В плену медовой страсти

— Мы уже пять лет не можем зачать ребенка, — кивнул Марсилий, беря ее ладонь в свою и сжимая покрепче.

— Для этого мне нужна кровь артахесиса. Совсем немного… но на рынках не оказалось и этой малости. Я совсем сбилась с ног, а потом вспомнила…

— Что кровь есть у Арвора? — закончил за нее супруг.

— Верно, — Мариса кивнула. — У него хранится три пузырька. Их мне как раз хватит для ритуала. Не мог бы ты…

— Конечно, — перебил ее мужчина. — Я попрошу у него. Думаю, он с легкостью отдаст свои трофеи в благодарность за нашу доброту.

На рассвете пришла весть от Гиления: он отказывается от притязаний на ночь с рабыней. Аурелиум и Татс предложили тридцать три и тридцать пять садитов. Господа ждали ответа патера Мэгли.

Но вместо этого объявился еще один кандидат — не патер и не господин, а просто богатый горожанин. Литий занимался ювелирным делом. Средства свои он держал не в садитах, а в драгоценных йамимарах. Пять таких камней общей стоимость в пятьдесят садитов прибыли на виллу патера Марсилия сразу после завтрака, и тот вышел во двор, чтобы поздороваться с претендентом.

— Это лишь задаток, — заявил мужчина, выпрыгивая из повозки и вытягивая две ладони для приветствия с хозяином дома. Марсилий в ответ накрыл его ладони своими:

— Какая высокая цена за одну ночь, мне лестно знать…

— Но вам не сказали, верно? — улыбнулся гость.

— О чем же? — не понял господин Марсилий.

— Меня интересует не рабыня, выставленная на торги. Меня интересует… — он поднял голову, и именно в этот момент на балкон виллы, чтобы увидеть гостя, вышла госпожа Мариса. Позади нее мелкими шагами семенила Кера. — Вот же она! Прекрасная богиня!

— Оу, — Марсилий проследил за взглядом собеседника, а потом снисходительно улыбнулся: — Это Кера, личная рабыня моей супруги. Она не продается. Ее невинность хранится для особенного, самого достойного мужчины. Пока мы не готовы расстаться с этим даром.

— Всему есть своя цена, — заметил его гость. — Здесь йамимаров на пятьдесят садитов, но я готов заплатить и сто, и двести, и пятьсот. Просто скажите, сколько нужно.

— Она моя! — в стену полетела склянка с душистой водой, а потом и деревянный макет головы, на который крепились парики госпожи. С размазанными по лицу слезами, злая и остервеневшая, Мариса бросалась на мужа, который был непоколебим:

— Мы продадим ее невинность. За нее дают двести, а то и пятьсот садитов. И не монетами — драгоценными камнями! Часть можно будет перепродать еще дороже! Будь разумна, любовь моя!

— Она дорога мне! Дорога, как дочь, которой у меня никогда не было! — взмолилась обезумевшая женщина. — Отдай всех других, отдай ему новую девицу, оставь мне мою Керу!

— Но ему не нужна Исмин! — возмутился Марсилий. — Литию нужна Кера, и он ее получит, — с этими словами рассерженный мужчина развернулся и вышел, оставив Марису в одиночестве. Та бесшумно сползла спиной по стене и застонала.

Кера, никем не замеченная, слышала весь разговор из-за ширмы, а теперь выскользнула из покоев госпожи, чтобы спрятаться ненадолго в одной из нежилых зал и тоже вдоволь наплакаться.

Ближе к обеду наконец пришла весть от патера Мэгли: он готов был дать за Исмин семьдесят садитов. Других ставок больше не было.

15 глава

Церемония дефлорации была назначена на третий день после окончания торгов. До нее оставалось двое суток, и Исмин и Кера были в самом подавленном состоянии из возможных.

— Что, если он убьет меня? — шепотом, сама боясь своих мыслей и слов, спросила Исмин у Арвора, когда ночью, пробравшись к нему в камеру, сидела на его постели, полностью одетая и дрожащая.

Они не занимались любовью с той ночи. Да и не должны были. Исмин попросила об услуге — Арвор ее оказал. Ничего больше.

Но девушку тянуло к этому мужчине, тянуло к его теплой улыбке и крепким рукам, которыми он гладил ее белые кудри, если она вдруг сжималась в комочек и опускалась головой на его колени.

Арвор был не против. Он знал: ей это нужно. И она нравилась ему: маленькая, хрупкая, совсем юная, но уже растерзанная жестокой судьбой. Он не жалел, что стал для нее первым мужчиной. Он был готов любить ее и еще много раз, но понимал: малышке лучше не привыкать к наслаждению. А им двоим — лучше не рисковать. Они и так один раз чуть не попались.

— Если он убьет тебя, то заплатит сколько-то сверх обещанных семидесяти садитов, — мрачно ответил Арвор.

— Вот сколько я стою, — произнесла девушка задумчиво. — Семьдесят садитов. Это много или мало? За сколько обычно продают и покупают рабов?

— Это от многого зависит, — ответил Арвор. — Ребенок, доходяга, девица для работы в доме могут стоить до десяти садитов. Крепкий мужчина, из которого можно сделать бойца — двадцать. Хорошенькая юная девственница — тридцать. Боец — сорок или пятьдесят. А твои семьдесят садитов — это результат торгов, где богачи меряются своими кошельками.

— А ты, сколько ты стоил?

— Меня купили совсем мальчишкой. Я стоил своему хозяину семь садитов, — хмыкнул мужчина.

— Выгодное вложение, — грустно заметила Исмин. — Теперь ты чемпион Империи и при каждой победе приносишь своему дому сотни садитов…

— И я горжусь этим, — кивнул Арвор.

— Тебе правда нравится эта жизнь? Вся эта жестокость и боль? Смерть, к которой ты прикладываешь руку? — сердце у Исмин болезненно сжалось. Ей до сих пор было сложно поверить, что этот добрый, рассудительный и ласковый мужчина убивает других людей.

— Я не знаю другой жизни, — ответил Арвор. Он понимал, что так пугает Исмин, но его слова были правдой. С пяти лет его воспитывали как будущего бойца. С пяти лет его учили не бояться крови, и боли, и смерти. С пяти лет его тренировали на учебной арене, с мечами, щитами, копьями и другими видами оружия. С пяти лет он получал раны, и дрался с другими мальчишками, и хотел однажды стать чемпионом. У него не было отца — его отцом был его наставник Тибиус. У него не было любви — его любовью была Арена Мори. У него не было детей — его детьми были мечи, с которыми он управлялся лучше всех в Империи. Рабы, рожденные свободными, часто пытались сбежать, но еще чаще — погибали. А он всегда жил так. Дом Марсилия дал ему пищу, и кров, и славу. Иного он не желал.

— А я знала другую жизнь, — прошептала Исмин тихо.

— Тебе лучше забыть о ней, — заметил Арвор. — Это прошлое, которое больше не имеет значения.

Исмин опустила голову, и Арвор притянул ее к себе, чтобы обнять и поцеловать в макушку.

— Когда ты дашь мне кровь артахесиса?

— Накануне церемонии. Если я дам ее раньше, ты можешь потерять ее, разбить или случайно попасться на глаза госпоже или Кере…

— Кера не приходила к тебе? — Исмин заглянула Арвору в глаза.

— Зачем? — не понял мужчина.