В объятиях демона

Дверь прикрывает Ксюша, тяжело вздохнув. Она была сторонней наблюдательницей и так и не вставила свои пять копеек. Во-первых, потому что этот эмоциональный всплеск, совсем ненужный, мог обрушиться сейчас и на Орлову, а во-вторых потому что ей по-прежнему было нечего сказать.

— Зря мы так. — негромко замечает темноволосая, вздохнув. У них ведь правда планировался чудный вечер, с пиццей и какой-нибудь комедией, но, кажется, теперь им точно не до веселья. Яна была похожа больше на закипающий от негодования самовар, а Ксюша представляла собой высшую степень растерянности.

— Не зря. Идиотка. — зло выдает Гончарова. — Может хоть теперь она голову включит, дура кудрявая. Слепила его из того, что было, а потом что было, то и полюбила.

Рыжая раздраженно проходит на кухню и достает две кружки чая, яблочный пирог из холодильника, разрезая его на несколько частей, а после наливая зеленый с жасмином горячий чай им в чашки. Одна кружка была протянута Ксении, вторую же Яна крепко сжала в своих руках, словно грея ладони о нее. Пирог она, конечно, достала, вот только аппетита уже никакого не было. Ссора с подругой ее очень выбила из колеи.

— Ян, если между нами, то что происходит? Почему ты так остро реагируешь на это все? — изо всех сил пытаясь скрыть свою заинтересованность, спрашивает Ксюша, вздохнув и садясь за кухонный стол.

— Ну потому что он ей не пара и это понятно всем, только вот все почему-то молчат об этом. Может, как раз вот такого вот не хотят. Она солнечная, добрая, всю себя в эти отношения вкладывает, а он… В общем, была у нас как-то раз ситуация, причем не самая приятная. Ну ты слышала, я про синяки говорила, про его отношение к ней. Сейчас-то, вроде, нормально все. А вот на первом курсе я вообще не понимаю, что между ними творилось, якобы по общему согласию. Садо-мазо они там, что ли, увлекались? Но мы тактично не расспрашивали у них ничего, конечно же, хотя осадок остался и не самый положительный, наверное. Да и слабо верится, что по согласию. Он, наверное, захотел, а эта дуреха и отказать не смогла. Я с их парочки иногда пребываю просто в шоке, Ксюш. — рассказывает Гончарова, периодически делая глотки горячего зеленого чая и отламывая кусочки от пирога.

После рассказанной истории стало немного легче — теперь Ксюша хотя бы понимает, о чем идет речь. И, значит, вероятнее всего поддержит Яну. Вот только пытаться что-то решить в чужих отношениях — вещь неблагодарная и Гончарова уже тысячу раз пожалела о том, что высказала все Валерии.

— А если он предложит ей аборт? Если скажет, что не готов к ребенку, что они сами еще дети? Да это же ее просто убьет, Ксюш. Он может ей вертеть так, как он хочет. И вообще, зря мы ее отпустили. Черт знает, куда эта дурочка сейчас пойдет. — тихо говорит Яна, устало откидываясь на спинку стула и прикусив нижнюю губу. Но и найти Леру уже не представлялось возможным — наверняка та вызвала такси и укатила, а извиниться Яночка еще успеет, обязательно.

— Ян, а можно тебе кое-что рассказать, только чтобы это осталось между нами? Я просто не могу больше молчать. — тихо просить Сенечка, нервно теребя в руках кружку, постукивая по дорогому фарфору ноготками.

Дождавшись удовлетворительного кивка от рыжей, Орлова продолжила:

— В общем, я переспала с Месхи. — тихо говорит она, видя, как брови ее собеседницы ползут вверх, девушка торопливо продолжила, — Но я люблю Руслана, это случайность, которая правда случайность. Он мне симпатичен, Давид, очень симпатичен, Господи, я так запуталась…

Брюнетка устало кладет голову на стол, а после чувствует, как по щеке катится крошечная слезинка. Сегодня видимо день такой — дурацкий. Кругом сплошные расстройства, ссоры и непонимания. А она чувствует себя очень разбитой и грязной.

Почему-то ей казалось, что Гончарова была не тем человеком, который о произошедшем пойдет болтать в разные стороны по всему университету, и это значило то, что Ксения явно могла доверять своей новой подруге. Все-таки ей правда казалось, что и в ситуации с Лерой Яна тоже была права. Нет-нет, это вовсе не потому что Ксюша хотела для всех казаться хорошей или же вовсе одному говорить одно, а другому другое. Просто после услышанного девушке действительно казалось, что рожать от светловолосого — не самая лучшая идея. Но сама она к Лере, конечно же, не полезет. Лучше выдержит дистанцию и постарается помирить обеих подруг, сделать их снова счастливыми. Это была потрясающая, по ее мнению, идея.

Ей было сейчас не спокойно от того, что она поделилась и своими переживаниями. Она была уверена в Яне, но почему-то ей все равно казалось, что было бы внутренне легче, если бы она смогла смолчать. Орлова уверенно гнала от себя мысли о том, что если знают двое — знает толпа, и лишь улыбнулась Гончаровой, грустно так, немного затравленно. Темноволосая ведь и правда была просто запутавшимся котенком сейчас.

— Это будет между нами, я тебе обещаю. — негромко говорит рыжая. — Я никому не скажу. Но… Если у тебя не получится с Русланом, огромная просьба, не тяни с расставанием. Он очень ранимый и очень быстро привязывается.

— Я понимаю. И я, наверное, поеду домой, Яночка. Я тоже очень устала сегодня.

Рыжая согласно кивает, а после провожает подругу, закрывая за ней дверь. Гончарова и не думала ее осуждать. Это личный выбор девушки, да и сама рыжая моралисткой тоже не было. Нет, ни в коем случае, она не изменяла Максиму, но допускала тот возможный факт, что у Ксюши это произошло случайно, и она никак дальше не будет развивать эти отношения. Но какое-то внутреннее чувство ей подсказывало, что надвигалась буря. Огромная буря, которая может снести своими ветрами всю их компанию и раздробить на маленькие части, и предпосылки к тому же были — эта дурацкая ссора с Леркой; разлад между Давидом и Русланом, который закончился дракой. Что же будет дальше? Неужели это начало конца?

Шестая глава

«День дает человеку пищу, ночь — голод» (с)

Промозглая и сырая погода преследовала город уже на протяжении недели, и дожди, вместе со свинцовыми тучами, не собирались покидать небосвод, вынуждая жителей в большинстве своем прятаться под крышей и не выходить из дома. Атмосфера на улице и правда была на редкость омерзительная, такая, что даже в окно смотреть не хотелось.

Он устал. Устал настолько, что хотелось выключить все органы чувств, закрыть глаза и больше никогда не открывать их. Просто ничего и никогда не ощущать. Все могло закончится плохо, и молодой человек сам это понимал, балансируя где-то на тонком канате над пропастью и каждую секунду удерживая себя и своих близких от падения в бездну. Но в бездну уже сейчас летел он сам, причем целенаправленно. Не было никаких сил остановиться, воздержаться, успокоиться, просто прийти в себя. Слабоволие, малодушие, страх — все это сконцентрировалось в нем одном, и он не мог управлять этими чувствами, покорно следуя своим инстинктам, больше напоминавшим первобытные, слепо идя за ними и делая все, что говорят какие-то страшные внутренние голоса.

Они преследовали его на каждом шагу, а он как будто бы и не жил своей жизнью, не имел своей воли и своих чувств, парень словно не имел ничего, кроме этого слепого желания крови. Он не мог обуздать свои инстинкты, и против себя тоже пойти не мог. Поэтому юноша просто ходил по замкнутому кругу, который не имел ни начала, ни конца, и как сойти с этой скользкой тропы он тоже не понимал.

Но здесь скорее следовало задать другой вопрос — хотел ли он с нее сходить? Все нужно было менять гораздо раньше, когда еще была возможность, но последние шансы упущены. И в этом, конечно же, была не только вина его самого, но и всего его окружения. И сейчас ему снова хочется реализовать куда-то свою потребность в крови, в насилии, во всей этой грязи. При всем при этом, молодой человек не считал себя психом. Таким же, как и все люди. Просто осмелившимся на столь страшные поступки. От которых по телу идет дрожь. От которых весь город бросает в ужас. От которых так и веет настоящим, сладким запахом смерти.

Жертву искать не хотелось. Больше не хотелось случайностей, глупо было надеяться на удачное стечение обстоятельств — теперь все было целенаправленно, уверенно, без лишней суеты и страха. Голоса усиливались, что-то шептали и разрывали голову, еще чуть-чуть и точно можно будет свихнуться, но пока слишком много дел, которые отложить сейчас нельзя. Нельзя.

— Надя! — окликнул он девушку достаточно громким голосом, стоя у окна своей знакомой и прикусив нижнюю губу. — Надя!

Девушка выглядит усталой и сонной — еще бы, на часах практически два часа ночи и любой адекватный человек в это время уже отдыхает. Она жила на первом этаже в небольшой пятиэтажке, с низенькими потолками и окнами. Ее семья не была особенно обеспеченной, вообще на своих плечах ее тянула только мать, которая сейчас была в больнице на смене, подрабатывая там медсестрой.