В лапах зверя
Шрифт:
Но в тот момент, когда я бежал за Богданом, мне было глубоко похер на то, что происходило в доме.
Главное, чтоб на моем пути никто не вставал!
Сердце в глотке билось, в глазах черно было от напряжения и сковывающего все конечности страха. Того, что ее нет там, где ее спрятал Богдан. Или еще хуже. Того, что я ее там найду, но будет поздно.
Я не знаю, что было бы, если б самый худший из этих вариантов сыграл бы. Не хочу узнавать.
Просто потому, что уверен: именно в этот момент холодный компьютер Сандр Симонов сошел бы
Лика обхватывает меня за шею, тянется теплыми дрожащими губами, скользит ими по каменной от напряга скуле. И у меня там будет ожог. Сто процентов.
Я хочу еще больше огня, а потому наклоняюсь и ловлю ее влажные от слез губы своими. И погружаюсь в наше общее горение с такой готовностью и сладкой болью, что едва на ногах могу стоять.
И похер мне на тех, кто рядом. Кто смотрит. Кто ждет моего решения. Моих команд.
На все похер.
Она в моих руках.
Она живая.
Она…
Черт, она рискует забыть, каково это: ходить по земле. Просто потому, что я теперь не рискну спустить ее с рук!
Ее губы мокрые, соленые, испуганно дрожащие. И податливые. Она впускает меня в себя, встречая мой безумный напор своей покорной нежностью и беззащитностью.
Моя девочка.
Моя.
Моя.
Только моя!
Никто больше!
Никогда!
Никогда!
Я устрою гребанный Армагеддон здесь! Чтоб все навсегда запомнили, насколько опасно даже смотреть в ее сторону!
Меня переполняет столько эмоций одновременно, что не могу их осознать, просто проживаю сейчас каждую в отдельности и все скопом. Компьютер пишет “эррор”. Хотя, он это пишет с той самой минуты, как увидел ее. Просто тогда не осознавал. А вот теперь… Теперь это в голове моей постоянно крутится.
Не могу думать, не могу вообще ничего сформулировать даже!
Просто живу моментом. Только с ней у меня так получается. Только она — мой момент. Тот, в котором хочется жить.
Но мир не согласен с моими решением и грубо напоминает о себе отголосками дальних выстрелов.
Лика вздрагивает, пугливо сжимается, отстраняясь.
И я прихожу в себя.
Прижимаю ее к себе, бережно положив ладонь на голову, чтоб закрыть мокрое от слез лицо от посторонних взглядов, и ощущая остро, что этих взглядов тут слишком уж много!
Богдан, торопливо отвернувшийся, когда я поднял голову, но так и успевший скрыть острое внимание в глазах. Мои люди, все еще не остывшие от драки и беготни по темным коридорам склепа Урала.
Они смотрят с пониманием, кое-кто — с плохо скрываемым нетерпением, явно желая побыстрее отсюда свалить и заняться уже тем, для чего мы здесь — веселой кровавой резней.
Я коротко киваю, отпуская часть своих псов на свободу.
И те мгновенно испаряются.
Рядом со мной остаются только двое телохранителей, из тех, что отобраны лично Петровичем, и не могут никуда двинуться от меня под страхом лишения всего ненужного в организме, включая голову
и руки.И Богдан, который, конечно, боец хороший, но сегодня он у меня за проводника по закоулкам Аида.
На моих губах — соль и железо.
Присматриваюсь внимательней к Лике, замечая кровь в уголке рта.
Поднимаю взгляд на Богдана:
— Кто ее бил?
— Тут, в соседней комнате, — криво кивает он.
Я поворачиваюсь к своим парням, чтоб приказать взять урода, но Богдан опережает:
— Не надо. Он дохлый.
— Это… — ахает Лика, испуганно кругля глаза, — я его? Да?
— Нее-е-е… — тянет Богдан, усмехаясь, щурится на меня весело, — он сам.
— Да? — Лика крепче цепляется за мою шею, поворачивается к Богдану, пытаясь всмотреться в его нарочито спокойное лицо, но я не позволяю, снова кладу ладонь ей на голову, прижимая к себе. Нечего на него пялиться.
— Да, — с готовностью кивает Богдан, — сердце не выдержало…
Я ловлю его взгляд, киваю.
Понятно, что там с сердцем у мужика. Жаль, что я не познакомился с этим сердечником…
В этом Богдан промахнулся. Инициативный излишне.
Хотя, я бы тоже не оставлял за спиной даже мельчайшую возможность вреда для Лики. Пока она тут, одна сидела. Хоть и под замком, но все равно беззащитная.
Сверху опять выстрелы.
Лика вздрагивает:
— Что это?
— А это лягушонка в коробчонке подъехала, похоже… — бормочу я.
— Что? — непонимающе спрашивает она.
— Папаша твой, говорю, нарисовался… — вздыхаю я, а затем добавляю, — и мой, похоже, тоже…
— О-о-о… — тянет Лика.
— Вот и я про то же, — говорю я, удобней перехватывая ее и шагая к выходу, — а так хотелось без лишней крови…
— Что? — Она волнуется, постоянно пытается посмотреть по сторонам, дрожит, наверно, лишь теперь поймав что-то вроде отходняка, и я настойчиво не позволяю ей своевольничать, быстро двигаясь в сторону выхода из склепа.
— Ничего, малыш, ничего. По сторонам не смотри, ладно? Тут ничего интересного…
Обхожу парочку трупов, жду, пока откроют очередную дверь, прикрываю глаза и ушко Лики, потому что стрельба все отчетливей.
Это Урал забаррикадировался в кабинете-сейфе. И теперь его оттуда будут выкуривать долго и кроваво.
Я бы сделал это быстро, но, судя по усилившемуся грохоту и полученной уже по пути за Ликой информации о том, что Сурен подъехал со своими людьми, больше моих интересов тут никто учитывать не будет.
А мне сейчас глубоко похер на весь окружающий мир.
Сурену сообщили уже, что Лика жива и в порядке, и теперь он будет сводить счеты с давним врагом медленно и со вкусом.
От нас с отцом требуется только обеспечить ему время для свершения мести.
Вот пусть отец этим и занимается.
А у меня уже другие планы.
И в них нет раскатанного в тонкий блин Урала.
Удивительно, насколько переоценивается взгляд на мир, когда в опасности то, что тебе реально дорого.