В погоне за солнцем

Нэльвё улыбнулся, позабавленный обтекаемостью моей формулировки и презрительным личиком Камелии. И фыркнул, не удержавшись:

– Да уж, "с книжками"! С пивными кружками!

– Одно другому не мешает, - с самым что ни есть серьезным видом сказал я.

– Где же еда?
– с деланным возмущением проговорила Камелия, пытаясь загладить неловкую тему и нервно расправляя манжеты. Поднимать на нас смущенный взгляд леди не смела.

– Разогреют и принесут, - лениво пожал плечами Нэльвё. .

Белое кружево выскользнуло из тонких пальчиков Камелии. На лице проступил настоящий ужас.

– "Разогреют?"

– Ты же не думала, что они будут каждый раз готовить? Или думала? Да где ж столько времени найти-то, и столько рук!

– Ваш заказ!
– чирикнула подлетевшая пичужка-подавальщица, сноровисто расставляя посуду. К вящей радости Нэльвё и моему неудовольствию, про кувшин с медовухой она все-таки услышала. Я поморщился, но заказывать еще и чай не стал.

Отрекшийся аккуратно отпилил едва режущим ножиком кусочек мяса, наколол его на вилку и отправил в рот с крайне скептическим выражением. Прожевал - и, выдав снисходительное:

– Пойдет!
– приступил к трапезе. Я поверил ему на слово и присоединился.

Курица оказалась вполне себе съедобной. С травами, правда, малость переборщили, но совсем чуть-чуть.

– Нет, определенно не хватает салата, - решительно сказал Нэльвё, и пристальным, соколиным взглядом принялся высматривать добы... служанок.

Я глотнул медовухи. Было, на удивление, вкусно и некрепко. В голове немного прояснилось, но чувство тревоги и не думало отступать. Напротив: вышло на первый план, заслонив собой все.

Странный, невозможный, несуществующий звук слышался отчетливее слов Камелии, звонче скатившейся под стол вилки, тише кошачьих шажков и пронзительнее скрипа половиц. Тихий шелест - медленный, размеренный... как уходящий сквозь узкое стеклянное горлышко песок. Я видел, как наяву, эту сыпучую струйку перламутра, все истончающуюся, дрожащую, тающую серебряной дымкой под оттикивающие в голове минуты, секунды, мгновения...

И опадающую с последней песчинкой.

Время замерло, словно пошатнувшись, готовясь к прыжку - и сорвалось в полет-падение. Я, уже зная наперед, что должно произойти, вскочил со стула. Неловко зацепленная кружка соскользнула со стола - и брызнула осколками и золотисто-медовыми каплями.

Дверь распахнулась. В трактир ввалилось четверо стражников в болотно-зеленых плащах Ильмере поверх кольчуг.

Самый первый, вырвавшийся вперед и больше всех мешающий другим, пробежался цепким взглядом по толпе, что-то цепко выискивая - и остановился на мне.

И тишину испуганно притихшего зала разбило резкое, хлесткое:

– Именем Совета, вы арестованы!

***

– "Арестованы"?
– переспросил я с легкой усмешкой.
– Прошу прощения, но я...

– Не сопротивляйтесь и не пострадаете, - отчеканил стражник, жестко обрывая меня.

– Это, наверное, какая-то ошибка!
– тоненько воскликнула Камелия, переводя испуганный взгляд с нас на стражников.

– Вашего спутника, - тихо начал невыразительный мужчина, стоящий позади. Его плащ перехватывала брошь в виде сокола. Командир. Ничего примечательного: сухощавая поджарая фигура, неопределенный возраст - то ли тридцать, то ли сорок лет, - совершенно не запоминающиеся черты лица. Тяжелая, грубая кольчуга стесняет вкрадчивые, плавные движения. Полуторный меч лишь бессмысленно оттягивает пояс, не являясь продолжением руки - и во всем уступает любимому короткому клинку. Нет, он не стражник. Тайная служба, - ищут по всей стране. Повсюду - в караулках, у ворот, на всех улицах - висят проскрипции с его портретом.

– Интересно, - вдруг вмешался Нэльвё, спокойно и неторопливо. Происходящее, кажется, ничуть его не беспокоило: только забавляло. Он сидел, как и до того, откинувшись на стуле и крутя в руках кружку с медовухой.
– "Ваш спутник", "его"... мне кажется, или вы даже не знаете имени того, кого разыскиваете? Для Совета, с его сетью соглядатаев и почти безграничными возможностями, это несколько странно.

Лицо мужчины окаменело.

– Вы ставите под сомнение законность наших действий? Мы не обязаны отчитываться перед задерживаемыми.

Я лихорадочно просчитывал варианты. Сквозь толпу к окну не пробиться. К черному выходу - тоже... впрочем, туда хозяин все равно не пустит.

– Неужели?
– холодно продолжил Нэльвё, и в аметистовых глубинах его глаз запылало ледяное колдовское пламя.
– Я не слышал, чтобы вы предъявили обвинения. О каком, в таком случае, аресте может идти речь? Я уже не говорю о том, что вы пытаетесь задержать aelvis, бессмертного, - что в принципе недопустимо. Мы не попадаем под юрисдикцию человеческих властителей. Даже если им этого очень хочется.

Нет. Не подойдет. Значит, единственный вариант - прорываться с боем. Но как?

– Совет намерен...

– Чистая аэльвская кровь, - проговорил Нэльвё, смакуя каждое слово.
– Бессмертный. Вы хотите конфликта, милорд? Полагаю, нет. Будьте любезны: спрячьте мечи и покиньте это заведение так же быстро, как и пришли. Можете, впрочем, изложить моему другу обвинения Совета. Если захочет, он пройдет с вами. Если нет - извольте удалиться. Немедленно.

– Если при задержании будет оказано сопротивление, - холодно сказал командир, - мы имеем право применить силу.

Не дожидаясь логического окончания угрозы, Нэльвё по-кошачьи мягко и плавно, одним текучим движением поднялся со стула. Шагнул вперед, заслоняя нас - и потянул меч. Он выскользнул с тихим звоном так плавно, играючи и будто бы небрежно, что никаких сомнений в мастерстве Отрекшегося не возникло.

Вспыхнувшая на солнце сталь - тончайшая, голубоватая, почти полупрозрачная, словно выточенная из лунного света, порезаться о которую можно от одного лишь взгляда - ответила на мой незаданный вопрос.

Столы вокруг нас стали стремительно пустеть, а толпа рокотливым потоком ринулась в другую часть зала. Один из стражников - тот самый, первым объявивший об аресте - пинком отбросил стол, разметал стулья и бросился на нас. Нэльвё плавно, с текучей водной грацией, отвел взвившийся в воздух меч противника. Клинки скрестились, запели низкой и резкой протяжной нотой - и разошлись, чтобы сойтись еще в десятке коротких ударов.

Стражник утратил инициативу почти сразу же, и теперь пятился, неловко отбивая чересчур быстрые и легкие, порывистые удары. Они оба сражались бастардами, только для Нэльвё меч был словно продолжением руки, а для нападавшего - бестолковой обузой. Он и так безнадежно проигрывал бы бессмертному в скорости, гибкости, пластике, а в громоздкой кольчуге и вовсе ничего не мог противопоставить. И оттого пятился, послушно отступал под напором танцующих шагов бессмертного, теснящего его к двери, чтобы в конце концов ловко уйти из-под удара вбок - и вовлечь Нэльвё в круг сражающихся.