В море погасли огни (блокадные дневники)

Не теряя времени, мы зашагали к начальнику базы. В приемной нас остановил толстощекий старшина:

– Сейчас нельзя, начальник занят.

– У меня нет времени ждать, - сказал я и решительно направился к двери. Клецко отстал, он не решался без вызова показаться на глаза начальству.

В небольшой комнате за столом сидел белобрысый, почти безбровый интендант с бледным лицом и перебирал бумаги. Мельком взглянув на меня, он буркнул:

– Занят. Придите позже.

Но я сделал вид, что не расслышал его, представился. Интендант сразу же поднялся. Видимо, в его расчеты не входило обострение отношений с будущим редактором газеты. Из сурового он стал приветливым.

– Очень рад. Чем могу служить?
– спросил интендант. А узнав, для какой цели мне понадобился катер, он даже обрадовался: - Давно мечтаю заиметь свою типографию, а то бегай, выпрашивай каждый бланк. А тут и ведомости сможем отпечатать, и накладные...

Я не стал возражать. Зачем же с первой встречи портить отношения? И решил, что теперь можно поговорить и о Петре Клецко.

– Да сделайте милость, забирайте. Только наплачетесь вы с ним, предупредил Белозеров.
– Чистый Швейк! Впрочем, такой вам может сгодиться. Ему все баковые сплетни известны. Один вашу газету заполнит.

В общем, забирайте, а для порядка прикомандирую вам своего помощника по строевой. Вы только разыщите баржу и приберите ее имущество к рукам, а разгрузку и доставку возложите на Макарова. Он все произведет в лучшем виде.

Интендант Макаров оказался расторопным человеком. Без всяких возражений он отправился со мной на Петровскую пристань.

Проходя через сад, затененный огромными дубами, кленами и серебристыми тополями, мы остановились перед памятником Петру Первому, сооруженному ровно сто лет назад.

"Оборону флота и сего места держать до последней силы и живота, аки наипервейшее дело", - прочитал я петровский завет.

Сумеем ли мы его выполнить? Опасность, нависшая над Кронштадтом и Ленинградом, видно, не убавилась. Артиллерия кораблей и фортов продолжала бить по побережью. От частых залпов, сотрясающих воздух, осыпалась листва с деревьев и, кружась, падала на землю.

У пристани стоял небольшой железный катер. На нем мы и отправились на розыски баржи шхерного отряда.

В заливе виднелось много разномастных барж, они были рассредоточены по всему плесу. Небольшие деревянные баржи стояли на отмелях, выпустив вверх аэростаты, а большие железные покачивались на якорях на изрядном расстоянии друг от друга.

– В них снаряды и бомбы с прибалтийских баз, - объяснил Макаров. Близко во время обстрела лучше не подходить.

Ветер вздымал небольшую волну, но мы его не чувствовали. Мне стало жарко. Расстегнув ворот кителя, я в бинокль разглядывал каждую баржу.

СБ - 1 мы нашли на восточном рейде. Она стояла на якоре. По борту ходил часовой с винтовкой.

– Кто идет?
– окликнул он, становясь наизготовку.

– Свои, - ответил Макаров и, не обращая внимания на протесты растерявшегося часового, приказал рулевому подойти к борту.

Зацепившись крюком за баржу, я увидел выглянувшего из трюма пограничника со "шпалой" в петлицах.

– Здесь типография шхерного отряда?
– спросил я у него.

– Здесь, - отозвался пограничник.
– И не только типография, но и вся редакция. Наконец - то вспомнили. Мы вас давно ждем.

– Меня не укоряйте, - остановил я его.
– К Пубалту имею такое же отношение, как и вы. В Кронштадте и суток не пробыл. Мне приказано принять имущество газеты, а вас отослать в отдел печати.

– Ну что ж, принимайте, - огорченно сказал он.
– Всегда так, сработаешься с людьми, а тебя сразу в другое место.

Он провел меня по шаткому трапу в свой отсек баржи. Там на грудах бумаги сидели три девушки в тельняшках и черных юбках, подпоясанных широкими матросскими ремнями. Две из них при свете лампочки разбирали шрифт и раскладывали по ящикам кассы, третья что - то писала. При нашем появлении они встали и вытянули руки по швам.

– Садитесь, - с досадой сказал редактор.
– Я же вам говорил, что во время работ начальство не приветствуют.
– И, обратясь ко мне, добавил: - Вот видите - на барже два номера газеты выпустили.

– А где отпечатали?

– На этой "американке", - показал старший политрук на небольшой печатный станок, установленный в углу.

– А других типографских машин вы не вывезли?

– Нет. Для походной редакции и этой достаточно. Зато шрифтов у нас много. Да что я рассказываю... Вот список редакционного имущества. Проверяйте.

И он протянул мне развернутый лист бумаги. Занявшись проверкой, я натолкнулся на четыре кучки гранат и патронов.

– Мое войско вооружилось, - смущенно ответил старший политрук.
– Ждали нападения катеров. Решили живыми не сдаваться.

Одна из девушек вдруг поднялась и спросила:

– Товарищ старший политрук, разрешите обратиться?

– Обращайтесь.

– Мы просим послать нас на сухопутный фронт. Надоело на этой проклятой барже сидеть.

– Теперь с рапортами не ко мне, а к другому старшему политруку, объяснил редактор, указывая на меня.
– Вы перешли в его подчинение... Как он решит.

Девушка решительно шагнула ко мне и протянула три рапорта.

– А что вы на фронте намерены делать?
– спросил я.

– Здесь на барже мы оказывали первую помощь раненым. И видно, не плохо, врач похвалил. Кроме того, мы стрелять умеем.

– А в редакции работать больше не желаете?

– А кому нужна будет теперь газета, на закрутку что ли?

– Понадобится в любом случае. Без газеты не обойтись.

– А у нас здесь даже курящие не брали. Говорят, бумага толстая.

– Значит, плохую газету выпускали.

– Как плохую?
– захорохорился редактор.
– Сам последние сводки по радио принимал, свежими печатал.

– Да не в укор вам, - поспешил я успокоить его.
– Просто объясняю, какой газета должна быть в принципе.

– Все равно хотим на фронт, - продолжали твердить свое девушки.

Их упрямство вывело меня из терпения, и я строго заметил:

– А с дисциплиной у вас неважно дело обстоит. Военные люди находятся там, куда их ставят. Понятно? Где вы их взяли?
– спросил я у редактора.

– В Выборге мобилизовали... двух наборщиц и корректора. До этого военной службы не проходили. А насчет дисциплины вы правы, есть распущенность.