В гостях у эмира Бухарского

Наша конвойная команда немедленно представилась тюря-джану подъ начальствомъ браваго урядника Толстова, который ввелъ свой спшенный взводъ во внутренній дворикъ справа рядами и выстроилъ его во фронтъ противъ оконъ пріемной. Сеидъ-Абдулъ-Агатъ-ханъ, показавшись въ окн, привтствовалъ казаковъ движеніемъ правой руки, приподнявъ ее къ чалм. Т дружно гаркнули ему на это «здравія желаемъ вашему степенству!» и затмъ по команд вынули шашки, взяли «на плечо», «на краулъ», опять «на плечо» и вложили ихъ въ ножны. Этимъ и кончилось представленіе конвоя, который въ заключеніе пропарадировадъ мимо оконъ справа рядами. Но замчательно, что изо всхъ бековъ и высшихъ военныхъ чиновъ бухарскихъ единственно Сеидъ-Абдулъ-Агатъ-ханъ поинтересовался нашими казаками.

У него есть тоже своя политическая партія; неизвстно лишь, насколько самъ онъ причастенъ ея планамъ и мечтаніямъ. Это все та же партія бухарскихъ такъ-сказать «націоналовъ», о которой я упоминалъ уже раньше. Ея завтное стремленіе заключается въ возстановленіи полной независимости Бухары во всемъ ея прежнемъ величіи. Къ сожалнію, при этомъ только упускается изъ виду взаимное отношеніе средствъ и силъ Бухары и Россіи, что впрочемъ и немудрено при совершенномъ невжеств ходжей и ишановъ, изъ коихъ и состоятъ партія «націоналовъ», живущихъ мыслію въ прошломъ и закрывающихъ глаза на настоящее, Имъ кажется, что эмиру стоило бы только захотть и съ помощію Аллаха возрожденіе могущественной Бухары совершилось бы какъ по щучьему велнію; но эмиръ-де не хочетъ, потому что продалъ Бухару русскимъ. Купцы, напримръ, особенно изъ тхъ, что здятъ на Макарьевскую, никакихъ такихъ иллюзій не питаютъ и ни къ какимъ подобнымъ партіямъ не принадлежатъ, но это именно потому, что они практически, съ наглядки могутъ соразмрять и взвшивать силы и средства Бухары и Россіи. Впрочемъ, какое дло высокомудрымъ ишанамъ и ходжамъ до аршинниковъ-купцовъ, и станутъ они еще «преклонять свой благородный слухъ на нихъ низменныя рчи»!

Одна фракція «національной» партіи, извстная подъ названіемъ «Каршинской», придерживается (разумется втайн) мятежнаго Катты-тюря, старшаго сына эмира; другая же, «Керминенская», упованія свои возлагаетъ на Абдулъ-Агата. Еще въ Бухар было мн доставлено секретное свдніе о надеждахъ и планахъ керминенскихъ націоналовъ, которые въ личномъ характер Абдулъ-Агата усматриваютъ залогъ ихъ осуществимости. Не касаясь вопроса о томъ, насколько эти планы разумно цлесообразны и вообще осуществимы, я только ради курьеза раскажу ихъ сущность, какъ мн самому ихъ передавали.

Исходная точка керминенскихъ плановъ, это кончина ныншняго эмира, когда, по извстному средне-азіятскому обыкновенію, неминуемо возникнетъ между его сыновьями и родственниками борьба и усобица за захватъ власти. Изгнанный Катты-тюря, какъ извстно, лишенъ отцомъ всхъ правъ не только на ханство, но и на какое бы то ни было наслдіе въ бухарскихъ предлахъ. Это однако не устраняетъ для него возможности домогаться ихъ всми путями посл смерти эмира, при помощи своей партіи. Для этого потребуется свергнуть какимъ бы то ни было способомъ Абдулъ-Агата, когда послдній займетъ тронъ Бухары, къ чему ныншній эмиръ и прочитъ его уже заране. Но вступая законнымъ путемъ въ Бухару, Абдулъ-Агатъ, для успшной борьбы со старшимъ братомъ, долженъ будетъ обратиться къ помощи Россіи, а это такой шагъ, который неминуемо возстановитъ противъ него всхъ «націоналовъ» безъ различія партій. Притомъ же «Керминенцы» знаютъ, что если возьметъ верхъ Катты-тюря, то вс вліятельныя, выгодныя мста и высшія должности въ ханств сполна перейдутъ въ руки «Каршинцевъ», и тмъ самымъ ихъ собственная партія будетъ устранена отъ длъ и обречена на ничтожество, если даже не на «прирзъ». Они полагаютъ, что для Россіи безразлично, кто бы ни сидлъ на Бухарскомъ ханств, лишь бы сидящій былъ всегда и во всемъ ея покорнйшимъ слугой; они полагаютъ также, что если сядетъ даже Катты-тюря, то и онъ волей-неволей долженъ будетъ слдовать въ отношеніи къ русскимъ ныншней политик своего отца, такъ какъ самостоятельно держаться противъ Россіи на равнинахъ, да еще при томъ условіи, что она владетъ водой Зерашпана, невозможно. Поэтому вся равнинная, степная часть Бухарскаго ханства для будущей борьбы за независимость ни въ какой разсчетъ не принимается. Планъ этой борьбы разсчитываетъ на хорошо населенныя, хлбородныя горныя бекства, то-есть на всю вообще юго-восточную часть ханства, которая представляетъ собою обширную страну, вдоль и поперекъ изрзанную горными узлами, высокими хребтами, отвсными скалами, глубокими пропастями, словомъ, такую мстность, гд по выраженію нашихъ казаковъ, бывавшихъ тамъ съ учеными экспедиціями, «самъ чортъ глину мсилъ». Въ случа смерти эмира, Сеидъ-Абдулъ-Агатъ, по плану «Керминенцевъ», долженъ хать не въ Бухару, а какъ можно скоре пробираться въ горы, куда-нибудь въ род Бальджуана или Дарваза, и тамъ, опираясь свободнымъ тыломъ на пограничную съ Афганистаномъ рку Пянджъ, объявить «газаватъ» — священную войну за вру противъ «урусъ-кяфыровъ», словомъ, устроить намъ новый Кавказъ, и тогда «Каршинцы» потеряютъ свою raison d'etre, такъ какъ вокругъ гази Сеидъ-Абдулъ-Агатъ хана, во имя его принципа, должны будутъ, сплотиться, вс правоврные безъ различія партій. Предполагается, что русскіе либо не захотятъ повторять свой опытъ съ новымъ Кавказомъ, и потому, войдя съ бухарцами въ добровольное соглашеніе, возвратятъ имъ Самаркандъ съ истоками Зеравшана; либо что они будутъ много лтъ истощаться безъ всякой для себя пользы на веденіе трудной горной войны, при невозможности обойти противника съ тыла, откуда, между тмъ, противникъ будетъ получать вс свои средства для веденія этой войны; въ конц концовъ, все это надостъ русскимъ, они плюнутъ и уйдутъ изъ Туркестана, и тогда Бухара снова возсіяетъ всмъ блескомъ своего былаго величія.

Это, конечно, не боле какъ пылкія мечтанія, тмъ трудне осуществимыя, что самый характеръ горныхъ таджиковъ, наклонныхъ къ мирной культур, совсмъ не представляетъ тхъ элементовъ, какіе составляли главную силу хищнически-воинственныхъ племенъ Кавказа въ ихъ долголтней борьб съ русскимъ оружіемъ. Тмъ не мене, на всякій случай не мшаетъ принимать въ свднію даже и нкоторыя мечтанія, если они характеризуютъ собою отношенія къ намъ той или другой изъ сосднихъ политическихъ партій. ^{23}

Посл визита къ тюря-джану, при обратномъ слдованіи посольства чрезъ площадь, почетный караулъ опять отдалъ ему воинскую почесть, но на сей разъ уже безъ музыки. За то неожиданно распотшилъ насъ желтокафтанный командиръ-кавказецъ. Стоя предъ фронтомъ и держа въ правой рук.саблю, опущенную «на краулъ», а лвую всею растопыренною пятерней поднявъ къ шапк для отданія чести, въ то время какъ князь прозжалъ мимо его, онъ вдругъ съ важностью и размреннымъ голосомъ, чтобы слышно было каждое слово, крикнулъ ему по-русски:

— И какъ ваши здоровья?… И здоровъ ли дохалъ, киназъ, ваши привастхадытелство?

Очевидно ему хотлось поддержать этимъ свое значеніе, въ глазахъ своей рати, — дескать вотъ какой я важный человкъ, и по-русски знаю, и какъ тонко вс приличія и долгъ любезности понимаю, и даже съ какимъ важнымъ лицомъ разговаривать могу, — поймите молъ это!

Обмнъ подарковъ послдовалъ уже по окончаніи визита: они были присланы къ намъ на домъ. Вечеромъ былъ баземъ съ томашой, но я на немъ не присутствовалъ, такъ какъ надо было многое занести въ свой дневникъ, а когда легъ въ постель, то вс эти батчи и дангарачи своими пснями и гудньемъ долго спать не давали.

30 января.

Холодъ ночью въ моей комнат былъ такой, что я нсколько разъ просыпался съ ледяными сосульками на усахъ. Принимаютъ насъ бухарцы, конечно, съ большимъ почетомъ, но нельзя сказать чтобъ особенно тепло. Что до меня, то я охотно предпочелъ бы теперь немножко мене почета, но за то хоть маленькую желзную печку въ моей комнат.

Въ три часа пополудни состоялся нашъ прощальный визитъ къ тюря-джану. По обстановк это было точное повтореніе вчерашняго, даже до крика желтокафтаннаго капитана «здоровъ ли дохалъ» включительно.

Вечеромъ насъ опять угощали безконечнымъ баземомъ. Мальчишки и бубенщики неистово вопятъ во всю глотку давлеными голосами, ибо по здшнему чмъ громче и крикливе, тмъ значитъ голосъ лучше и достойне восхищенія.

Но до чего все это надоло!..

31 января.

Выхали изъ Кермине въ восемь часовъ утра. Мстность хорошо населена и обработана. Въ полуташ отъ города прохали мимо развалинъ прекрасной медрессе, построенной Абдуллахъ-ханомъ. Сквозныя дыры вмсто оконъ уныло и словно съ укоромъ смотрятъ на путника, массивныя стны разрушаются все боле и боле… вокругъ бурьянъ, грязь, мусоръ… Просто смотрть досадно, когда чуть не на каждомъ шагу видишь, сколько прекрасныхъ и благодтельныхъ учрежденій прежнихъ временъ уже погибло и сколько другихъ, которыя можно бы еще поддержать, обречены на запустніе и съ каждымъ днемъ все больше рушатся и гибнутъ отъ невжественнаго небреженія и общей апатіи. Какъ посравнить, что было эдсь два-три столтія назадъ и что сталось теперь, видишь, что жизнь этой страны, которая уже достигла было такихъ блестящихъ результатовъ, вдругъ остановилась и пошла назадъ, попятнымъ движеніемъ. Мусульманство отжило свое время и ничего не даетъ боле человчеству въ смысл самостоятельнаго творчества. Его поэзія вся въ прошломъ, какъ и его поэты, его Гафизы, Фирдусси, Саади… Альгамбра въ Гренад, джамія Селима въ Адріанопол и полуразрушенные дворцы и памятники въ Самарканд — это альфа и омега мусульманскаго искусства: въ нихъ оно дало все, что только могло дать и новаго ничего больше не скажетъ.

Вотъ въ сторон еще какія-то развалины… Но мимо! Это все одна и та же картина запустнія и Авгіевыхъ конюшенъ.

Мстность ровная. Карнапскія горы, что тянутся южне верстахъ въ тридцати параллельно нашему пути, начинаютъ теперь все больше подходить къ Зеравшану. Наивысшая ихъ точка, лезвіеобразная вершина, находится какъ разъ противъ селенія Гурь-углы.

Перехали въ бродъ чрезъ большой арыкъ Нарыпай.

Разстояніе отъ Керыине до города Зіаеддина четыре съ небольшимъ таша, или собственно ЗЗ.5 версты. На половин пути встртилъ насъ молодой человкъ, сынъ зіаеддинскаго бека, высланный своимъ отцомъ со свитой изъ нсколькихъ человкъ на границу бекства для привтствованія посольства, а за полъ-таша отъ города встртилъ и самъ бекъ съ чиновниками. На немъ былъ надтъ халатъ изъ лиловой парчи, затканной золотыми разводами и серебряными травами, а на голов чалма блая съ золотомъ. Вс они выхали верхомъ и при нашемъ приближеніи слзли съ лошадей. Мы тоже вышли изъ экипажей и обмнялись привтствіями и разспросами о здоровь и благополучіи. Значитъ урокъ, данный княземъ каршинскому беку, подйствовалъ и очевидно принятъ бухарцами къ свднію.

Зіаеддинъ носитъ громкое названіе города, но на мой взглядъ это просто ничтожная деревня, избранная почему-то подъ административный пунктъ. Она гораздо меньше и невзрачне многихъ сосднихъ кишлаковъ и отличается отъ нихъ только тмъ, что обладаетъ фальшивою крпостью безъ малйшей возможности ея обороны. Эта крпость, расположенная между Нарыпаемъ и обрывистымъ берегомъ Зеравшана, представляетъ, по обыкновенію, четырехстороннюю площадку, обнесенную глинобитною стнкой около двухъ саженъ вышины. Снаружи оно какъ-будто и крпость, даже зубчатыя бойницы наверху подланы, но только стрлять изъ-за йихъ нельзя, потому что со внутренней стороны стрлкамъ стоять не на чемъ: у этихъ стнъ нтъ валганга, и он не боле какъ высокій заборъ аршина въ полтора шириной. Ни рва, ни брустверовъ, ни даже бурджей; но ворота съ фальшивыми башенками есть, и предъ ними вдоль дороги былъ выставленъ почетный караулъ со знаменемъ; только люди были разставлены шпалерой въ одну шеренгу на значительно разомкнутыхъ дистанціяхъ, вроятно для того, чтобъ ихъ казалось больше чмъ въ наличности.