В плену Сахары

У шаамба, как и у мавританцев, соблюдается племенная иерархия, во главе которой стоят касты воинов и кочевников. За ними следуют шорфа, или марабуты; затем идут обыкновенные, неблагородные кочевники и наконец — кланы вассалов, обязанные платить дань. На предпоследней ступени находятся оседлые племена, а на последней — рабы.

В 1936 году насчитывалось около двадцати тысяч шаамба. Прежде они были объединены в своего рода свободную конфедерацию, во главе которой стоял шейх главного племени и совет старейшин. Однако полномочия этого совета распространялись исключительно на «внешние отношения». Звание шейха наследовалось по мужской линии, однако претендующий на наследование этого титула старший сын должен был получить на это согласие совета старейшин.

^{Палатка кочевого племени шаамба}

Шаамба придерживаются принципа постоянных пастбищ. Так как у них в оазисе Метлили все еще имеется племенное землевладение, они ко времени сбора фиников возвращаются туда. Это происходит в сентябре. В конце декабря или в начале января они снова уходят, кочуя от пастбища к пастбищу, где разбивают временные палатки. В июне они сооружают в пустыне постоянное кочевье, в котором остаются женщины и дети, в то время как мужчины отправляются со своим скотом дальше на юг. Когда мужчины возвращаются, они снова все вместе идут в Метлили для снятия урожая фиников. Во время их отсутствия за насаждениями в оазисе ухаживают рабы. Разумеется, эти рабы в настоящее время, пожалуй, «служащие» у шаамба.

Как и для всех кочевников, для шаамба колониальное вторжение Франции имело тяжелые последствия. Из чисто административных побуждений французские колониальные власти грубо вмешивались в традиционную племенную структуру и силой заставляли вносить угодные им изменения. Так, в 1887 году два тесно связанных между собой клана шаамба были объявлены самостоятельными и туда назначили новых шейхов. В результате возникли столкновения. В 1922 году это решение отменили и кланы объединили, подчинив их арабскому племени.

Последствия столь произвольных актов трудно оценить непосвященному. Если, однако, представить себе всю сложность взаимоотношений кланов, а также чрезвычайно важную роль шейха во время миграции клана и для решения всех хозяйственных вопросов, то нетрудно понять, что вмешательство колониальных властей во все области жизни шаамба должно было привести к печальным последствиям.

Шаамба рано познакомились и с проблемами «цивилизации». Мероприятия колониальных властей вызвали ускоренный распад кочевого хозяйства. Многие кочевники обнищали, отказались от традиционного ведения хозяйства, устремились в северные города, где в трущобах влачили нищенский образ жизни. Более зажиточные также перестроились. Так, в 1925 году шейх племени улед-алух продал свои стада, отказался от звания шейха и основал транспортную компанию. Прежним верблюдам он предпочел грузовики. Главная контора его фирмы находилась в Гардае, филиалы же были размещены в Салахе, Джанете и Таманрассете.

Танец улед-наиль

Больше всего пострадали от колониального господства кочевники и полукочевники на краю Алжирской Сахары. Племя арбаа в районе Гардаи и племя саид-атба в окрестностях Уарглы каждое лето отправлялись в район алжирских шоттов; зибаны из района южнее Бискры уходили в район Константины. Полукочевники из племени улед-сиди-шейх на западе Алжира курсировали между окрестностями Жеривиля и плоскогорьями, улед-наиль избрали основным местом своих странствий Джельфу.

Улед-наиль относятся к наиболее известным племенам Сахары. Пожалуй, ни одни путевые заметки не обошлись без их описания. Этой «славе» они обязаны, если уж на то пошло, своим девушкам. В двенадцатилетнем возрасте девушки улед-наиль покидают свое племя и поселяются в одном из оазисов Сахары. Там они живут в собственных домах, обычно под надзором старшего члена племени, который готовит для девушек еду и помогает им как словом, так и делом. А девушки танцами и любовными услугами зарабатывают себе приданое.

«Довольно большое кафе, — сказано в одном сообщении из Джельфы, — служит залом для танцев. Здесь красотки под чувственно-сентиментальные звуки кларнета, ритмично покачивая животом, медленно двигаются взад и вперед, в то время как их руки выполняют волнообразные движения или грациозно держат косынку, которой они кокетливо прикрывают отдельные части лица. Читатель, однако, не должен их представлять в костюме одалисок. Напротив, они облачены во множество одежд, одна поверх другой, и увешаны бесчисленными украшениями. Их диадемы составлены из девяти или восемнадцати серебряных пластинок. Часто они носят налобник из золотых монет, служащий им рекламой. С той же целью они кроме национального ожерелья украшают свою шею также несколькими нитями из больших дукатов, составляющих иногда настоящее богатство. Тоненькая цепочка вокруг подбородка обрамляет лицо. Крупные серьги с подвесками обычно укрепляются в волосах. Они часто очень дорогие и отличаются искусной выделкой. Их броши имеют форму звезд или розеток, застежки выделяются простотой форм и изяществом. Все более или менее крупные украшения звенят от крошечных талисманов…».

Все наблюдатели едины в том, что было бы совершенно неправильно сравнивать обычай улед-наиль с проституцией (большое удивление вызывает тот факт, что улед-наиль правоверные мусульмане!). Андре Жид писал: «Можно наблюдать, как уледы принимают участие в некоторых обрядах, наполовину мирского, наполовину религиозного значения. Даже высокочтимые марабуты не брезгают их обществом. Я не хочу брать на себя слишком много, но мне кажется, что мусульманская религия довольно легко мирится с ними…».

Для всех этих племен французская администрация ввела в 1905 году новые правила: она требовала отныне от каждого племени «demande d’achaba» — «прошение о необходимости кочевания». Это прошение удовлетворялось лишь после запроса «хозяев территории» (местных властей района, куда собирались кочевники), и к тому же, если выдавалось такое разрешение, то в нем строго предписывался путь и точное время передвижения. Вдобавок за переходами кочевников внимательно следили. Дело в том, что крупные французские промышленники присвоили себе право уборки урожая и реализации альфы, растущей на плоскогорьях и в районах соляных болот. (Альфа обычно перерабатывается в бумагу.) Крупные землевладельцы добились того, что кочевникам давалось разрешение на передвижение лишь после снятия урожая альфы. Некоторые землевладельцы требовали, чтобы переходы кочевников были запрещены до снятия урожая зерновых культур.

В 1921 году последовало другое предписание. Прежде всего были уменьшены в размерах пастбища и проведено их точное размежевание. Постоянное разрешение на пользование пастбищами получили лишь племена арбаа, саид-атба и улед-якуб из района Афлу. Остальные племена вынуждены были ежегодно ходатайствовать о новом разрешении. Подобного рода акты ускорили и обострили кризис, в котором оказалось кочевничество. Ограничения в передвижении кочевников в засушливые годы имели для них катастрофические последствия. Прежде всего серьезно сократилось поголовье скота, которым владели эти племена. В течение очень засушливого лета 1945 года племена в окрестностях Жеривиля потеряли семьдесят один процент лошадей и тридцать восемь процентов верблюдов. При этом следует учесть, что поголовье овец в 1944 году составляло всего лишь пятьдесят процентов по отношению к поголовью 1930 года.

Подсчитано, сколько животных необходимо содержать кочевью, чтобы выжить. Так, например, находят, что группе из пяти-шести человек необходимо иметь минимум семь верблюдов. Два из них используются для транспортировки воды и для нужд стада, четыре — для перевозки домашней утвари во время переходов и для добывания продуктов питания. По меньшей мере одна верблюдица должна быть оставлена для получения потомства. Трудно даже представить, что означала для племени улед-зиад потеря семидесяти процентов поголовья верблюдов между 1932 и 1954 годами, если уже в 1944 году триста шестьдесят членов племени, насчитывавшего одну тысячу сто тридцать одного скотовода, не имели ни верблюдов, ни овец и только семьдесят пять владели больше чем шестью верблюдами.