В чужом отражении

С трудом, но я поднялась на ноги.

Осмотрела свою криво надетую одежду (Соболев, совершив со мной мерзость, кое-как вернул брюки и блузку на место), проступивший синяк на одном из запястий – и, засмеявшись, поняла, что это конец.

Конец всем моим иллюзиям. И любви.

Мне было весело. И даже где-то легко. Он – монстр, он – не человек. Не Дима. Не мой муж.

Монстр.

Я смеялась, хохотала, тянула улыбку на лицо, но только в ванной, включив воду, снова разрыдалась от боли.

Когда всё успело всё зайти так далеко?

Я не засекала время, но в душе я провела, кажется, несколько часов: вода успокаивала и отгораживала меня от остального мира. Где-то на подкорке мозга я помнила о том, что бабушка в больнице, мама наверняка переживает от того, что я не позвонила ей… И у меня теперь нет телефона, а ОН в курсе, что Анька записывала его подвиги.

Вода лилась, мысли очищались, понемногу возвращая меня к жизни.

Главное, не паниковать.

Мама знает, что вчера мы были на приеме. Она, скорее всего, думает, что я сильно устала и поэтому ещё не вышла с ней на связь. Бабушка под присмотром лучших врачей. Анька и так пропала — показав видео Соболеву, я вряд ли этим сделала ей хуже. Телефон… телефон надо купить новый, симку можно восстановить.

«Правда, придется весь следующий месяц сидеть на овсянке», — с тоской подумала я, ругая себя за то, что сунула вчера ЕМУ под нос свой мобильник.

Но об этом было лучше не вспоминать.

Лучше вообще исключить ЕГО и весь вчерашний день из памяти — и жить только новыми воспоминаниями. Без НЕГО.

Настроившись на этот лад, я переключила теплую воду на холодную – и, выдержав несколько секунд обжигающего холода (пока не почувствовала прилив сил), выключила воду и растёрлась полотенцем.

Новый день. Мне надо прожить этот новый день.

Я заставила себя пойти на кухню и сделать какой-то завтрак. Практически насильно впихнула в себя хлеб с маслом и чашку горячего сладкого чая. Я не пью сладкий чай – это омерзительно на мой вкус, но сейчас я выпила даже две чашки этого пойла, чувствуя какое-то странное облегчение после него.

Затем я решила, что пора ехать в больницу к бабушке.

Оделась, высушила волосы… если не думать о том, что случилось вчера, в машине, то казалось, что жизнь течет, как прежде — просто я как бы не существую, то есть существую в этой жизни не по-настоящему, а лишь на половину, второй половиной все ещё оставаясь в машине, в той нелепой позе сломанной куклы.

Я ещё возилась с волосами, когда в мою дверь позвонили — на пороге показался чем-то напуганный охранник Паша.

— Яна Владимировна, доброе утро, — заикаясь, произнес парень. – Яна Владимировна, это вам.

Мне протянули фирменную коробку с логотипом известного IT бренда.

— Симку уже вставили, — пояснил Паша.

Я перевела взгляд с коробки на охранника.

— А вы в больницу собираетесь, да? — поинтересовался охранник. — Яна Владимировна, машина подана, и…

— Я. Вас. Не знаю. — Ответила я и, не дав парню договорить, закрыла дверь перед самым его носом.

Несмотря на потерянный взгляд парня, я знала ,что всё это просто маска для таких наивных девочек, как я. На самом деле, Паша был машиной для убийства — и в любой момент мог превратиться из плюшевого медвежонка в медведя-людоеда; от «трансформации» его сдерживал лишь приказ начальства… Впрочем, теперь я не доверяла и «начальству».

Стиснув зубы, я отправилась в салон связи, где самостоятельно восстановила симку (предусмотрительность охранников сыграла здесь плохую шутку: сотрудники салона каким-то образом узнали, что симку на этот номер уже сегодня восстанавливали, так что мне ещё пришлось объяснять, как я могла потерять симку второй раз за день).

Затем, обзаведясь новым сотовым со старым номером, я отправилась в больницу проведать бабушку. Несмотря на собственное состояние, я переживала за бабулю и искренне волновалась о её здоровье. А ещё, это отвлекало от собственных проблем.

Я твердила себе, что должна оставаться сильной, должна держать себя в руках и не показывать своей боли… А потом я поднялась в палату, где лежала бабуля.

В палате, вместе с моей мамой, уже находился ОН.

Это было нечестно.

ОН знал, что я не смогу ничего сделать в присутствии мамы и бабушки (особенно бабушки!), знал – и специально заявился к бабуле в больницу в то же время, что и я.

— Доброе утро, — растянула я губы в приветливой улыбке. Мама, бабушка и ОН в разнобой ответили на моё приветствие.

— Бабулечка, как ты себя чувствуешь? – спросила я, понимая, что эта главная причина, почему я здесь. Даже ОН своим присутствием не сможет мне помешать проверить здоровье моей бабушки.

— Доктор сказал, что бабушка поправляется семимильными шагами, — улыбнулась мама. — И скоро будет опять как огурчик.

— Неудивительно, — по-доброму фыркнула бабушка. — Со мной носятся, как с царицей Савской.

Бабушка повернула голову в ЕГО сторону.

— Спасибо, Димочка. Это всё благодаря твоей помощи.

— Ольга Ивановна, не обижайте меня, — хрипло произнес ОН. — Какие счеты между родными людьми.

— Это точно, — усмехнулась я. — Мы все уже давно друг другу родные.

ОН понял, что я имею в виду. Вскинул голову, чтобы заглянуть мне в глаза, но я вовремя отвела взгляд в сторону. Обойдешься.

Выспрашивая подробности бабулиного здоровья, я упорно делала вид, что не замечаю мужчину, прожигающего взглядом мою спину.

«Нет! Ты мне не нужен», — мысленно внушала я себе. — «Тебя на самом деле не существует. Есть только монстр — жестокое, беспощадное чудовище»

Я надеялась, что он поймёт моё состояние. Поймёт намек и покинет палату, оставив меня наедине с моими родными.

Но чудовищу нравилось мучить свою жертву — и ОН остался, даже продолжил тихо переговариваться с мамой о пустяках, пока я беседовала с бабулей.

Но, подобные моменты нельзя было продолжать вечно: в конце концов, разговор стал снова общим.

— Как вы вчера провели вечер? – спросила мама, пока я выискивала подходящее место, чтобы сесть.

— Янусь, нашла свой мобильный?

Ах, вот значит как Соболев объяснил моё вынужденное молчание. Получается, мама все же тревожилась, не получив от меня звонка утром.

— Неа, — весело ответила я и продемонстрировала свой новый телефон. — Новый купила.

— Ох, — покачала головой мама. — Как же так… неужели кто-то украл?

— Не переживай, мамуль, — улыбнулась я. Точнее, не целая «я», а всего лишь пустая половина. Вторая половина – с чувствами и эмоциями, всё ещё страдала в машине, раздавленная чудовищем, изображавшим её мужа. — Всё что не делается – к лучшему. Давно было пора выкинуть тот старый телефон.