В год огненной векши

– Уже сам в седле?.. – переспросила княжна про Изяслава.

Луша рассмеялась:

– Уж совсем здоров, говорит. Меня, говорит, ручки волшебные исцелили! – сказала и опять засмеялась заливисто, весело, будто знала что-то, что другим неведомо.

– А еще что, Забавушка, расскажу, - заговорила вдруг вполголоса. – Ночью черного волка видели, сказывают, будто во дворе, прямо под окнами.

– Кто же видел?
– насторожилась Забава.

– Да кто их знает. Дружинники, вроде. И рады как все северомирские-то! Говорят, это князь будто к тебе приходил.

– Что ты глупости повторяешь, Луша! – рассердилась Забава.

– А что? Или я вру? – насупилась служанка, перекидывая через плечо княжны аккуратно заплетенную косу.

В трапезной стол был уже накрыт. Все та же аккуратная женщина ждала здесь Забаву и, когда она вошла, низко поклонилась.

– Здравствуй, княгиня.

– Не княгиня я, княжна, - раздраженно бросила ей Забава.

– Как же не княгиня, - разулыбалась служанка, - если тебя сам черный волк признал.

Забава смутилась.

– Как тебя зовут? – спросила женщину.

– Меня-то? Раска, - удивилась та.

– Раска, правда ли видели ночью черного волка?

– Будто сама не знаешь, - лукаво улыбнулась служанка, - почти сто лет не было его в Северомирске, а теперь вот вернулся.

– Что же это значит?

– У нас говорят: если дух черного волка к князю вернется, никто его победить не сможет, и болезни отступят.

– Разве князь болен?

– Так ведь говорят просто, - замялась служанка.

Стукнула входная дверь, и, быстро ступая по коврам, в трапезную вошел Изяслав. Раска поклонилась и вернулась к очагу. Забава замерла, глядя на князя. Он, действительно, похудел, выглядел изможденным и казался еще выше обычного, черные одежды висели на нем. Лицо было хмуро, а глаза, всегда озорные и искристые, будто потухли и выцвели.

Изяслав низко поклонился, Забава тоже хотела ответить поклоном, но он подошел, взял за руку.

– Не тебе мне кланяться, а мне сапоги твои целовать, - сказал, пытливо заглядывая в глаза.

Видя, как смутилась Забава, попросил глухим, едва слышным голосом:

– Ничего не говори, знаю, кто спас меня.

Вошла раскрасневшаяся Луша с пирогами да кринкой молока, и Забава обрадовалась ей, как избавителю. С Изяславом она теперь не знала, как вести себя: постоянно вспоминались его слова, сказанные во время последнего их разговора. А хуже всего было то, что князь нисколько не скрывал особого к ней отношения. Сели завтракать в молчании - оба не знали, что сказать.

Потом княжна попросила Изяслава проводить ее к раненым дружинникам.

Едва вышли во двор, как девушку окликнул знакомый веселый голос:

– Здравствуй, княжна! –и она узнала дружинника, который у костра рассказывал о черном волке. – Вот и приехали…

– И ты будь здоров! – улыбнулась она ему. – Все ли поправились?

– Как не поправиться, коли сама княжна лечила, - отвечал дружинник. – Один ваш, светоградский, вроде плох еще.

Под навесом у конюшни, где собрались раненые, Забава отыскала светоградского дружинника. Воин действительно был плох, болезнь попала в кровь, и никакие взвары и зелья помочь уже не могли. Но открыто пользоваться своим даром княжна тоже не решилась. Потому она пошла сама готовить для дружинника отвар. Авось поверят северомирцы в чудодейственную силу светоградских трав.

Все то время, пока Забава была с раненым, Изяслав находился неподалеку, следя за каждым ее движением. Когда она направилась в палаты, он пошел следом. Пока кипятила воду, добавляла в нее по щепотке травы, князь сидел на лавке и не сводил с нее глаз.

– Понравилось ли тебе в Северомирске, княжна? – неожиданно отвлек он её вопросом, и Забава чуть не пролила на руки кипящий густой взвар.

Подскочила Луша, забрала из рук ухват. Дома княжна к котелкам да ухватам не прикасалась. Кушанья в Светограде готовили слуги, а, если нужно было приготовить взвар лечебный или настой, так Луша всегда под рукой была.

– Благодарю, князь, понравилось, - не совсем искренне ответила Забава, наливая взвар в глиняный кувшин и передавая Луше.

– Пусть Луша сама отнесет, - раздраженно приказал Изяслав.
– Негоже княжне дружинников лечить.

Забава недоуменно посмотрела в его хмурое лицо, но спорить не стала. Когда Луша вышла и остались они одни, Изяслав подошел ближе.

– В Бугрове хоромы не хуже этих, а то и побогаче будут…

«О чем он говорит?
– не поняла Забава, - к чему вдруг Бугров свой вспомнил?»

– Люд там торговый, казна не пустеет.

Сказал, заглядывая в карие очи ее, и, наклоняясь к губам уже, добавил:

– Тебе решать, Забава, с нежитью черной жить или с живым человеком.

Забава отшатнулась. Прикрыла губы рукой, будто стирая поцелуй, который не случился.

– Ты жизнь мне вернула, зачем теперь отнять хочешь?
– заговорил князь вполголоса, отчаянно. – Нет мне счастья без тебя, жизни нет, все равно не отдам, отниму, а нет, так смерти буду искать…

Звук бьющейся посуды прервал его. Обернувшись к двери, увидела Забава Лушу, зажимавшую рот рукой, а у ног ее глиняные черепки.

На шум прибежала Раска, ругая нерасторопную Лушу, собрала все, что осталось от кринки. Изяслав, хмурый, злой, наблюдал и ждал от княжны слова ли, жеста. Но она подхватила Лушу под руку и увела в горницу.

Посадив служанку за рукоделье, Забава тоже взялась за вышивание. Только узор не выходил, нитки путались.

Как любой восемнадцатилетней девушке, лестна ей была любовь Изяслава, его готовность ради нее пойти против брата. Дни, проведенные вместе, сблизили их, и Забава уже не могла скрывать от себя самой, что сердце ее стучит иначе, когда рядом бугровский князь.

Но бежать в Бугров, предав, опозорив Всеволода, нарушить слово, данное ему перед богами? Представить себе такого Забава не могла. «Пусть лучше сердце разорвется, - думала она, - но дочь Мирослава клятвы не нарушит».

Весь день княжна провела в своих покоях, выходила лишь затем, чтоб навестить раненого дружинника и незаметно, осторожно связать умирающего с Явью.

Ночью мысли не давали уснуть, все ждала, прислушивалась, не завоет ли под окном, не подаст ли голос черный волк. Уж за полночь было, как вдруг услышала, что встала с лавки Луша, не зажигая свечи, пошла к двери, открыла засов.

Приподнявшись, хотела княжна окликнуть ее, да уж не было никого в комнате. Сон сняло, как рукой. Подождав немного, Забава собралась идти искать девушку, но дверь скрипнула и, на цыпочках ступая по мягким коврам, Луша прошла к лавке и легла. В комнате снова стало тихо, и успокоившаяся Забава задремала.

Разбудили ее вновь тихие сдавленные всхлипы. Вскочив с кровати, княжна зажгла свечу и подошла к Луше, откинула одеяло. Жмурясь от света и зажимая руками рот, девушка плакала навзрыд.