозил возле большого дерева с узловатым стволом и обширным дуплом, игриво изогнутым. Он обнял дерево, уткнулся в него лбом и нежно провел ладонью по двум высоким буграм на стволе. Он стал ласкать дерево так истово, что у меня дух захватило от этого зрелища. Он целовал ствол, страстно лизал дупло, прижимался всем торсом и вздрагивал, словно его било током. Дупло сжало свои створки на уровне паха мужчины, он с вожделением запрокинул голову, и я узнала Ромгура. Мне стало так неловко, что я бросилась бежать в другую сторону, и мчалась до тех пор, пока в полном изнеможении не упала на деревянную плиту, валяющуюся на траве. Точнее, я об нее споткнулась. Плита распалась на две створки, за которыми оказалась дверь-купе. Я провалилась вниз, и очутилась в коридоре. Встала на ноги, отряхнулась, подождала, пока глаза привыкнут к темноте. Наощупь двинулась вперед. Вскоре я вошла в просторную залу, освещенную свечами. Столы были накрыты. Стульев не было. Слонялись люди с тарелками, что-то ели. Это было похоже на фуршет. На меня никто не обратил вниманья. Я подошла к столу. Есть не хотелось. Но все же я взяла какое-то блюдо и принялась искать вилку или ложку. Не оказалось ничего, похожего на столовые приборы. Да и сама еда была не на тарелке, а на каких-то плотных листьях. Все ели руками.

– Ничего не ешь, - предостерегающе прозвучало за моей спиной. Сзади подходил Ромгур. Он был в белом костюме.

– Почему?
– удивилась я.

– Если прикоснешься к еде, съешь саму себя.

– Как?
– я была в полном недоумении.
– А эти люди, они что, поедают себя разве?

Ромгур затянулся огромной толстой сигарой с надписью по ободку: “Лилит”, и произнес:

– Их вообще нет. Они себя давно уже съели. Это просто тени.

– Как?!
– все больше изумлялась я.

– Эти тени пришли из обычного плотского мира, где они были людьми. Но они слишком привязались к материи. Их идолами были деньги, престиж, секс, жратва, алкоголь, наркотики, слава, в общем, кому что, у всех по-разному. Они себя съели еще там, в нашем мире. А теперь они мучаются.

– Кто, тени?

– У теней этих остались ощущения и эго. Это все, что захватили из мира людей.

– Эго? Ты хочешь сказать, амбиции?

– Да. Это обостряет их страдания. Им противна еда, отвратительна, но не есть они уже не могут. Непрерывно поглощают пищу, которая у них во рту превращается в жуткие фекалии. Но им стыдно показать при всех свое отвращение, отчаяние, мучительный ужас, их амбициозность не дает им это, видишь ли, своеобразный бомонд, сливки общества. Страдания их невероятны, нестерпимы. Слабо сказано. Нет таких слов и понятий, чтобы выразить всю степень их мучений. Я тебе просто не все рассказываю. Тебе не надо знать.

Я поставила на стол блюдо, вытерла салфеткой руки, и взмолилась:

– Выведи меня отсюда, пожалуйста, умоляю! Зачем ты меня сюда привез?

– Идем, - коротко сказал он.

Мы пересекли залу и подошли к винтовой лестнице с мореными деревянными ступенями. Я старалась не смотреть на бомонд теней. Ступени как бы расходились веером слева направо, подниматься по ним было не очень-то удобно, и Ромгур, чтобы компенсировать это неудобство, развлекал меня разговорами.

– Я же не знал, что ты окажешься здесь, - говорил он, оправдываясь.
– Просто хотел показать картины и оранжерею. Я чувствовал, что тебе будет интересно. Картины необычны, написаны художницей…

– Милалисой?
– перебила его я.

– Отнюдь нет, - качнул он головой и придержал меня за локоть.
– Алюмидой. Двадцатилетней женщиной, весьма неординарной. Она живет одновременно в двух тысячелетиях: в нашем и в девятом. Хотел показать тебе еще одну диковину, да ты исчезла. Не заметил, как ты ушла в парк, в котором, кстати, был не я, а он… Я искал тебя на всех этажах.

– Да их всего-то три! На всех.
– Недовольно проворчала я.

– На всех девяти тысячах из трех, какие есть, - уточнил он.

Я ничего не поняла и не стала больше задавать вопросов, чтобы не сломать себе мозги.

Глава 19

Середина 90-х

Лена стремительно шла по улице. Мокрый ветер, пронизанный мелкими каплями дождя, пытался сбить ее с ног, быстро наступившие сумерки вспыхивали от внезапных молний. Грозовые разряды, казалось, проникли в саму ее душу. Она была в смятении. Сейчас ей так не хватало Янки, той самой бесшабашной Янки, которая всегда была под рукой и в которой она, Лена, как ей казалось, вовсе не нуждалась. А теперь, когда Янки нет, словно дыра какая-то образовалась. И Лариска уже не та, прежнего Пончика нет, есть солидная и степенная жена Кирного. Лена хотела зайти, звонила по телефону - не отзываются, звонила в дверь - словно вымерли. Им хорошо вдвоем, воркуют. Лена опять настойчиво трезвонила и стучала в дверь. Шум и сдавленный смешок донеслись из квартиры. Тогда она навестила родителей. Дома было уныло. Иришку увезла в Тверь тетя Нина. Родители после очередной ссоры были какие-то кислые. И чего они вечно ссорятся, дуются друг на друга, пора бы уж разобраться в своих отношениях, не молоденькие уж…