В изоляции
Шрифт:
Каждое движение сопровождается криком. Каждый удар – это очищение.
Но этого всё равно недостаточно.
Я падаю на колени посреди обломков и прижимаю ладони к глазам. Пытаюсь сглотнуть, но это больно. Я не могу глубоко вздохнуть, и мои лёгкие горят, как только я пытаюсь это сделать. Вместо этого, я лишь хватаю ртом воздух.
Каждая клетка моего тела болит. Я не знаю из-за чего: потому ли, что причинил себе боль, когда всё здесь рушил, или потому, что измучен. Холод моего тела проникает в самое сердце, и я не могу перестать дрожать. Я слепо хватаюсь пальцами за диван, пытаясь найти одеяло, которое всегда держала там Лиа, и накинуть его на плечи. По крайней
Я опускаюсь на пол, ложусь на своё вывихнутое плечо, и как бы больно мне ни было, не двигаюсь. У меня раскалывается голова. Когда мои глаза открыты, я ни на чём не могу сосредоточиться, поэтому я держу их закрытыми. Давление внутри глаз грозит взорваться, но я, задержав дыхание, не даю ему вырваться.
Я опоздал. Она ушла. Она, блядь, ушла.
Понятия не имею, как долго я там лежу, пытаясь дышать и стараясь не думать. Ничего не получается. Я всё прокручиваю в голове случившееся, стремясь понять, где ошибся. Может, я выбрал неправильный отходной маршрут? И, если бы я появился на пару дней раньше, она всё ещё была бы здесь? А может, мне следует собрать сумку и лететь ближайшим рейсом в Аризону?
Когда я, наконец, открываю глаза, то вижу иракского подростка, прислонившегося к раздвижной стеклянной двери на крыльцо. Его руки скрещены, и он смотрит на меня. Я наблюдаю, как, он приближается и опускается на пол. Он садится передо мной по-турецки и пристально глядит на меня.
— Ты облажался.
— Я собирался всё уладить, — говорю я ему.
— Нет, неправда.
— Мне просто... мне просто нужно всё объяснить. Сказать ей, что я не мог уйти раньше, но теперь всё изменится.
Он скептически поднимает бровь.
— Я могу ей позвонить, — шепчу я. — Могу сказать ей, что теперь всё хорошо. Пообещаю больше такого не делать.
— Это будет ложью.
— Серьёзно, — говорю я, пытаясь звучать убедительно. — Больше никаких контрактов, никаких убийств. С этим покончено.
— Надолго ли? — спрашивает он. — Как скоро потребность убивать приведёт тебя обратно к Ринальдо? Как скоро преданность ему перевесит твою нужду в ней?
У меня нет ответа.
Парнишка придвигается вперёд, и я вздрагиваю. Он кладёт ладони на пол и наклоняет голову вниз, пока мы не оказываемся лицом к лицу.
— Ты убийца.
Я сглатываю. Открываю рот, желая возразить, но не могу.
— Я... я изменюсь... — Я не верю своим словам даже, когда сам их произношу. Я глотаю воздух и пытаюсь сесть, но моё тело не переставая содрогается.
— Ты её не заслуживаешь.
Когда я слышу эти слова и признаю их истину, то всё напряжение отпускает моё тело. Я снова оседаю на пол, закрыв голову руками. Воздух вокруг меня такой тяжёлый, просто гнетущий. Я не могу пошевелиться.
У меня нет никаких причин двигаться.
Я знал, что этот день настанет. В глубине души я всегда это знал. Когда мы покинули Чикаго, чтобы сбежать от той жизни, которую я вёл, мои намерения были чисты. Я планировал выйти из бизнеса и жить с Лиа спокойной жизнью.
Мне следовало хорошо подумать, но это именно то, чего я хотел в то время.
Невозможно было держаться подальше от той жизни. Ринальдо потребовалось шесть месяцев, чтобы связаться со мной после моего отъезда из Чикаго, но, если быть честным, я обрадовался, когда он это сделал. Стрельба по мишеням никогда не была для меня достаточной. Я жаждал настоящего выстрела – настоящего убийства. Я взялся за предложенную работу, сбежал от Лиа под каким-то неубедительным предлогом, и улетел туда, где мне нужно было появиться, чтобы прикончить того, на
кого указал Ринальдо. Сначала это была всего пара заданий, но они становились всё более частыми.Зато теперь он думает, что я мёртв.
Сколько бы времени прошло до того, как Ринальдо всё выяснил бы? Сколько бы времени прошло до того, как моё собственное желание вернуться к прошлой жизни помешало бы мне проводить время с Лиа? Продержался бы я хотя бы год, прежде чем начал бы искать информацию о деятельности Ринальдо с мыслями о том, чтобы сделать всё возможное и помочь ему?
Я не могу винить Лиа за то, что она ушла. Хочу, но не могу.
Мои плечи дрожат, и я не понимаю, вспотел я или плачу. Я зажмуриваю глаза, и знаю, что, если открою их, мой настойчивый фантом по-прежнему будет там. Я не хочу его видеть. Не хочу смотреть ему в глаза и понимать, что он прав.
Я не могу измениться.
Я падаю на живот, больше не в состоянии контролировать рыдания, когда образы Лиа прокручиваются в моей голове. Моя нога упёрлась во что-то острое. Может быть, она даже поранена, но мне всё равно. Я закрываю глаза, но не могу остановить свои мысли. Она проникла в каждый уголок моей души.
В первый раз я вижу её, когда она подходит к моей хижине в Аризоне. Я вижу её через прицел моего «Барретта», когда беспорядочно обстреливаю близлежащий парк. Я вижу её, когда она обнимает меня, говорит, что всё будет в порядке, и проводит пальцами по моим волосам.
Но всё не в порядке. И никогда не будет.
Свернувшись в клубок, я, наконец, впадаю в забытьё.
И просыпаюсь с криком.
Затерявшись в собственных мыслях, пристально всматриваюсь в пустоту сухими и больными глазами. Не знаю, как долго я пролежал на полу посреди гостиной, в окружении беспорядка, устроенного мной во время срыва. Я в курсе, что мой желудок давно перестал урчать. И больше не хочется пить.
Я вздрагиваю от тяжёлого удара в дверь и поднимаю глаза. Вижу на крыльце через окно размытый контур человека. Он быстро приседает, а потом снова встаёт.
Срабатывает инстинкт, и я откатываюсь из центра комнаты и укрываюсь за краем дивана. У меня нет при себе оружия. Ближайший пистолет на кухне, и всё ещё лежит в рюкзаке, который мне отдал на берегу Малыш Эдди.
Тень в окне движется, и я напрягаюсь. Кто бы там ни был, он разворачивается и топает вниз по ступенькам к подъездной дорожке. Я поднимаюсь на ноги и мчусь на кухню, чтобы достать из рюкзака глок, а затем направляюсь к окну в гостиной.
Едва заметно отодвинув занавеску в сторону, наблюдаю, как от коттеджа отъезжает грузовик ЮПС [5] .
5
американская логистическая компания, занимающаяся курьерской доставкой почты.
На крыльце лежит длинная коробка в коричневой упаковке. Обратный адрес – абонентский ящик в Томпсоне. Я присаживаюсь на корточки, поднимаю посылку, чтобы отнести её внутрь, и понимаю, что она довольно тяжёлая. Я, мягко говоря, очень осторожен, когда кладу коробку на кухонный стол и разрезаю упаковочную ленту.
Открыв крышку коробки, я обнаруживаю свою разобранную снайперскую винтовку «Барретт М82».
Я поглаживаю пальцем гладкий металл. Возле спускового крючка металл темнее, без царапин от износа. Он отремонтирован, и я не сомневаюсь, что работать он будет идеально. Когда я поднимаю ствол из коробки, то нахожу небольшой лист бумаги.