В поисках энергии. Ресурсные войны, новые технологии и будущее энергетики

Ревелл также говорил о том, что он называл «усложняющими факторами», – о возможных компенсаторах. Так, более высокая температура увеличит интенсивность испарения воды, что приведет к увеличению облачности, «что, в свою очередь, уменьшит количество поступающей на Землю солнечной энергии и вызовет снижение температуры».

Этот вывод был практически аналогичен заключению, сделанному в его статье 1957 г.: «Мы можем рассматривать процесс увеличения содержания углекислого газа в атмосфере как масштабный, непреднамеренный эксперимент, проводимый людьми во всем мире, который может помочь нам получить более полное представление о процессах, предопределяющих климат»⁴⁰.

Ревелл умел убедить и представить глобальный взгляд на экологические проблемы. Среди слушателей курса «Предки и камни» был студент по имени Альберт Гор-младший, сын сенатора от штата Теннесси Альберта Гора. Если влияние Ревелла на Килинга и на исследования концентрации углекислого газа оказалось решающим для науки о климате, то его лекции, на которых присутствовал Эл Гор, оказали глубокое воздействие на политику в сфере климата. «Великий учитель в Гарварде, доктор Роджер Ревелл, открыл мне глаза на проблему глобального потепления, – позднее писал Гор. – То, что он рассказывал, было просто поразительным… Как и все великие учителя, он повлиял на мою дальнейшую жизнь».

Это было в конце 1960-х гг. Два десятилетия спустя, в конце 1980-х гг., Гор и другие в конгрессе были полны решимости сделать проблему изменения климата политическим вопросом. Как он и еще семь сенаторов написали в обращении в 1986 г., исследование влияния углекислого газа на климат вызвало «глубокую обеспокоенность». Они хотели не только более глубокого изучения проблемы. Они также хотели увидеть реальные действия⁴¹.

Глава 22 Дорога до Рио

Тот день, 23 июня 1988 г., был типичным вашингтонским летним днем, потому как было не просто жарко, а очень жарко (выше 37 °С в тени) и душно, невыносимо душно. К тому же ему предшествовало несколько недель жаркой погоды, в результате которой в половине округов США стояла засуха. Как писали американские СМИ, «для Среднего Запада засуха стала привычным явлением». Все это означало, что массмедиа ухватятся за все, что угодно, стоит лишь заикнуться о погоде. Короче говоря, 23 июня 1988 г. был идеальным днем для сенатских слушаний по вопросу глобального потепления.

Последующие слушания ознаменовали переход проблемы изменения климата в разряд политических. Председательствовал в тот день сенатор от штата Колорадо Тим Уирт. За полгода до этого Уирт вместе с помощниками выбирал дату слушаний по вопросу изменения климата. «Какой день самый жаркий в году?» – поинтересовался он тогда. Один из помощников сказал, что лучше всего выбрать день в конце июня¹.

В зале в тот день и в самом деле было невыносимо жарко – на лицах участников отчетливо виднелись бусинки пота. Усиливали жару и софиты, которые сопровождали телекамеры, расположившиеся в два ряда².

«Научные факты налицо, – сказал Уирт, открывая слушания. – Теперь конгресс должен подумать над тем, как замедлить или остановить эту тенденцию». В слушаниях участвовали авторитетные ученые, специализировавшиеся на изменении климата. Но больше всего запомнилось выступление самого первого участника. «Изменение климата уже не является чисто “научным” вопросом», – сказал Джеймс Хансен, специалист по физике атмосферы и директор нью-йоркского Института космических исследований Годдарда при NASA. Как один из ведущих разработчиков климатических моделей, Хансен был известен своими апокалиптическими прогнозами. Вытирая пот со лба, Хансен поведал сенаторам, что «сигнал» изменения климата уже получен. Температура воздуха действительно растет, как и предсказывали его компьютерные модели. «Мы с высокой степенью уверенности можем утверждать, что между парниковым эффектом и наблюдаемым потеплением существует причинно-следственная связь», – сказал он. После слушаний Хансен сформулировал основное послание своего выступления для The New York Times более четко и лаконично: «Пора покончить с болтовней». Материал о его выступлении и о слушаниях был опубликован на первой полосе газеты³.

Как вспоминал еще один участник слушаний, Сюкуро Манабе, один из отцов моделирования климата, «их не слишком впечатлил японский парень, говорящий с акцентом, а вот выступление Джима Хансена произвело эффект разорвавшейся бомбы».

По словам Уирта, слушания «стали громким событием». «Многие отмечали, что ничего подобного им ранее видеть не доводилось. Это мероприятие привлекло необычное для сенатских слушаний внимание». Один ученый подвел итог так: «Я не припомню, чтобы экологическая проблема так стремительно переместилась из сферы науки в сферу политики»⁴.

Слушания под председательством Уирта продемонстрировали, что взаимодействие между учеными и политиками углубляется. Этот процесс сопровождался увеличением количества международных исследовательских проектов и формированием глобальной сети ученых, занимающихся атмосферой. Роджер Ревелл, который стоял у истоков исследований в этой сфере, смотрел на изменения иронически. «За последние десятилетие появилось огромное количество литературы по парниковому эффекту, – отмечал он в 1988 г. – То, чем изначально занимались одиночки вроде Дэвида Килинга, теперь приобрело размах и привлекло тысячи людей»⁵. Существование глобальной научной сети по вопросам изменения климата было очевидным⁶.

Озоновая дыра: пример для подражания

В 1987 г. в Монреале состоялась конференция, темой которой также была связанная с атмосферой проблема. Ее итогом стало заключение международного соглашения, которое еще несколькими годами ранее казалось недостижимым. Это стало важным прецедентом в сфере сотрудничества по вопросам защиты окружающей среды в глобальном масштабе.

Парниковые газы – это не только углекислый газ, но и метан, закись азота, а также группа искусственных газов, именуемых хлорфторуглеродами (фреонами), которые были синтезированы в конце 1920-х гг. Несмотря на то, что их концентрация в атмосфере очень невелика по сравнению с углекислым газом, фреоны весьма эффективно задерживают тепло – по оценкам специалистов, в 10 000 раз эффективнее, чем углекислый газ. Использовались же они все более широко, в частности, в качестве пропеллентов в аэрозольных баллончиках и хладагентов в холодильниках.

В 1985 г. исследователи организации British Antarctic Survey, проанализировав спутниковые данные, предоставленные NASA, увидели нечто поразительное: в озоновом слое над Антарктидой появилась дыра. Фреоны в буквальном смысле съедали озон и утончали его слой в атмосфере.

Эта угроза была серьезной. Озон поглощает ультрафиолетовое излучение, пропуская в нижние слои атмосферы лишь малую его часть. Образование озоновых дыр могло повлечь за собой эпидемии рака кожи по всему миру, а также разрушительные последствия для животного и растительного мира планеты. Страх был настолько велик, что к 1987 г. Монреальский протокол, предусматривавший ограничение выбросов фреонов, подписали 24 страны.

Монреальский протокол прямо повлиял на движение в защиту климата. Он признал тот факт, что увеличение концентрации парниковых газов таит в себе угрозу. Он также признал, что человеческая деятельность наносит вред атмосфере Земли, и наглядно продемонстрировал, что страны могут объединяться и договариваться об устранении общей угрозы для окружающей среды. Активисты движения в защиту климата видели в этом генеральную репетицию того, что должно было произойти в отношении глобального потепления. Но было одно существенное отличие: фреоны производили менее 40 компаний, и всего две владели половиной рынка, а ископаемое топливо сжигал весь мир. Тем не менее проблема глобального потепления, несмотря на ее сложность, летом 1988 г. вышла на политическую арену. И подход наподобие Монреальского протокола выглядел наиболее приемлемым⁷.