В чужом отражении

Уже тогда я инстинктивно боялась того, что Соболев сумеет настолько запудрить мне мозги, что я в конце концов поверю в то, что Луна – это Солнце, а темная ночь на сам деле яркий день. Или как там это у Шекспира?

Я не знаю, куда бы меня привели мои мысли, но как раз в этот момент из приоткрытого вдалеке окна послышался звук подъехавшей к дому машины, и громкие выкрики моей сестры . Аня – она была тут.

Сестра кричала что-то грубое, требовала её отпустить… потом хлопнула дверь, и звуки затихли.

Я прижалась к стене, понимая, что не хочу ни о чем думать. Не-хо- чу!!! Даже как идиотка принялась мысленно напевать про себя какую-то дурацкую мелодию – чтобы только не думать об Аньке.

Она обо мне не подумала.

Ещё когда я «наслаждалась» близостью с Соболевым ( хотя, какая, там нафиг близость – моё тело просто использовали для удовлетворения определенных мужских нужд), я поняла, что Анька не работает никакой моделью. То есть, может, конечно, она и работала когда-то там, но зарабатывала она явно не этим.

Если бы я была не совсем идиоткой, я бы ещё в машине это поняла – когда водитель трепался с охранниками. Но я тогда изображала из себя наивную дуру…

При этом Дима назвал имя моей сестры — они явно были неплохо знакомы (иначе с какого бы ляда ему заказывать и ждать именно Аньку), а Анька…

Почувствовав во рту неприятный вкус, я поняла, что прикусила губу до крови.

Итак, Аня и Дима знакомы. Возможно (хотя кого я обманываю ?
– Очевидно, а не возможно), знакомы они давно и лично… я бы даже сказала, интимно.

А теперь представим, что это просто совпадение. Пусть город у нас и миллионник, но подобные совпадения, говорят, случаются: у Ани не очень распространённая профессия, и Дима мог когда-то пользоваться её услугами. А мне не сказал, потому что просто не знал, что мы сёстры.

Нет, бред — он не мог этого не знать, мы же близнецы.

А что, если, он знал, но не хотел говорить? В конце концов, Анька тоже не афишировала ни своё знакомство с Соболевым, ни свою профессию.

Я поняла, что из последних сил хватаюсь за остатки морали и здравого смысла. Мне было физически больно от того, что со мной сделал Соболев… но ещё больней мне становилось от той мысли, что он проделывал тоже самое с моей сестрой. И что Анька специально отправила меня сюда— дабы продемонстрировать мне всю подноготную моего парня.

Глубоко вздохнув, я решительно шагнула к двери и открыла её.

У меня не было плана, я не знала, что буду делать, оказавшись перед сестрой и Соболевым, но…

… на моё счастье, архитектор, проектировавший дом, проектировал семейный особняк, а не крепость: лестница, к которой я вышла, вела на первый этаж, прям в гостиную, не отделенную ни дверьми, ни дополнительными перегородками.

Я была ещё на самом верху лестницы, когда услышала Анькин рёв.

Присев, я посмотрела вниз через балясины: мою сестру за волосы, волоком, тащили в сторону кресла, в котором сидел злющий Соболев — он него злостью прямо за версту несло, хотя он и старался держать себя в руках.

— Не перестанешь выть, — процедил Соболев, глядя на мою сестру, - Раф выбьет тебе зубы.

Анька тут же, словно по команде, замолчала.

— Надо же, — хрипло рассмеялся Дима, махнув своему охраннику, чтобы тот отпустил мою сестру . — Удивила, дорогая! Я думал, в тебе мозгов совсем не осталось.

Аня жалобно протянула что-то неразборчивое.

Соболев вдруг сделал резкий выпад – и прижал коленом голову моей сестры к полу.

— А сейчас ты, шлюха последняя, мне обо всём расскажешь.

— Больно, — заныла Аня.

— Очень на это надеюсь, — усмехнулся Соболев, оставшись на месте. – Давай, начинай каяться. И смотри: соврёшь что — я лично прослежу, чтобы у тебя не осталось ни одного целого зуба.

— Я…я… так получилось, — обеспокоенно протянула Аня.

— Скажи ещё, что не хотела, — заржал охранник Соболева. – Всегда мечтал получит отсос от беззубой бабы.

— Раф, бля, — фыркнул Соболев, - ну у тебя и фантазии.

И тут же сильнее придавил ногой голову моей сестры.

— Я жду, сука.

Аня, понимая, что жалобные стоны здесь никого не разжалобят, начала рассказывать про мой звонок и наш сегодняшний вечер.

Она на удивление хорошо запомнила наш телефонный разговор и моё состояние, в котором я ей позвонила. Она передала каждую мою эмоцию, каждое сомнение, которым я мучилась, каждую мою слезинку.

Правда, когда дошло до момента подмены нас местами, сестра запнулась.

— Я… я просто хотела…

Аня с опаской глядела на Соболева, не решаясь произнести вслух ложь… Но, видимо, правда тоже давалась ей нелегко — когда эта правда касалась непосредственно её самой.

— Бабская блажь, короче, — фыркнул охранник, качая головой. – Сестре позавидовала, да?

— Позавидовала, — воинственно проскрипела Анюта. – А что, не имею права? Разыграла трагедию из-за пустяка. Её что, порвали? Мужики толпой попользовали?

Соболев к этому времени отошёл к столу, чтобы выпить водки. Махнув рукой, он отпустил охранника из комнаты, видимо, желая остаться наедине с моей сестрой.

— Меня не волнуют причины, по которым ты, сука продажная, провернула со мной этот фокус.

Соболев ощерился.

— Я уничтожил каждого, кто позволял себе значительно меньше…

— Но я ведь… я…

— Ты всего лишь шлюха, которую могут порезать, забить клиенты… шлюха, которая может навсегда исчезнуть – в этом случае, мы с Яной, как любящие родственники, конечно же, найдём частного сыщика и адвоката, чтобы тот время от времени пинал следаков. А потом, через пяток лет, даже соорудим тебе могилку на семейном кладбище, памятник поставим.

Аня, сглотнув, побелела, явно испугавшись такой перспективы.