В год огненной векши

Забава не видела лица Изяслава, зато видела она, как дернулся шрам на правой щеке Всеволода и как сверкнули серые глаза его.

– Силой и обманом увезти княжну я не позволю, - по-прежнему спокойно отвечал он. – Если же Забава Мирославовна сама решит в Бугров уехать – преград ей никто чинить не станет.

Княжна подняла глаза. Добыче дали право выбрать, кем быть съеденной. Но теперь оба хищника казались ей одинаково страшными.

– Только скажи, что согласна. Кони уж на выезде ждут, - умолял ее Изяслав.

Забава покачала головой. Нету выбора. И прямо взглянула в его лицо, разомкнула бескровные губы:

– Я князя Всеволода невеста.

Побелевшие пальцы на рукоятке меча дрогнули, и княжне подумалось, что Изяславу сейчас ничего не стоит ее зарубить. Вероятно, эти же мысли пришли в голову Всеволоду, потому что одним движением он оказался между ней и братом.

Перекошенное злобой и болью лицо Изяслава было страшным.

– Оставайся, княжна, - выплюнул он, - Морана тебя уже ждет.

Ничего более не говоря и не оборачиваясь, он пошел вдоль бревенчатых черных построек по дороге, ведущей из города.

Глава 13

Оказавшись, наконец, в своей комнате, княжна долго сидела на кровати, уставившись в одну точку и не двигаясь. Вошедшая в горницу Раска замерла на пороге, потом подошла к девушке и провела своей грубой изработанной рукой по ее волосам.

Забава очнулась и… заплакала.

– Что ты, дочка, - мягко позвала ее служанка. – Князь к столу просит. Дружина нынче в гриднице пирует, а ты с ним в горенке.

Слыша, что вызвала еще больший поток слез и догадавшись об их причине, продолжила уговаривать:

– Ты его не бойся. Черный волк тебя признал, значит, ко двору ты нам придешься.

Ругая себя за слабость, Забава вытерла слезы. Знала ведь, что непросто будет, так чего теперь-то…

Умывшись и переодевшись при помощи Раски, Забава прошла с ней в другое крыло княжеского дома, в котором еще ни разу не бывала.

Раска открыла дверь, и девушка оказалась в небольшой комнате. У окна, расположенного напротив двери, стоял князь и всматривался в беззвездную ночь.

На невысоком деревянном столе поставлены были разнообразные кушанья. От вида и запаха еды княжну начало мутить, она отвернулась от стола и почувствовала на себе испытующий взгляд князя. Считая себя виноватой в том, что случилось несколько часов назад, испытывая стыд и страх перед человеком, во власти которого она теперь находилась, Забава не могла выдержать этот прямой, открытый взгляд.

Видя ее смущение, Всеволод сжал губы.

– Я говорил уже тебе, княжна, что не будет тебе от меня никакой обиды, - заговорил спокойным голосом. – И сейчас повторяю, что коли хочешь в Бугров за Изяславом ехать или к отцу в Светоград вернуться, – вольному воля.

«А невольнику? – усмехнулась про себя Забава. – А я и есть невольница».

Поднялось что-то сильное в душе. Как бы там ни было, а не ради себя – ради земли чуров своих, ради отца и братьев исполнит она, что задумано.

Всеволод молчал, не торопил. Но, так и не дождавшись ответа, сказал:

– Если решила остаться – свадьбу завтра сыграем, клятвы принесем.

Он придвинулся к столу и снял перчатки. Забава вся напряглась, ожидая увидеть что-то страшное, но ничего не увидела, кроме покрытых шрамами и ожогами рук.

Не обращая больше на нее внимания, князь поднял кубок, осушил его до дна и приступил к еде. Посидев немного и успокоившись, Забава тоже попробовала несколько непривычных рыбных блюд, стоящих перед ней, запила терпким молодым вином, которое ей в кубок налил Всеволод. Ела, не поднимая взгляда от стола. Когда князь снова потянулся за вином, невольно посмотрела на его изуродованные руки.

– Ты рук моих боишься? – спросил Всеволод глухим, не своим голосом.

И вдруг добавил:

– Я сам их боюсь…

Потом вскинул на Забаву горящие гневом глаза, будто решившись на что-то:

– Вот ты жизнь даришь. Не отнекивайся, я знаю и всегда знал! Изяслава ты из Нави вырвала. И меня тогда, мальчишку, ты с колен подняла. И у жертвенника тоже ты… А я отнимаю жизнь! Руками этими, как паук. Одного касания хватит, чтоб вытянуть без остатка! Потому и перчатки ношу, чтоб не забыться. И ничего с этим сделать нельзя.

Он встал из-за стола и, подойдя к закрытому ставнем окну, открыл его.

– После Светограда это началось, после капища вашего, где нас обручили. На обратном пути подо мной три лошади без причины пали, воевода наш погиб и еще двое дружинников. В Перуновых горах ведун жил, он и сказал, что сила во мне, что руками убивать могу всякого, кроме кровных родичей. Да вот он же и перчатки эти дал.

Всеволод кивнул на черные замшевые перчатки, лежащие на краю стола.

– Той силе моей даже колдун позавидовал, - хмыкнул Всеволод.
– Но в 16 лет трудно понять, что дар, а что наказание. Потому и шрамы на моих руках, что огнем да каленым железом силу эту хотел выжечь.

Он замолчал, и в комнате воцарилась мертвая тишина. Забаве казалось, что сердце в груди слишком громко стучит, выдавая ее волнение и страх.

– Ты не бойся, княжна, - снова заговорил князь после долгого молчания, - не все то правда, что сказал Изяслав. Через замшу руки мои не навредят. Ни тебе, ни другому кому.

Он одел перчатки, еще раз глянул в лицо будущей жены своей. Вот ведь как бывает! Все пять лет, что длилось обрученье, он корил отца за поспешность, а девочку ту кареглазую ненавидел люто. И Изяслава-то послал в Светоград в надежде, что гордый Мирослав обидится и не отдаст дочку.

В шатре на Устьмени и потом в дороге изменилось что-то. Вместо девочки босоногой увидел перед собой Всеволод юную княжну, которая поразила его своей красотой и смелостью. Впервые пожалел он о своем изуродованном лице. Впервые захотел увидеть нежность в девичьем взоре.

Весь сегодняшний день князь ничего не ел. Чуть не загнал коня – спешил вернуться домой. Но вот приехал и понял: придумал он себе это счастье. Сердце Забавы другого выбрало, и держит ее здесь лишь слово, данное Мирославом.

Всеволод устало присел на лавку.

– Я воин, Забава, - сказал тихо.
– Смерть да горе людское близко видел, потому не хочу скорби в доме своем. Если люб тебе Изяслав…

– Нет, не люб, - резко оборвала его княжна. – Клятвы свои не нарушу и скорбь в дом твой не принесу.