В чужом отражении

Той ночью я наивно считала, что рассвет, который принесёт с собой новый день, прогонит черноту ночи — и весь создавшийся ужас как-либо разрешится.

Ну, не мог же Соболев и в самом деле рассчитывать на то, что всё будет по-прежнему. Ладно бы, я не знала, чем он занимается в «свободное от семьи» время; ладно бы, я купилась на его и Анькино враньё — но какая может быть семья, когда я всё знаю???

Оказалось, что может.

Нет, не семья в нормальном её понимании, но видимость — с пышной свадьбой, прикормленными журналистами, вздыхающими по самой романтичной истории людьми, и счастливыми родными: мама и бабушка, оставаясь в счастливом неведении, просто таки умилялись на то, с какой скоростью всё завертелось.

Тем утром, как только мы проснулись, Соболев посчитал, что больше правду скрывать от меня не стоит — тогда же я узнала его настоящее положение в городе, ну и спустя пару минут – что мы женимся, и я стану женой влиятельного бизнесмена.

— Дорогая, пора радоваться, — усмехнулся Соболев, когда я, вытаращив глаза, испуганно уставилась на него.

—Ты шутишь же, да? – спросила я. — Дима, ты можешь не беспокоиться насчёт меня — я исчезну из твоей жизни безо всяких проблем, ничем тебя не потревожив. Никакого скандала, никаких слухов.

Я слышала, что богатые люди — особенно богатые люди, приближенные к власти— должны соблюдать определенный уровень нравственности; скандал бывает полезен звёздам шоу-бизнеса, но всегда вредит политикам, государственным деятелям и тем, кто находится с ними в одних кругах.

Наивно предположив, что это главная причина, по которой он делает мне предложение, я попыталась объяснить ему, что ничего не надо — я и так буду держать язык за зубами.

После моего глупого объяснения, рассмеялся уже Соболев, в свою очередь подумав, что шучу я.

— Дорогая, ты надеюсь не забыла, о чем ты разговаривали с тобой перед тем, как лечь спать? – осведомился Дмитрий, иронично приподняв бровь. — Ты не можешь создать мне никаких проблем. Я же могу уничтожить тебя по щелку пальцев.

— Зачем? – спросила я, опешив. — Ты так меня ненавидишь?

— Я так тебя люблю, — огрызнулся Соболев. — Даже не думай о том, что ты можешь уйти от тебя. Я – твоя судьба.

И он… нет, он не шутил.

В тот же день мы официально переехали из съемной однушки в этот его роскошный особняк. На следующий день он привёз к нам мою маму и бабушку праздновать новоселье, попутно «каясь» в своей лжи. Мол, богатому мужчине тяжело найти спутницу жизни — такую, чтобы искренне любила не за деньги, а по зову души.

Моя душа в тот момент Соболева уже не то, что любила – скорее люто ненавидела: мне пришлось целый день нагло врать в лицо своим близким родным.

Лгуньей я была отвратительной, но мама и бабушка, искренне за меня радовавшиеся, к несчастью, поверили во всю ту наглую ложь, которую Соболев им скормил вместе с дорогими ресторанными блюдами.

Он умудрился вывернуть всё таким образом, что всё нагромождение лжи, в котором я жила последние несколько месяцев, превратилось в небольшое недоразумение и совсем маленькую ложь Соболева.

Ну, в самом деле, я ведь сама, первая, предположила, что он работает в прокуратуре — и мол, если бы я не высказала тогда это предположение, он бы, конечно, не стал меня обманывать.

—Искушение было таким огромным, — притворно вздыхал Соболев, поглядывая на мою маму и бабушку. – Вы же знаете, я рано остался без родителей… Деньги вон заработал, а родного человека найти не смог. А Яна… она мне завтраки готовила, рубашки мои стирала, лекарства мне покупала, когда я болел.

«Да я всего один раз купила ему терафлю!».

— Свитер мой заштопала.

«Там просто петля поехала – делов-то было на пять минут».

— Ланч мне с собой на работу заворачивала.

«Простые бутерброды — никаких разносолов».

— И это было прекрасно, — заливался соловьём Дмитрий. – Обо мне давно никто не заботился просто так, не за деньги, и каюсь, я просто хотел продлить это восхитительное чувство.

Мамуля и бабушка, понятное дело, после таких слов растаяли и даже (как мне показалось) немного возгордились, что воспитали такую правильную дочь.

А Соболев… тот, почуяв, что мои родные у него в кармане, тут же предложил бабушке и маме (как мудрым женщинами и главам нашей маленькой семьи) озаботиться подготовкой к свадебному торжеству.

Это, конечно, было враньём — нашей свадьбой занимались специально нанятые люди, которые лишь исправно приезжали к маме и бабушке, чтобы «посоветоваться», то есть плавно подвести моих родных к выбранному заранее варианту. В общем, это была ещё одна профанация.

Правда, сами бабушка и мама считали, что свадебные распорядители никогда не настаивают на своём мнении, а если они и дают советы, то лишь потому, что знают лучше.

— Ну, Яночка, — вздыхала бабушка, когда я, морщась, спрашивала, что было сделано не по плану специалистов. — Откуда же нам знать, как правильно подавать устрицы? Или какое лучше вино подойдёт к мраморной говядине.

— Всё-таки положение Димы обязывает поддерживать определённый уровень, - добавляла мама.

Я улыбалась, кивала – и шла в парк, чтобы прорыдаться. К сожалению, другого места для того, чтобы выплеснуть эмоции, у меня не было… не было дома, потому что я вынужденно переселилась в особняк Соболева.

Это было ужасно.

Он заставлял меня делить с ним один дом, одну комнату, одну постель… К счастью, интима между нами не происходило (я точно знала, что не выдержала бы ещё и это), но мне приходилось каждую ночь засыпать в его объятиях, а просыпаться под его пылающим взглядом.

И делать вид, что я не понимаю.

Я отчаянно тосковала по тому человеку, в которого влюбилась — мне не хватало его.

Но теперь между нами образовалась огромная пропасть. Дело было даже не в его лжи и не в том, что оказался не простым следователем, а заметной фигурой в нашем городе и области… нет, теперь между нами стояла моя сестра.

Я чувствовала её присутствие в том доме, куда меня поселили; я ощущала её запах в нашей спальне, и самое что ужасное— на мужчине, которого я любила.

И это делало мою жизнь ещё кошмарней.

Я до сих пор не знаю, чем руководствовалась Анька, когда решила подменить себя мной – отправив меня к Соболеву. Я всегда считала, что худая правда лучше хорошей лжи, и потому простила её за это… если быть откровенной самой с собой, я не могла ей простить того, что первой у Соболева была не я…