В год огненной векши
Шрифт:
Она сидела, кусая губы, прислушиваясь к тянущей боли внизу живота и стараясь дышать ровно. Перепуганная Раска опустилась перед ней на колени и во все глаза глядела на свою госпожу.
Когда боль прошла, и Забава взглянула на служанку, у той в глазах светилась понимание.
– Батюшки! – воскликнула Раска, помогая Забаве встать. – А что ж все молчала-то? Тяжела ведь?
– Раска, - развернувшись к служанке и глядя ей прямо в лицо, заговорила Забава, - Никто о том знать не должен. Слышишь!
– Да как же? Ведь дитя это Северомирск наследует.. – недоумевала та.
Но
– Никому! Ни единой живой душе! – умоляла она. – Если Всеволода ты любила, если мне зла не хочешь…
Раска обиженно опустила голову.
– Неужто плохо обо мне думать можешь? Я князю как мать была, а ты мне вместо дочери.
– Потому и прошу тебя, чтоб помогла. Видишь сама, что Изяслав делает, - кивнула Забава в сторону заколоченных окон. И грустно добавила:
– Как же наши-то это допускают?
– Да что наши! – обреченно вздохнула служанка. – Наших двадцать, а тех – пятьдесят, и всё едут, едут каждый час. А Ратибора нигде нету. Уж и спрашивала, и искала. И не знает никто. Неужто убёг?
– Не верю, что мог он сбежать, - покачала головой Забава, - не про него это. Найди его, Раска, только тебе выходить позволено. Скажи: помощь его нужна.
Служанка собралась было возразить – уж больно не хотелось ей оставлять княгиню одну, но увидев, что та не передумает, коротко кивнула и вышла.
Она не появлялась весь день. Обед и ужин Забаве приносила Луша и как-то виновато, быстро спрятав глаза, тут же уходила.
Так прошел еще один день.
Ночью Забава опять не спала: молилась матушке Мокоши и все звала, и звала Всеволода. Никто не откликался на ее зов; только осенний ветер стучался в окно и далеко, у леса, жалобно выл волк.
С утра княгиня была уже на ногах – ждала вестей от Раски. Поэтому, когда отворилась дверь, думала, что пришла служанка и с надеждой и радостью встала ей навстречу.
Но в дверях, красивый да разодетый, стоял Изяслав.
Улыбаясь Забаве, прошел он в горницу и присел на лавку, указывая на место подле себя.
– Утро доброе, княгиня, - сказал так, будто не врагами вечор расстались они, а добрыми друзьями.
– И тебя, князь, пусть Доля стороной не обойдет, - отвечала Забава, оставаясь стоять и не опуская глаз.
Он не смог выдержать этого прямого взгляда. Поднялся и отвернулся к окну. Такое негодование поднялось в груди Забавы, что не могла дольше молчать.
– Доколе, князь, в остроге будешь меня держать? – гордо вскинув голову, спросила она.
Изяслав повернулся к ней, сцепив за спиной руки, и княгиня увидела, что у него дергается щека.
– Для тебя же, Забава, лучше это. Народ мой за смерть князя отомстить может, - сказал холодно.
– За смерть князя! – воскликнула она, пристально глядя в его глаза, - если умер Всеволод, где прах мужа моего? Где дружина северомирская, что в Бугров с ним ушла?
– Всеволод сам пожелал, чтоб прах его на том поле развеяли, где он победу одержал, - снова отворачиваясь, отвечал Изяслав.
– В память о том у Сурицы курган насыпан. Издалека видать.
Забаву сбивало с толку его спокойствие. Это было страшнее, чем если б Изяслав начал злиться.
Значит, все решено уж им, и поступки все продуманы. Князь лишь идет к своей цели.– Что же ты вдову брата своего взаперти держишь? – едва сумев справиться с дрожью в голосе, спросила она.
– Не твоя забота теперь, что со мною станется. Отпусти к Сурице-реке. Хоть праху мужнину поклонюсь.
– Не о том ты сейчас, княгиня! – с горечью воскликнул Изяслав, вновь садясь на скамью.
– Земля разорена, посмотри, сколько сирых да убогих по дорогам скитаются. И ты здесь нужна. Дружинники северомирские… кто почил навек, кто раны залечивает в Бугрове. Дорога оттуда неблизкая. Братьев твоих смерть на моих глазах совершилась. И тот, и другой в честном бою погибли и похоронены были как воины.
Забава почувствовала сильную, нестерпимую горечь во рту. «Врет! – догадалась она. – Все то ложь, что Изяслав говорит!».
Видя, что она не перечит, Изяслав продолжал:
– Оставим мертвых Моране, княгиня, да о живых думать будем. Не тебе во вдовье рядиться да плакальщицей становиться. Отцы наши ошиблись, а мы исправить можем.
Забава подняла на князя удивленный взгляд, холодея произнесла:
– Не пойму я, о чем ты сказать хочешь.
– Знаешь ведь, как сердце мое рядом с тобой замирает да как руки дрожат. У дедов еще обычай был за себя брать вдову брата. Как только месяц пройдет со дня смерти Всеволода, замуж за меня выйдешь.
– Что ты говоришь, князь? – ужаснулась Забава, отпрянув с отвращением.
– Ни за тебя, ни за кого другого я не пойду.
– Что так? Или с нежитью миловаться понравилось? – вскипел Изяслав. И окинув княгиню похотливым сальным взглядом добавил. – Ничего, время придет, поймешь, как с живым-то сладко.
Забава с трудом подавила желание кинуться и задушить его, как мерзкую гадину.
– Никогда, слышишь меня! – выкрикнула она ему в лицо.
– Как только мысли такие в голову твою пришли!
– Ничего, Забава, - снисходительно усмехаясь, отвечал Изяслав.
– Через месяц не так заговоришь.
Он встал с лавки и пошел к выходу, а в дверях уже добавил, не оборачиваясь:
– А покуда не одумаешься – из горницы не выйдешь.
Глава 22
Весь день прошел в бесплодных попытках придумать хоть какой-то выход. Теперь Забава поняла, что сама своим бездействием отдала Изяславу северомирский престол. Народ ее полюбил, воевода был предан ей, и дружинники северомирские не дали бы ее в обиду. Теперь же ничего не стоило Изяславу обвинить ее в гибели князя и дружины и настроить народ против своей княгини.
От этих мыслей словно ледяной рукой сжимало сердце, и Забава металась по комнате, не находя покоя. Когда Раска принесла ужин, она поднялась ей навстречу с немым вопросом в глазах. Служанка без слов поняла ее, но вести, которые она принесла, были безрадостными.
– Ой, что деется! – тяжело вздохнув, заговорила она.
– Изяслав своего человека хочет поставить воеводою, а наши гудят, не принимают.
Забава обреченно опустила голову. Если северомирцы примут нового воеводу – вся власть в городе будет в руках Изяслава.