В погоне за солнцем

– Вчерашний, - пояснил Нэльвё, лукаво улыбаясь.
– Тот, что наша благородная кузнецу пожаловала.

– Отобрал?
– мрачнея на глазах, спросил я.

Он расхохотался:

– Обижаешь! Проку ему с того злата, да еще после того, как он узнал, кого отчихвостил!
– и, поняв, что я не собираюсь разделять его веселье, уже серьезно повторил: - Толку ему с того злата, когда жена уже месяц с болезнью слегла, а лечить ее некому. Выходил я его благоверную, так он мне со слезами этот злат втюхал! На, говорит, добрый человек, забирай!
– со смехом процитировал Нэльвё.
– Ну, я и забрал. И ведь не просил ничего, он сам предложил.

Я недоверчиво вздернул брови. Нэльвё проявлял удивительную доброту... Я бы сказал, подозрительную.

"Заразное это, что ли? Неужто отповедь Камелии его так встряхнула?" - рассеянно подумал я, безуспешно пытаясь натянуть рубашку: все никак не мог попасть в нужный рукав.

– Хозяйка пирожки печет, - меж тем сообщил Отрекшийся, продолжая мучить бедный колосок.
– Нас зовет. И соню эту... благородную.

Я надивиться не мог настроению Нэльвё, гадая, в чем же причина редкого благодушия и добродетели. Слепо нащупав ботинки, я натянул их и зашнуровал, отчаянно зевая и норовя пропустить нужный крючок. В голове крутилась какая-то мысль, но я никак не мог ухватить ее за хвост.

А!

– Ты не говорил с деревенскими о лошадях?
– спросил я скорее для отмашки (и слабо надеясь пролить свет на оставшиеся за утренние кадром блуждания Нэльвё). Мне в принципе не верилось, что наш thas-Elv'inor способен на общественную деятельность.

Но зародившийся день полнился чудесами и удивительными событиями.

Отрекшийся кивнул:

– Да, с нашими гостеприимными хозяевами. Поймал главу семейства по утреннему холодку, пока он дрова рубил, и вежливо полюбопытствовал, как да чего. Он не очень-то хотел мне помогать, но, - Нэльвё развел руками, - я был очень убедителен. Любезный хозяин обещался разузнать, нет ли у кого лошадок на продажу, и после обеда сообщить.

Я, так и замерший за завязыванием шнурков, встрепенулся и только покачал головой, вернувшись к прерванному занятию.

– А чего ты вскочил-то так рано?
– не выдержал я и задал давно терзающий меня вопрос.

Нэльвё лишь загадочно улыбнулся. Я не стал настаивать на ответе, и, перебросив ему чуть не забытую монетку, первый отправился в увлекательное путешествие ползком по чердаку, а после - по пружинящей лестнице.

Пирожки, хоть и заурядные - с мясом и капустой, луком и яйцом - оказались на диво вкусными. Мы уплетали простое угощение за обе щеки, готовые за такой откуп даже мириться с занудными речами почтенной матроны, отчего-то решившей, что гостей надо непременно развлечь "светским разговором". Естественно, получалось у нее это из рук вон плохо, но сытное благодушие и вежливость заставляли нас стоически терпеть ее общество.

Завтрак закончился приходом хозяина. Он, хмуро зыркая на Нэльвё, пробубнил, что нашел лошадей. Мы торопливо подхватились с мест, от души раскланявшись с щедрой хозяюшкой, несколько сдержанно - с ее навязчивой матерью, и поспешили за нетерпеливо топчущемся у порога супругом.

Скрипнула дверь в залитый полуденным золотом двор. Солнце, уже по-летнему жаркое, но сохранившее весеннюю нежность прикосновений, озорными зайчиками скакало по светло-зеленым листочкам, бороздило золотой вязью причудливую роспись теней и слепило глаза.

Сквозь мечущийся в глазах калейдоскоп пятен я не сразу разглядел лошадей. Самые обычные - невысокие, с массивными и грубоватыми чертами тягловых крестьянских сивок и темными влажными глазами. Единственное, что в них поражало - полнейшее равнодушие ко всему, кроме цветущих под окном приютившего нас дома настурций.

– Вы хотите сказать, что они нам подойдут?
– возмущению Нэльвё не было предела. Под его полыхающим огнем взором хозяину, посмевшему предложить столь неказистый товар, вероятно, следовало уже затягивать петлю на шее, а лошадкам - похорошеть до альриньярских скакунов, пегих и тонкостанных.

– Да они хоть раз под седлом ездили или только тягло таскали?!

– Какие есть, господин.

В голосе хозяина не было ни тени уважения или боязни. И это вызывало у меня опасения, а у Отрекшегося еще большее раздражение.

"Хватит!
– громко подумал я. Очень громко и очень прицельно.
– Какая разница, как выглядят эти несчастные лошади? Было бы куда ехать! Переживут в Ильмере как-нибудь наше недостойное появление".

– Прошу прощения, но маловероятно, что мы найдем здесь лошадей, подходящих столь высоким требованиям, - вслух добавил я, холодно и официально.
– Странно было бы ожидать породистых скакунов у крестьян, не правда ли?

– Добрый день!
– прозвенел переливчатым колокольчиком высокий голосок Камелии.
– Ой... лошадки!

Восхищение столь явственно проступило в голосе высочайшей леди, что Нэльвё, скрипя зубами, был вынужден прикусить язык и готовую сорваться с него пакость.

– Такие смешные!
– улыбнулась Камелия, гладя лошадок по лохматым гривам. Они фыркали и тыкались в протянутую ладонь: от рук девушки вкусно пахло пирожками, натопленной кухней и домом - запахами хозяйки. Но угощение все не находилось, и скоро лошадки потеряли к Камелии всяческий интерес, вернувшись к неторопливому, но планомерному уничтожению клумбы с настурциями. Камелия надулась, но повторно вызвать ажиотаж у флегматичных животных не удалось.

– У вас сбруя на продажу есть?
– мрачно спросил Нэльвё.

– Есть, - спокойно сказал мужчина. И, коротко бросив нам:

– Подождите минутку, - развернулся и неспешно зашагал п улице.

Я приготовился выслушать очередную пламенную тираду Нэльвё, но вместо ругани он полез в карман, чтобы провернуть уже знакомый мне маневр с монеткой. Она только блеснула золотым ребром - и нырнула в доверчиво протянутые руки Камелии.

– Что это?
– глупо спросила она, неверяще разглядывая злат.

Ее вопрос ударил Нэльвё в спину. Он, уже открывший дверь, обернулся и улыбнулся. Немного снисходительно, почти покровительственно... и тепло.

– Возвращаю то, что тебе причитается.

– Это... это злат, который я вчера отдала кузнецу?..
– спросила она неуверенно, слабо. И почти сразу вспыхнула злостью, заплясавшей в темно-бордовых глазах: - Ты отобрал у него деньги?! Верни немедленно!

– Нет, глупая. Я вылечил его супругу - можно даже сказать, вернул с того света. Он предложил мне все, что угодно за помощь. И я попросил злат.

– Но... это же нечестно!

– Что именно? Получать вознаграждение за свой труд?
– иронично вскинул бровь Нэльвё.

– Нет! Другое!
– воскликнула она и замолчала, не подобрав слов.

– Что же нечестно, Камелия? Честно получать то, что тебе причитается; то, чего заслуживаешь, ждешь и в чем больше всего нуждаешься. Он, этот кузнец, больше всего нуждался в помощи, а не в деньгах.

– Это мое наказание!
– вспыхнула девушка.

– То есть в своем эгоизме ты готова не считать ни с кем?
– улыбнулся Нэльвё.
– Камелия, ты представляешь себе, как это выглядело со стороны? Я скажу. Отвратительно выглядело. Словно госпожа походя отвесила пинок бездомному псу и милостиво приказала слугам бросить косточку к его ногам. Это унизительно и недостойно.