В душе февраль, или Мне нечего терять, кроме счастливого случая (Охота на мужа-2, или Осторожно: Разочарованная женщина)

– Что?

– Нос болит?

– Я уже сама не знаю, что у меня болит. Наверное, всё. Что у тебя с руками?

– Подгорели. Ты встать сможешь?

– У меня что-то с ногой. Может, я ее тоже сломала? Еще мне кажется, что у меня сломаны ребра. Вот здесь такая сильная боль…

Пламя от самолета становилось все меньше и меньше. Боль в ногах казалась невыносимой. Я попыталась подняться, но не смогла. Стало еще хуже и еще больнее. Но я знала, что должна встать. Встать и помочь обгоревшему Максу. Он протянул мне руку, но как только я до нее дотронулась, громко закричал, перевернулся на спину и стал кататься по мокрой траве.

– Прости меня, пожалуйста, прости… – бормотала я, сплевывая собственную кровь. – Прости… У тебя же руки обгорели… Тебе больно… Вся кожа почти слезла… Она как гармошка… Ради бога, прости…

Макс не отвечал, по-прежнему катался по траве и кусал и без того окровавленные губы. Я не сомневалась, что у него болевой шок. Он ничего не видит, не слышит и вообще не понимает, что происходит. Нужно переждать, больше я ничего не могу сделать. Наконец Макс пришел в себя, подполз ко мне и лег рядом.

Мы лежали, касаясь плечами друг друга, в мокрой, порванной и окровавленной одежде, оба мирились с раздирающей болью и наблюдали за тем, как догорает самолет. Дождь перестал. Но нам это было безразлично. Я мечтала вновь потерять сознание. Если я буду без чувств, то не почувствую боль. Уж слишком она резкая и невыносимая. Собрав остатки сил, я провела рукой по ребрам и с облегчением вздохнула. Переломов не было.

– Что там у тебя? – спросил Макс.

– Вроде цела.

– А ноги?

– Мне кажется, нога сломана.

– Нос тоже.

– Это значит, что у меня теперь будет кривой нос?

– Хрен с ним! Главное, что ты осталась жива.

– Я больше не могу выносить боль, – почти плача, сказала я и тихонько всхлипнула.

– Терпи. Ты же сильная. Ты даже не представляешь, какая сильная. Так играть может только женщина с большой силой воли. Я, когда тебя первый раз по телевизору увидел, чуть не обалдел.

– Правда?

– Чистая.

– А почему ты не говорил мне об этом раньше?

– Не знаю. Я говорю тебе об этом сейчас.

– Это потому, что мы умрем? – спросила я спокойно. – Сейчас я продала бы свою душу дьяволу за единственную таблетку обезболивающего.

– Ты что такое говоришь?

– Но ведь мы даже не можем встать. Я не в силах остановить носовое кровотечение. Не могу успокоить боль. Я вообще ничего не могу. Ничего! Скоро я умру. Тут нет ни больниц, ни людей. Тут вообще никого и ничего нет. Мы даже не знаем, где находимся и придет ли к нам помощь. У нас нет воды и пищи. Мы обречены на гибель.

– Глупо спастись из падающего самолета и умереть на земле.

– Это да. А разве смерть бывает умной? Люди всегда умирают по-глупому. Кого-то сбивает машина, кто-то тонет, кто-то погибает от элементарного гриппа…

– Мы выживем. Только немного отлежимся. Когда сможем встать, сориентируемся и обязательно найдем помощь.

Я почему-то поверила Максу. Он же сказал, что мы не разобьемся, и мы не разбились. Он сказал, что мы выкарабкаемся, значит, мы обязательно выкарабкаемся.

– Мне очень больно, – простонала я и закрыла глаза. – Я бы отдала все на свете, чтобы превозмочь боль.

– Потерпи. Боль можно перетерпеть, и она уйдет сама.

Но мне становилось всё хуже. Мои стоны перешли в какие-то нечеловеческие звуки. Макс приподнялся и нежно поцеловал меня в шею.

– Девочка моя родная, потерпи. Н у, потерпи, скоро станет легче.

– Поцелуй еще.

– Что?

– Поцелуй еще… Твой поцелуй притупляет боль. Целуй.

Я не врала. Горячие губы Макса немного облегчали мою боль и возвращали память об уже позабытых ощущениях…

Глава 14

Надвигалась ночь. Огонь, охвативший самолет, уже погас, только едкий дым напоминал, что именно на этом месте произошла авиакатастрофа. Мы лежали рядом и смотрели в начинающее темнеть небо. Макс взял меня за руку.

– Почему ты не замужем?

– Не знаю. А зачем? Счастливых семей не бывает.

– А одиночество бывает счастливым?

– Я не одинока. У меня есть близкие и друзья.

– Ты знаешь, когда я увидел тебя в первый раз, поразился одиночеству, которое увидел в твоих глазах. Я еще никогда в жизни не видел женщины более одинокой, чем ты. Ни твоя слава, ни твой шумный успех не спасают тебя, верно?

– Одиночество – это состояние души.

– Не думаю. Мне кажется, что одиночество – это диагноз, и болезнь поддается лечению. Даже если она длительная и затяжная. Я представляю, как красиво за тобой ухаживают мужчины. Наверное, приглашают в театр, водят в рестораны, дарят букеты из сотен роз. Не понимаю, почему ты одна? Почему твой мужчина не надел на твой пальчик обручальное кольцо и не закатил пышную свадьбу?

– Всё не так просто.

– Ерунда. Для настоящих чувств не существует препятствий.

– Если я останусь жива, обязательно выйду замуж.

– У тебя должна быть роскошная свадьба. Слушай, платье расшей жемчугом! На шею тоже нитку жемчуга. Будет пресса, телевидение, фейерверк в ночном небе и умопомрачительный свадебный торт. Ты должна заморозить в холодильнике кусок свадебного торта.

– Зачем?

– Есть такая примета. Пусть этот замороженный кусок торта лежит в холодильнике до самой старости. Если в семье начнутся какие-то проблемы, нужно достать кусочек и немного от него откусить.

– Что ты выдумываешь!

– Откуси тортик – и в семье воцарятся мир и спокойствие.

– Ты как ребенок.

– Так моя бабушка учила мою маму, когда та выходила замуж.

– Но ведь тебя и в помине не было.

– Ну и что? Мне об этом мама рассказала.

– Ты веришь в приметы?

– Верю.

Я вновь сделала попытку подняться, но громко вскрикнула. Показалось, что я не только потеряла способность двигаться, но и дышать. Дикая боль сдавила грудь.