В объятиях шторма

— Я нашла дубликат у тебя в комоде…

— Блять! Дура! Выметайся из моего дома! — прогремел Андрей на всю ванную.

— Из-за неё? Да? — вспыхнула. — Все из-за этой замужней мочалки? Хороша стерва! И мужа урвала и любовника! Губа у неё не дура! — сочилась ядом в порыве обиды. — И чем она лучше меня? Чем, Андрей? Скажи, я сделаю все, как ты хочешь! Ну же! Только не молчи, любимый.

— Пошла к черту. — обессиленно выдохнул он, указывая на дверь.

Мирослава зыркнула на него исподлобья. Хлопнула блестящими от слез глазами. Выждала несколько секунд в надежде, что он передумает. А затем противно взвизгнула, топнула ногой, как ребенок, и гневно жахнула дверью душевой кабины. Молниеносно собрала вещи, оделась и скрылась за входной дверью, оставляя голого и растерянного Шума одного в душе.

В итоге Андрей опоздал на работу. И пока добирался до администрации по пробкам, все пуще бесился от абсурдности ситуации и собственного бессилия.

Сейчас бы закрыться ото всех в своем кабинете и как следует подумать о том, что ему делать с Лерой.

Но не тут-то было.

Шеф озверел с самого утра, потому что ранним утром во время операции на открытом сердце в кардиоцентре произошло короткое замыкание. Во всей больнице пропал свет, а генераторы, которые должны были спасти ситуацию, оказались неисправны.

Журналюги проклятые подняли такую шумиху, что весь комитет по здравоохранению стоял на ушах.

Стены от криков Виктора Прокопича вибрировали на утреннем совещании, готовые вот-вот обрушиться. Главы комитетов, боясь попасть под удар, вели себя тише воды и ниже травы, вжав головы в плечи.

— Всех нахер поувольняю, если не решите свои проблемы к концу вечера! — рявкнул в конце Прокопич.

Об обеде пришлось позабыть. Желудок болезненно сжался от мысли о горячей еде.

Но хреновый день на этом не закончился. Не-е-ет…

Вишенкой на торте стало довольное лицо Адама Тагировича, с которым Шумов столкнулся в дверях своего временного кабинета.

— О! Доброго дня, Андрей Дмитриевич.

— Угу. С чем пожаловали?

— Да так, решил заскочить к вам в надежде, что вы могли что-нибудь вспомнить по нашему делу. А что у вас с пальцем? Порезались? — со странным прищуром спросил он.

— Какой вы наблюдательный, Адам Тагирович.

Палец у Андрея действительно потерпел неудачу сегодня, во время того, когда он собирал осколки.

— Это моя работа. Знаете, — заговорчески произнес начбез. — мне сегодня тоже довелось лечить одной кошечке лапку. Вид у неё был довольно расстроенный. Вот думаю, не прибрать ли её к рукам, раз у неё такой невнимательный и безрассудный хозяин… — какие-то недобрые нотки послышались Андрею в его голосе.

— Решили переквалифицироваться, Адам Тагирович?

— Ради ТАКОЙ кошечки, можно и попытаться.

— Что-то мне подсказывает, что речь вовсе не о какой-то кошке.

— Может быть… — в подтверждение слов, мобильный начбеза зашелся трелью. — О! А вот и моя кошечка звонит. Вы идите, Андрей Дмитриевич, я к вам позже зайду.

Шумов из-за необъяснимого любопытства задержался на мгновение, чтобы подслушать разговор Корнеева, который завернул за угол, чтобы ответить на звонок.

— И снова здравствуй, Лерочка. Как твоя нога? Мхм… Завтра? Конечно смогу. Буду с нетерпением ждать встречи.

Так! Это что ещё такое, моя хорошая? Откуда ты знаешь нашего кардинал, и почему вы общаетесь с ним на ты?

Чёт я нихера не понял…

Глава 16

Я попробую не попробовать

То, что пробовать ни к чему:

Например, в чью-то душу в обуви

Иль на шею свою хомут…

Я попробую быть немстительной

И во всём не винить других…

Быть невспыльчивой, рассудительной

И не видеть людей плохих…

Я попробую не с упрёками,

Только с нежностью и любя…

Не рыдать над судьбы уроками

А всего лишь начать с себя…

И. Самарина

***

— Пришла моя пора встречать гостей? — в шутку бросила Янка, встречая Богатыреву на пороге собственного дома.

Лера хлюпнула носом доставая из-за спины бутылку “Лыхны”.

— О-о-о! Все мужики козлы? Да? — протянула с пониманием.

— Угу…

— Кто в этот раз?

— Шумов…

— Трындец. Заходи, ужин скоро будет готов.

Проковыляв внутрь квартиры, Лера бессильно плюхнулась на обувницу.

— С ногой что?

— Э-э-эх… — махнула рукой.

— Понятно.

Тщательно пережевывая сытный ужин и потягивая вкусное вино, подруги на удивление сохраняли обоюдную тишину. Лера, обдумывая с чего бы начать, заметила, что Яна летает в своих мыслях, ковыряя остатки ужина.

Разговор упорно не шёл, будто им не о чем было поговорить. Хотя новостей у Богатыревой было с избытком.

Но тишина, хоть и была осязаемой, но не давила.

— Знаешь… — завела разговор Янка. — Я думаю переехать в конце зимы.

— Почему? — вилка так и замерла на полпути до её рта. Лера хлопнула изумленно глазами и уставилась на подругу с немым вопросом во взгляде.

— Меня душит родной город. Душат эти стены… — подруга обвела крохотную кухоньку взглядом.

— Давно?

— С того самого дня… — ей не надо было заканчивать фразу. Лера и без этого знала, что самоубийство Янкиного жениха оставило огромную чёрную дыру в ее душе. И хоть подруга пришла немного в себя за эти годы, Лера не могла не заметить, что Янку порой знатно штормит.

— Шумов мне изменил… — тихо призналась.

— О как! Когда только успел?

— Сегодня утром.

— А нога…? — кивнула.

— Наступила на осколок, когда убегала из его квартиры с утра.

— Вы…что? Того? — брови подруги взметнулись вверх.

— Переспали, да…Господи, это какой-то абсурд! Даже не верится, что это произошло именно со мной! — сокрушалась, спрятав лицо в ладонях.

— А что произошло?

— Шумов в душе…его бывшая на коленях делала ему минет.

— При тебе?

— О боже, нет…

— Ничего не понимаю. То есть вы того…

— Переспали.

— Да, а уже с утра он отжигал с другой, пока ты была за стенкой?

— Угу.

— Треш!

— А я о чем.

Янка ненадолго о чем-то задумалась, а потом спросила: