В плену у травмы. Как подружиться со своим тяжелым прошлым и обрести счастливую жизнь

Но это лишь моя история. Я знаю многих, многих людей, которых искусство действительно спасает. Для которых оно вовсе не является компенсацией, напротив – оно служит самым важным жизненным элементом, от которого светятся глаза. Тем, что способно удержать их в этой жизни. Тем, что способно подарить надежду.

Надеюсь, вы уже знаете ответ на вопрос: «Что позволяет моим глазам и моему сердцу сиять?» Если же нет – продолжайте искать. Я знаю, что у вас получится.

Моя карьера

Психотерапия – важная часть моей жизни, к которой я пришла совершенно стихийно. Огромное количество случайностей повлияло на мой крайне неосознанный выбор учиться на факультете психологии.

Каждое лето после восьмого класса я ездила в физико-математический лагерь на Камчатке, который проводил Новосибирский государственный университет, – к нам приезжали университетские преподаватели, и мы целый месяц проводили на базе отдыха, изучая математику, физику и химию. Но после 10 класса сложилось так, что для этого лагеря не нашлось финансирования. Как олимпиадница, я получила приглашение в похожий летний лагерь, но в самом Новосибирске. Лишь поэтому я поехала туда и дальше весьма спонтанно осталась учиться в 11 классе в физматшколе при НГУ, а после столь же спонтанно выбрала психфак. Если бы лагерь на Камчатке все же состоялся, 11 класс я бы провела дома, и тогда, вероятно, судьба привела бы меня к матмеху СПбГУ или обучению в ИТМО – как и многих моих друзей-одноклассников. Но все вышло иначе, и вот я здесь.

Возможно, вы ждали совсем другой истории – о том, как я мечтала стать психологом, и вот она, мечта наяву. Что ж, моя история звучит так: хаос моей жизни привел меня к психотерапии, и я не придумала ничего лучше, чем остаться здесь. Это не было моим «предназначением» и осмысленным выбором. Но, глядя на свою любовь к работе здесь и сейчас, я благодарна этому хаосу, пусть и не являюсь сторонницей благодарности ко всему и вся. Но до, так сказать, безопасной привязанности к работе мне предстояло пройти длинный путь.

Мой профессиональный маршрут был достаточно запутанным, хотя и академичным. Классический университет, четыре года практики в госучреждениях, аспирантура – все это достаточно неплохо звучит. Но изнутри это выглядело не настолько основательно.

На психфаке я определенно училась лучше, чем в ФМШ, – у меня все еще были проблемы с мотивацией и, как следствие, с дисциплиной, но не с обучаемостью. Я могла усвоить огромное количество материала за короткое время и, хотя я не была вовлечена в процесс, все же (по крайней мере, судя по моему отличному среднему баллу) училась весьма хорошо.

Но я все еще была безразлична. Я писала своим друзьям, сталкиваясь с проблемами в университете: «Мне все равно. Как и всегда, мне все равно – что и является бедой, потому что я не могу серьезно относиться к учебе».

Самый большой отклик во мне вызывали медицинские и философские курсы. Вот уже несколько лет я думаю, что, будь у меня второй шанс на юность, я бы выбрала карьеру врача. Это не горькие сожаления – я люблю свою работу, и, возможно, выбрав медицинский вуз, в итоге я бы обнаружила себя в роли психиатра, работающего в области психотерапии. Мы никогда этого не узнаем.

О сожалениях

Идея о том, что все могло пойти совершенно иначе, совершенно не означает, что это «иначе» было бы лучше, чем выбранный вами путь. Что это «иначе» сделало бы вас счастливее.

Для юной версии меня медицина была совершенно недоступной для выбора областью – мне кажется, в нашей семье были крайне негативные предубеждения относительно этой сферы деятельности. А что, о психологии не было? – можете удивиться вы. Еще как были, разница лишь в том, что медицина осуждалась гораздо чаще, нежели психология (ее, мне кажется, просто не удостаивали своим вниманием).

В университете мне нравилось то, что мы изучали на философских предметах и на анатомии и физиологии ЦНС, психофармакологии, нейропсихологии, физиологии ВНД. Я училась на кафедре клинической психологии и думаю, что это был хороший выбор из того, что было доступно для меня там и тогда. Я не смотрела на зарубежные магистратуры, не рассматривала возможности каких-то интересных стажировок, мое видение все еще было ограничено вопросами выживания, и ответ на вопрос «Куда я могу двигаться дальше?» был весьма топорным: университет, а потом какая-то работа.

У меня не было источника вдохновения. У меня не было ролевых моделей. У меня не было зависти к успешным людям. Я просто плыла по течению, и течение вынесло меня на мою первую работу: в областную больницу Новосибирска. Я работала в детском отделении – с детьми с поражениями ЦНС и их родителями, а также в поликлинике в Центре здоровья.

Никогда не думала, что буду работать с детьми; идя на стихийно назначенное собеседование, я полагала, что им требуется штатный психолог в работе с взрослыми, и поняла, что они заинтересованы в детской психологии, только спустя 10 минут разговора с главным врачом. Это снова было похоже на выбор моего факультета – я ткнула пальцем в небо из ограниченного количества звезд, и мне досталась звезда семейного психолога.

Что ж, я получила эту работу. Так начался мой настоящий практический опыт (до этого я консультировала сверстников в студенческом психологическом центре, но это была крайне неуклюжая проба пера, как и любые первые шаги в новой для нас области). Это был центр, работающий с детьми от года до 18 лет. Я проводила для них развивающие занятия и консультировала родителей по самым разным темам – от построения отношений в семье до их личных вопросов.

Параллельно я неторопливо работала с пожилыми людьми в поликлинике: проводила с ними психодиагностику, читала лекции, связанные с психообразованием, практиковалась в обучении навыкам релаксации, саморегуляции, ассертивной коммуникации, решения конфликтов.

Через год я уехала в Петербург, где так же довольно стихийно нашла работу в социально-реабилитационном центре для несовершеннолетних. Она состояла из двух направлений: патронаж неблагополучных семей и психологическое сопровождение детей, находящихся на временном пребывании в этом центре в связи со сложными жизненными обстоятельствами.

Первое направление давалось мне очень тяжело: я только переехала в этот город и почувствовала, что меня будто сразу окатили ледяной водой из осознания той жизни, которая прячется за красиво отреставрированными фасадами зданий старого фонда. Вместо Петербурга Парадного я была представлена Петербургу Достоевского. Коммуналки, грязь, нищета, жестокое обращение с детьми, безразличие, боль, боль, боль – океаны боли безутешного детства.

Второе направление было более структурированным, более организованным, хотя не менее печальным: я работала с детьми, изъятыми из семей, живущими на временном попечительстве государства, ищущими хоть какого-то тепла и безопасного контакта. Самым угнетающим было чувство практически полнейшей беспомощности: все, что можно было дать им, – это короткое время более здорового взаимодействия, чаще всего сводившееся даже не к каким-то особенным психологическим практикам, а просто весело сделанным вместе урокам.