В ожидании рассвета
Шрифт:
— Поздравляю.
Улыбка сползла с лица тридана.
— Что случилось? У тебя глаза опухли…
— Моему мальчику там плохо.
— А?
— Его все обижают. И преподаватели-сморты, и ученики.
— А-а, так ты про Рема? И что?
— Как что?! — фурией взвилась Нефрона, опять не замечая, как чудит амулет у неё в кармане. — Ты бессердечный! А ещё пытался втереть мне, как беспокоится о бесправных людях! Отец герой, и я такой же, ля-ля-ля!
— Пожалуйста, не кричи, — мягко сказал Мирт. — Расстраиваться не с чего. Он новичок, из деревни, да ещё из бесправной семьи. Было бы странно ждать,
— Его никогда не примут! Деревенские манеры он, может, и вытравит, но как исправить глаза? Кровь не перепишешь!
— Ты раздуваешь проблемищу из проблемишки…
— А ты просто ничего не хочешь делать!
— Хорошо, что мы, по-твоему, можем сделать? Приехать в Саотими, вырезать пацану глазные яблоки и вставить новые?
— Ты должен забрать его оттуда!
— И куда мы его потом денем? К нему докопаются в любой шко… Подожди, Я должен? С чего это?
— Чтобы доказать, что тебе не всё равно.
— Ну… ладно, — замялся Мирт, и с сарказмом добавил: — Раз уж ты так сильно меня просишь.
— Кстати, дома кончилась еда. Надеюсь, у тебя есть запасы серебра, раз уж ты потерял работу!
Мирт искренне недоумевал.
Фарлайт ожидал увидеть подвал, освещённый одной-единственной сферой, в неярком свете которой были бы еле различимы крюки, торчащие из стен, и обязательно — топор в дальнем углу, торчащий из чего-то липко-красного и даже шевелящегося…
Комната, открывшаяся взору после выхода из портала, была похожа скорее на келью смортского учёного. Два строгих, не вычурных стола (один — для письма, другой — по-видимому, для опытов — на нём стояло множество колб и пробирок с мутным содержимым), лежанка, сундук, шкаф в углу.
— Это я алхимией балуюсь, — скромно заметил Гардакар, указывая на колбы с булькающей жидкостью. Он уже не выглядел высокомерным властителем целого королевства.
— Догадался, — ответил Фарлайт. — Я представлял эту комнату себе иначе. Ведь это та самая комната?
Демон хохотнул и тряхнул одной из колб. Её содержимое зашипело. На секунду, когда у стенки появился большой пузырь, стало видно, что в колбе есть кто-то живой.
— Та, — с гордостью отозвался владыка Цваргхада. — Именно здесь были выведены те породы демонов, которые человекоподобные могут лицезреть. Здесь сплю, здесь работаю над плотью, здесь же веду расчёты.
Фарлайт знал, что демон кривит душой. Как минимум, дагаты и черти были выведены смортами, Гардакар лишь завершил начатое… Шкаф в углу — «шисменяльный», то есть, превращающий плоть, он был в смортском журнале!
Ну разумеется. Как ему только пришло в голову там, в библиотеке, что Гардакар разгромил смортскую лабораторию лишь ради того, чтобы избавить подопытный материал от страданий? Он забрал себе «шкафы превращальные», «банки с цитою» и прочая, и прочая — чтобы самому выводить новые породы демонов.
Внутри у мага похолодело от одного воспоминания о картинках из смортского журнала.
Что с ним сделает Гардакар? Вырастит двадцать глаз на спине, пришьёт жабры, а потом отсечёт руки с «отторгнувшимися перстями»?— Почему ты тянешь, демон? Всего лишь пятьдесят лет пыток, а отсчёт уже пошёл.
— У меня иные цели. У тебя даже будет шанс выжить.
— Вот как? И что же меня ждёт?
— Позже объясню.
— Какое может быть удовольствие от причинения кому-то боли? Злые вы, демоны.
Судья подошёл к нему вплотную. Фарлайт поборол желание отвернуться от жуткой клыкастой морды.
— Откуда ты знаешь, что добро — это хорошо, а зло — это плохо?
— Надо смотреть, к чему привёл поступок, если к благу — то поступок достойный, даже если он был злым…
— Я не о том! Представь, что пред тобой — голая правда, где добро ведёт к добру, а зло — к злу! Почему в такой ситуации добро — хорошо, зло — плохо, что хорошо — то надо делать, а что плохо — нельзя? Почему? Потому что в вашей школе так учили? Потому что всем с рожденья прививают мораль о справедливости? Эта мораль — для слабых! Слабых, которые, чуть что, прикрываются пыльной книгой с надписью «Свод законов»! Слабых, которые придумали нравственность и милосердие, чтобы сковать ими сильного. Я считаю так — если ты силён, бери, что тебе нужно, даже если это чужая собственность, если понадобится — убей её владельца! Почему Земля кажется более совершенным миром? Потому что там работает естественный отбор. Но их мир тоже будет испорчен этими контактами. Вот почему я создал и повёл за собой демонов! Они свободны.
— Если я поговорю с глазу на глаз с другими судьями, то точно сойду с ума. У вас всех противоположные доктрины, и каждый защищает их так, что не придерёшься.
Гардакар сел на лежанку и задумался. Наконец он изрёк:
— Я предлагаю тебе сделку. Ты не сможешь отказаться.
— Да?..
— Я увидел в тебе потенциал, ещё когда наблюдал глазами того триданчика. Ты свободолюбив, знаешь себе цену. Ты плевал на авторитет Норшала и называл себя мессией, чтобы был предлог безнаказанно переступить закон.
— Вовсе не…
— Тебе надо было сразу пойти с моими демонами, которые пытались тебя «задержать».
— Почему было прямо не сказать мне?
— В окрестностях Саотими всё всех подслушивает. Даже демоны мои думали, что пытаются задержать преступника; ведь кто-то мог слушать и их мысли… Я тебя начисто перекрою'. Ты будешь словно рождён заново. Другие судьи об этом не узнают, так что ты сможешь жить более-менее свободно. И, мы не носим лунников, так что никто не узнает твой маленький секрет.
— А если я нарушу присягу?
— Поверь, тебе лучше об этом даже не думать!
— Я не буду тебе служить. Я служу только Тьме.
— Оставь этот пафос! Я тебе не Норшал с Ирмитзинэ, я знаю, что ты балабол-анархист. Но коли тебе нужные красивые словечки, так слушай: под моим началом ты послужишь Тьме, и больше ничему иному; я тоже служу ей каждой песчинкой, из которой соткан. Я сам — как мессия Тьмы, и с куда большим размахом. Я отправлял взводы во все стороны мира не из страсти к завоеваниям, а из почтения к великой стихии, ибо Тьма — это разрушение! Ирмитзинэ квохтала больше всех, вот ей больше и досталось. Ну, довольно болтовни! Встань!