В мире фантастики и приключений. Выпуск 7. Тайна всех тайн

— Но при возникших обстоятельствах командир мог отдавать приказы: ведь корабль не находился под действием ускорения, при котором невозможно отдавать приказы голосом, не было и непосредственной опасности катастрофы.

— В пятнадцать с минутами по бортовому времени пилот дал умеренную компенсирующую тягу…

— Почему вы игнорировали то, что я сказал, свидетель? Прошу трибунал сделать свидетелю замечание и предложить ему, чтобы он мне ответил.

— Прошу прощения, я должен был отвечать на вопросы, но обвинитель не задал мне никакого вопроса. Обвинитель лишь прокомментировал возникшую на корабле ситуацию. Должен ли я в свою очередь прокомментировать этот комментарии?

— Прошу обвинение сформулировать вопрос, адресованный свидетелю, а свидетель, давая показания, должен проявить максимум доброй воли.

— Не считаете ли вы, свидетель, что при возникшей ситуации командир обязан был принять конкретное решение и сообщить его пилоту в форме приказа?

— Устав, господин прокурор, не предусматривает…

— Свидетель, вы должны обращаться только к трибуналу.

— Слушаюсь. Устав не предусматривает подробно всех обстоятельств, которые могут возникнуть на борту. Это просто невозможно. Если бы это было возможно, хватило бы того, чтобы каждый член экипажа выучил его наизусть, и тогда вообще не потребовалось бы командовать.

— Господин председатель, обвинение протестует против подобного рода иронических замечаний свидетеля.

— Свидетель, отвечайте на вопрос обвинения коротко и прямо.

— Слушаюсь. Так вот, я не считаю, что командир должен был в этой ситуации отдавать какие-то особые приказы. Он присутствовал в рубке; видел и понимал, что происходит; если он молчал, это значило, что в соответствии с двадцать вторым параграфом корабельного устава он разрешает пилоту действовать по собственному усмотрению.

— Господин председатель, свидетель неверно трактует смысл двадцать второго параграфа корабельного устава космофлота, в данном случае применим параграф двадцать шестой, в котором говорится об опасных ситуациях.

— Господин председатель, ситуация, которая возникла на «Голиафе», не представляла опасности ни для корабля, ни для здоровья и жизни людей.

— Господин председатель, свидетель явно демонстрирует отсутствие доброй воли, — вместо того чтобы стремиться к установлению объективной истины, он пытается своими показаниями per fas et nefas [14] оправдать поступки обвиняемого Пиркса, который был командиром корабля! Положение, в котором оказался корабль, несомненно, относилось к таким, которые подпадают под действие параграфа двадцать шестого.

14

Правдами и неправдами (лат.).

— Господин председатель, обвинитель не может одновременно выполнять функции эксперта!

— Лишаю вас слова, свидетель. Трибунал откладывает решение вопроса о применимости двадцать второго или двадцать шестого параграфа корабельного устава до особого рассмотрения. А теперь, свидетель, сообщите, что произошло на корабле дальше.

— Кэлдер, правда, не обращался к командиру ни с какими вопросами, но я видел, что он несколько раз посмотрел в его сторону. Тем временем тяга заклиненного зонда выровнялась и стабилизация корабля не представляла трудностей. Кэлдер начал отходить от кольца, но не требовал от меня расчета обратного курса, и я догадался, что он всё-таки попробует выполнить наше задание. Примерно в шестнадцать часов, когда мы вышли из зоны Роша, Кэлдер просигналил пик и сразу же попробовал вытряхнуть зонд.

— То есть?

— Ну он включил сигнал пика перегрузки и сразу же дал сначала полный назад, а потом полный вперед; зонд весит три тонны, а при полном ускорении почти в двадцать раз больше. Он должен был пулей вылететь из пусковой шахты. Нас окружало около тысячи миль свободного пространства, и Кэлдер дернул таким образом корабль два раза подряд, но без результата. Он добился только того, что боковое отклонение увеличилось. Возможно, под действием резких ускорений зонд, который еще сильнее заклинился в пусковой шахте, сменил положение, и теперь весь поток газов бил в откинутую наружную крышку, отражался от нее и уходил в пространство. Рывки были и неприятны для нас, и немного рискованны, поскольку уже было ясно, что если зонд вообще выскочит, то, очевидно, захватит с собой кусок наружной обшивки. Всё шло к тому, что нам придется либо послать людей в скафандрах с инструментами наружу, либо возвращаться, таща за собой этот черт… прошу прощения, застрявший зонд.

— А не пробовал Кэлдер выключить двигатель зонда?

— Он не мог этого сделать, господин судья: кабель, соединявший зонд с кораблем, был уже разорван, — значит, оставалось только управление по радио, но зонд застрял в самом люке пусковой шахты и экранировался ее металлическим кожухом. Мы летели, удаляясь от планеты, примерно с минуту, и я уже был убежден, что Кэлдер всё-таки решил возвращаться. Он выполнил несколько маневров, производя так называемый захват звезды, — при этом корабль нацеливают носом на выбранную звезду и дают переменную тягу. Если управляемость в норме, звезда должна оставаться на экранах совершенно неподвижной. Конечно, так не получилось, мы имели измененную полетную характеристику, и Кэлдер старался установить ее параметры. После нескольких попыток ему всё же удалось подобрать тягу, компенсирующую боковое отклонение, и тогда он повернул.

— Свидетель, в этот момент вы понимали, каковы действительные намерения Кэлдера?

— Да, то есть я предполагал, что он попробует все же запустить оставшийся на борту третий зонд. Мы вышли обратно к плоскости эклиптики со стороны Солнца, причем Кэлдер работал просто великолепно; если бы я этого не знал, мне никогда бы и в голову не пришло, что он с такой легкостью управляет кораблем, который имеет как бы дополнительный боковой двигатель, не предусмотренный конструкцией. Кэлдер приказал мне рассчитать курсовые поправки и всю траекторию, а также командные импульсы для нашего третьего зонда. Тут уж у меня не могло оставаться никаких сомнений.

— Вы выполнили это распоряжение?

— Нет, господин судья. Вернее, я сказал ему, что не могу рассчитывать курс в соответствии с программой, поскольку мы вынуждены поступать иначе, — ведь мы уже не могли точно придерживаться программы. Я попросил у него дополнительные данные, так как не знал, с какой высоты он хочет запустить последний зонд, но он ничего мне не ответил. Может, он обратился ко мне только для того, чтобы уведомить командира о своем намерении.

— Вы так считаете? Ведь он мог обратиться к командиру непосредственно.

— Может быть, он не хотел этого сделать. Может, для него было важно, чтобы никто не подумал, будто он сам не знает, как нужно действовать, и нуждается в помощи. А возможно, он хотел показать, какой он превосходный пилот, если берется за выполнение задачи, хотя штурман, то есть я, но в состоянии ему помочь. Командир, однако, не реагировал, а Кэлдер уже шел на сближение с кольцами. Тогда мне это перестало нравиться.

— Прошу вас, свидетель, выражаться точнее.

— Слушаюсь, господин судья. Я подумал, что всё это слишком рискованно.

— Прошу трибунал отметить, что свидетель невольно подтвердил сейчас то, чего не хотел признать раньше: командир обязан был активно вмешаться в возникшую ситуацию, и командир сознательно, намеренно от этого отказался, подвергая тем самым корабль вместе с экипажем риску, последствия которого невозможно было предвидеть.

— Господни председатель, утверждение обвинителя неверно.

— Вы не должны полемизировать с обвинением, а только давать показания, относящиеся исключительно к ходу событий. Почему в тот момент, когда Кэлдер начал снова приближаться к кольцам, — только тогда — вы сочли ситуацию рискованной?