В плену у травмы. Как подружиться со своим тяжелым прошлым и обрести счастливую жизнь
Шрифт:
Но я писала не только о своих чувствах – временами я просто практиковалась в словотворчестве и без стыда отправляла эти тексты тем, с кем мне хотелось ощущать призрачную связь. В моей жизни тех лет было два таких человека: старший брат моей подруги из ФМШ и еще один парень, сменивший его в строке «получатель». Не знаю, как именно он оказался частью моей жизни. Он был достаточно безразличен, чтобы я могла чувствовать себя с ним безопасно – но, боже, не представляю, что чувствовал он, ни с того ни с сего начав получать письма практически незнакомой девчонки младше его на несколько лет.
Я просто взяла и выбрала их в свои читатели, не спрашивая у них разрешения на это.
«Ты мой дневник, который
Они были совершенно не похожи друг на друга. Разные бэкграунды, разные интересы, разные нормы общения, разные мечты, разные жизни. Их вопиющую непохожесть можно увидеть в ответах на мои эмоционально лабильные письма:
«Взлеты и падения твоего настроения удивительны», – писал мне первый.
«Фигасе у тебя настроение меняется», – отвечал мне второй.
Их объединяло одно – то, что они были достаточно далеки от меня и при всем при этом проявляли какую-то необычную чуткость и доброту. Может быть, они оба чувствовали, что мне нужна помощь.
Если в «Одиночестве в сети» история строилась на взаимности, пусть и трагично отдаленной, то мои романы в письмах были построены на нелюбви. Но вот в чем их несомненная польза – я практиковалась в том, чтобы писать! И на эту часть своей истории я смотрю с восторгом – мне нравится, что уже в 16 лет я пыталась найти оформление для своих мыслей, мне нравится полет моей фантазии, мне нравится то, что я делилась этими текстами – пусть и выбор моих читателей был, мягко скажем, крайне любопытным.
Мне кажется, что я потеряла связь с этой глубоко творческой частью себя, когда стала употреблять. Но возможно, это связано с тяжестью осознания своей семейной истории. Возможно, это связано с тем, что я пыталась построить более нормально выглядящую жизнь, и письма незнакомцам не входили в мое понимание «нормальности». А как творить вне этих писем – я не знала.
А возможно, я настолько сильно старалась отказаться от всего, что связано с моей юностью, что смела праведной волной псевдоосознанности и свою склонность писать. Тот же механизм сработал и с моей связью с горными лыжами и природой – я напрочь отказалась от всего, что было мне близко в детстве, и лишь в последние годы я чувствую, как эти вещи снова обретают свое законное пространство в моей жизни.
О природе мы поговорим позже, сейчас же я хочу вернуться к текстам. Как же так, скажете вы, ведь ты ведешь блог, и это даже не вторая твоя книга. Все это так – и не так одновременно. Мои прошлые тексты и психотерапевтические размышления являются лишь пересказом – и это неизбежно в той области, которая является предметом знания многих людей. Большая насмотренность, начитанность, подкованность в моей профессиональной сфере играют против меня: я не чувствую, что могу создать что-то радикально новое. И дело даже не в новизне: я не чувствую, что могу создать что-то по-настоящему свое.
Но эта книга уникальна. И хотя в ней есть заметки, связанные с научным знанием (и да, эти заметки неизбежно являются пересказом или прямым цитированием), все же основной текст в ней является исключительно моей собственностью. Я улыбаюсь,
думая об этой исключительности. Об эксклюзивности прав на свою собственную жизнь – она является предметом лишь моего знания. Благодаря этому я действительно творю. Я действительно создаю. Эта книга для меня больше чем иллюстрация клинического случая КПСТР. Эта книга – дар моей творческой части, свобода для всего того, что так долго было в тени. Ведь эта книга написана моими словами.Я пишу ее и чувствую, как рушатся стены безмолвия моей семьи. Я пишу ее и чувствую, как рушатся стены «нормальности» моей жизни. Я пишу ее и чувствую, как рушатся стены, за которыми я пыталась спрятаться столько лет. Они мне больше не нужны. Я хочу покинуть заколдованный мир травмы и жить полноценной жизнью. И я знаю, что у этого есть своя цена – без уязвимости я не смогу противостоять этому колдовству.
Я знаю, что невозможно просто взять и принять решение о своем психическом благополучии. Сейчас мне кажется, что написание этой книги было чем-то неизбежным – тем шагом, который нельзя было пропустить. Эта книга – венец моей работы над травмой. Эта книга – мой пропуск в мир живущих, а не выживающих, людей. Эта книга – возможность высказаться для самых юных, потерянных частей меня. Эта книга – апогей принятия своей истории. Эта книга – квинтэссенция сопереживания себе и другим.
Я пишу это и понимаю, как люблю творческую девочку, которой я была. Ее образ соткан из воспоминаний других людей, из сохранившихся писем, из осколков того, что хранится в глубинах моей памяти. Но даже эти мимолетные эскизы вызывают во мне столько тепла, дарят мне столько света.
Я вижу малыша, который хотел веселиться, петь и танцевать, нарядившись в полосатую черно-желтую юбочку и красуясь перед бабушкой и дедушкой, распевая песни «Ты мой ночной мотылек» Софии Ротару и «За розовым морем» Татьяны Овсиенко.
Я вижу школьницу, которая любила играть на скрипке в оркестре, а еще устраивала творческие вечера со своей подружкой – например, ставила целые домашние мюзиклы для того, чтобы удивить взрослых на Новый год: писала либретто, выбирала костюмы, пела и выступала. Я вспоминаю, как подруга говорила мне: «Тебе нужно быть режиссером!», «Тебе нужно написать книгу!». А потом: «Тебе нужно вести свой блог!» – и в этом она оказалась права. Если ты читаешь это сейчас – спасибо тебе за то, что так верила в мои таланты.
Я вижу подростка, который любил красоту математического творчества и пробовал себя в литературном сочинительстве.
Я вижу юную девушку, которая создавала свои короткие рассказы и делилась ими с едва знакомыми ей людьми. Я читаю эти строки и думаю о той, кто их написал. Как ты себя чувствовала? Чего ты боялась? Что тебя согревало? Кто был с тобой рядом?
Тебе было 16, и ты писала о своем ощущении этого мира:
«Если бы ты знал, сколько в мире разных мелодий, голосов и шелестов. Если бы ты ощутил, что это за окрыляющее чувство – кружиться в летящей белой юбке и падать на траву. Если бы ты посмотрел на небо и увидел не безразличные безликие звезды, а звезды-близняшки, звезды-задаваки, звезды-паиньки. Если бы ты понимал, сколько радости в мороженом с клубничным джемом в вафельном рожке, в конце которого прячется шоколад. Если бы ты открыл все окна и осознал, что так нежно хочет прошептать тебе ветер. Если бы ты услышал шелест, увидел бабочку и замер от ее хрупкой красоты. Если бы в день перед самым важным экзаменом ты не мог думать ни о ком, кроме как о ставшем внезапно таким близким человеке. Если бы ты по-настоящему услышал Музыку и увидел ее блики, так похожие на картины импрессионистов. Если бы тебе хотелось плакать от вдохновения. Если бы ты стоял на краю крыши и закрывал глаза, вслушиваясь в шум машин…