В погоне за солнцем

– Доброй ночи.

– Но, госпожа...

– Забирай, - холодно сказала Камелия. Великан побледнел, не понимая, что хочет от него странная леди, но ослушаться прямого приказа не посмел. И, развернувшись, торопливым шагом покинул нас.

Камелия, игнорируя наши недоумевающие и, мягко говоря, неодобрительные взгляды, вошла в дом. Одна.

– Мы подготовим вам комнату, леди. А вашим сопровождающим - уж не обессудьте - придется заночевать на чердаке, - прокряхтел старик, закрывая дверь. Камелия поджала губы: леди положено было возмутиться тем, что ее стражи не смогут быть у дверей ее комнаты.

Из крохотной комнатки-прихожей, в которой едва могли разминуться трое, мы попали в общий зал. Только-только разожженный очаг не успел еще прогнать предутренний холод.

– Присаживайтесь, госпожа!
– захлопотала крепенькая и румяная женщина лет сорока - передник, волосы перехвачены косынкой, лишь самый ворот щекочут кудряшки.
– У нас щи остались, желаете?

Камелия воспользовалась любезным приглашением и рассеянно кивнула, стягивая перчатки и разглядывая дом. За показным пренебрежением холодной и высокомерной леди она старательно прятала детский восторг и любопытство.

Я опустился на скамью рядом, Нэльвё - напротив.

Хозяйка накрывала на стол. Нарезала сегодняшнего, но уже подветрившегося хлеба, расставила деревянные миски и ложки. Хлопая дверями, бегала голопятая ребятня: мальчишка и девчонка, погодки, с растрепанными русыми кудряшками. Следом за ними бегала девчушка лет тринадцати, грозно шикая и призывая мелочь к порядку перед высокой гостьей, но изловить никак не могла. И ребятня продолжала резвиться - оббегать вокруг стола, хватать за ноги гостей и строить старшей сестрице страшные рожицы.

– Эзра!
– прикрикнула уже на нее хозяйка, не выдержав, после того, как чуть не выронила кувшин, столкнувшись с юркой девчонкой. Та пристыжено притулилась на самом краешке лавки и теперь вовсю, с подсмотренным у Камелии высокомерием, делая вид, что ей и дела нет до малявок. Мальчишка, недолго думая, подкрался и дернул ее за косу. Эзра обернулась, но ухватить поганца за шиворот не успела.

Постепенно к столу стали подтягиваться остальные обитатели дома. Два молодца, старушка - в отличие от сухонького супруга дама весьма... монументальная - две горланящие кошки и поджарый мужчина, судя по фигуре и выправке - бывший военный.

– Доброго пути и легких дорог, - поприветствовал он, усаживаясь во главе стола, напротив старосты.
– Куда направляетесь?

– В Лэйдрин, к отцу, - сухо сказала Камелия.
– Простите, что потревожили в столь поздний час. Мы угодили в засаду разбойников.

– Пресветлые боги!
– ахнула хозяйка. Эзра испуганно вскрикнула, прикрыв рот руками. Малявки, услышав волшебное слово "разбойники", навострили ушки и затихли под скамьей.

– Ишь, обнаглели!
– бросила матрона.
– Уже на тракте лютуют!

– А... как же вы?
– тихонько спросила девчушка.

– В порядке. Лошади вот только взбрыкнули и удрали. И одежда .

– А как вы без лошадок-то к нам?
– удивилась хозяйка.

– Лесом, - мрачно ответил за всех Нэльвё - на редкость искренне.

– Устали, наверное, - жалостливо продолжила она.
– Не одну и не две мили прошли тропами, наверное!

Я многозначительно промолчал и затронул гораздо более волнующую меня тему.

– Хозяин, подскажите: можно у вас в деревне лошадей купить?

– Можно, - нехотя кивнул он, - Только обычные они, рабочие, не для господ.

– Лишь бы везти могли, и довольно, - заверил я.

– Да вы кушайте, кушайте, господин!
– сгладила воцарившуюся после моих слов паузу хозяйка, заметив, что я не ем, и принявшись меня активно потчевать.
– Простите, глупую! Совсем вас заболтала!

"Вас" кроме меня давно уплетали поздний ужин за обе щеки. Я, по правде сказать, не очень-то любил щи и всеми силами оттягивал неприятную трапезу. За этот удивительно длинный день голод навещали меня столь часто, что я уже свыкся с ним и отгонял, почти не замечая. Он напоминал о себе лишь противной слабостью, ядом растекшись по телу, и я бы, пожалуй, малодушно отказался от ужина, если бы не предстоящий завтра поход. Падение с коня в первый же час дороги не входило в мои планы, поэтому пришлось-таки, скрепя сердце, взяться за ложку.

Есть, когда столько пар глаз неустанно следят за каждым твоим движением, было страшно неудобно. Хуже всего приходилось Камелии. Она неловко управлялась с непривычной деревянной ложкой и то и дело бросала грустный взгляд на сервированный с деревенской простотой стол. В нем так и читалось острая нехватка салфеток, которыми можно промокнуть губы и обтереть руки. Но леди держалась достойно. Нэльвё приходилось немногим лучше. Более ли менее привычно чувствовал себя только я, не раз и не два присоединявшийся к торговым караванам и просившийся на ночлег в деревнях.

– Эзра, - окликнула хозяйка, когда ложки заскребли по дну.
– Проводи леди в светлицу.

Девчушка вскочила со скамьи, но Нэльвё жестом остановил ее.

– Не сейчас. Мы бы хотели переговорить... одни.

Старшие покинули комнату молча и степенно, ребятня - с галдежом, когда их за уши потянули за порог. Дочки-ровесницы Камелии любопытно сверкали темными глазенками и прожигали матрону, выталкивающую их за дверь, обиженными взглядами.

Когда дверь все-таки захлопнулась (не переставая, впрочем, многозначительно подрагивать, как будто там усиленно делили места для подслушивания), я, кашлянув, полюбопытствовал:

– Ты всерьез думаешь, что мы остались наедине?

Нэльвё молча вскинул руку - и заклинание сорвалось с его пальцев золотой взвесью; прокатилось по комнатке дуновением теплого ветра, нежно огладив кожу.

– Теперь - остались, - в его голосе звенел металл.

Я напрягся. Благодушие и сонливость как рукой сняло. В интонациях Нэльвё сквозила тщательно сдерживаемая злость. Я решительно не понимал, чем она вызвана... и что он собирается делать.

Долго удерживать интригу Нэльвё не стал, разразившись гневной тирадой:

– С какой такой радости ты - пожри тебя Тьма!
– разбрасываешься чужими деньгами, да еще и в таком количестве?! Посчитай-ка, л-леди, сколько нам еще трат предстоит! Лошади, упряжь, телепорты, ночлеги, завтраки, ужины и обеды... этого, по-твоему, мало?! Захотела поиграть в благородную - так швыряй медяки в толпу, мне не жалко! Медяки, а не златы!

Камелия бледнела, краснела; сжатые в кулачки руки дрожали. Взгляд пылал какой-то отчаянной смесью злости, ненависти... и стыда.

– Это... мои деньги, - едва слышно прошептала она.