В год огненной векши
Шрифт:
Раска отрицательно покачала головой.
– А коли не уснут стражники? – сквозь слезы вымолвила она.
– Уснут, - решительно ответила Забава.
– Луше передай, что на Бугровской заставе лошади стоят, пусть там меня с Ратибором и ждут.
Княгиня вопросительно посмотрела в мутные заплаканные глаза Раски. Поможет ли служанка? Не сробеет ли? Та, тяжело вздыхая, поднялась со скамьи и пошла к выходу. Почти у дверей обернулась и, морща лицо от набегавших на глаза слез, пообещала:
– Все сделаю, будь покойна.
В полдень Забаве обед принесла Луша. Увидев давнюю подругу
– Одежда тут, - кивнула на сверток.
– К полуночи готова будь и лишнего не бери.
После ее ухода Забава развернула одежду. Оказалось, Луша принесла ей простой деревенский наряд: длинную сорочку с широким синим поясом, сарафан, шерстяной пониток и узорчатый платок. Все было новым и чистым, будто специально для нее сшито.
Одежду Забава спрятала и принялась ждать. Весь день она торопила время, прислушалась к звукам, доносящимся со двора. Когда наступил вечер и в доме все стихло, она переоделась, сложила в узелок целебные мази, что привезла из Светограда, да драгоценности.
Было далеко за полночь, когда скрипнул дверной замок и в проеме показалось бледное лицо Раски.
– Еле-еле угомонились! – посетовала она. – Думала и не дождусь! Да готова ли? – спросила служанка, оглядывая княгиню с ног до головы. – Поторопись! Луша с Ратибором уже у заставы ждут.
Забава неслышно выскользнула из горницы и огляделась. На лавке рядом с дверью увидела она двух дружинников, которые спали, привалившись к стене.
На цыпочках ступая по ковру, Раска повела Забаву через все комнаты в кухню, из которой был выход во двор. Отворив перед ней дверь на улицу, обняла на прощанье и вдруг расплакалась:
– Береги себя, доченька!
У княгини сердце заныло. Понимала, что до смерти себе не простит этой жертвы.
– Как же ты здесь останешься? – обнимая ее, спросила у Раски.
– Ведь поймет Изяслав, что помогла мне…
– А чего нам старухам? – сквозь слезы усмехнулась женщина.
– Я жизнь прожила. Ни детей, ни внуков… Всеволод мне заместо сына родного был, а мать ради своего дитяти и не то сделает.
И, отрывая от себя Забаву, встряхнула ее, чтоб привести в чувство.
– Иди, пусть боги хранят тебя!
Забава шагнула на освещенную луной мостовую, и дверь за ее спиной закрылась.
Княжеский двор спал. Было по-осеннему ветрено и морозно, и Забава с удовольствием подставила лицо холодному ветру. Пахло опавшей листвой, жильем и конским навозом, но это был запах свободы.
Не теряя больше времени, княгиня шагнула в тень и вдоль стен и заборов пошла к заставе, где ждали ее Ратибор и Луша.
Улицы Северомирска были пустынны, лишь дворовые псы, которым луна не давала уснуть, изредка поднимали лай. Запыхавшись от быстрой ходьбы, княгиня незамеченной подошла к заставе. Издалека приметила она трех запряженных лошадей, привязанных у забора. Дорога на Бугров была открыта. Только Ратибора с Лушей нигде не было.
Стоя в тени, Забава не решалась подходить ближе. Кони беспокойно переступали и всхрапывали, будто встревоженные чем-то. Наконец Забава вышла из тени, подошла и взяла под уздцы
взволнованное животное, положила руку на шею, попыталась успокоить.Конь притих, но два других стали еще сильнее метаться, пытаясь оторвать уздечки. Что-то сильно беспокоило их. Осмотревшись, Забава обошла коней и вдруг замерла. На земле лежал человек.
Забава упала на колени и, взглянув в его лицо, узнала Ратибора. Мужчина был едва жив, из груди его вырывалось хриплое дыхание, рубашка и даже земля рядом с ним оказалась влажной, и Забава почувствовала тошнотворный запах свежей крови.
Отчаяние затопило княгиню. Нужно было бежать, не медля ни минуты, но оставить умирающего Ратибора она не могла. Не раздумывая, положила Забава обе ладони на окровавленную грудь Ратибора и мысленно приказала: «Живи, Ратибор! Рано, рано тебе в Навь…». Сила потекла сквозь ладони, тело воина вздрогнуло, отзываясь и выбирая жизнь.
– Что, княгиня, не нравится мертвячинка? – совсем рядом раздался ненавистный голос.
– Князь! – испуганно воскликнула Забава, увидев, как из тени навстречу выходит Изяслав, а следом, будто тень князя, - воевода Колояр.
– Не захотела женой мне быть! Лучше подстилкой для мужика деревенского? – свестящим шепотом спросил Изяслав.
– Смотри, - указал он на лежащего Ратибора, - так со всяким будет, кто меня ослушается да помочь тебе осмелится.
Видя, что она не отходит от Ратибора, обернулся и приказал Колояру:
– В дом веди, под замок. Завтра же жреца приведу, чтоб обряд сотворил. И моей будет.
Воевода подошел к Забаве, схватил ее и начал оттаскивать от Ратибора. Она забилась, пытаясь вырваться, с ненавистью закричала Изяславу:
– Никогда! Слышишь! Только тронь. Убью себя – рука не дрогнет!
Колояр рванул ее руки назад так, что заныли суставы. Тогда Изяслав близко подошел и положил ладони на талию, сжимая до синяков, ответил медовым голосом:
– А я руки-то твои свяжу, да учить буду любви да покорности до тех пор, пока не научишься.
– Голодом заморю себя! Все равно душу мою не получишь!
– с ненавистью в лицо ему выкрикнула Забава.
– Голодом? А пащенка тоже заморишь? – скривил губы Изяслав.
– Дитя Всеволода убьешь?
И сам же ответил себе, видя, как расширились в ужасе ее глаза:
– Нееет! Ты покорной будешь, сладкой и нежной, чтоб только жизнь ему сохранить. А иначе я своими руками из тебя его вытравлю. Поняла?
Что-то оборвалось внутри, будто сила, что всегда была при ней, отказалась служить. Княгиню затопило отчаяние. Она обмякла и упала бы, да Колояр поднял ее на руки и понес от заставы обратно в княжеские покои.
Собрав остаток сил, Забава решила обратиться к Моране да попросить богиню о смерти, но в последний момент всплыл перед очами добрый образ Мокоши.
Когда Колояр поставил Забаву на мостовую во дворе, Забава повернулась к Изяславу и бесцветным голосом сказала:
– В Перуновых горах капище есть разрушенное. Стану женой тебе, только дозволь сперва побывать там, дары богине отнести.
– Что за блажь? – недовольно скривился Изяслав.
– В городе капище, подноси дары свои.
Униженно опустив голову, Забава продолжала умолять: