В поисках Колина Фёрта

Пока Ник и Ли, войдя, болтали с остальными учениками, бабушка Ли сказала:

– Я хочу извиниться за свое поведение несколько дней назад. Я была несправедлива.

Вот так перемена.

– Останетесь на занятие? – спросила Вероника.

Женщину, похоже, обрадовало приглашение.

– Но пироги-то обычные? Я не поклонница всяких суеверий.

– Всего лишь добрый старый пирог с клубникой и ревенем, – сказала Вероника.

– Тогда я с радостью останусь.

Когда Ли повела бабушку на кухню, Ник прошептал на ухо Веронике:

– Два дня на это положил, но – вот результат.

Она улыбнулась. Похоже, и ее дела сдвигаются с мертвой точки.

Во вторник утром Вероника услышала, как помощник Патрика Ула сказал, что статисты для сцены в закусочной понадобятся только после двух часов дня, поэтому она позвонила директору «Дома надежды» и спросила, можно ли приехать раньше. Групповое занятие было назначено на десять. Вероника ехала к «Дому», свернув на длинную грунтовую дорогу с раскидистыми деревьями. А увидев белый фермерский особняк с вывеской и диваном-качелями на крыльце, вспомнила себя, сидящую на них, перепуганную, встревоженную, полную страхов о том, как будет чувствовать себя после рождения и передачи ребенка на усыновление, а консультант, сидевшая рядом, молча обнимала ее, позволяя выплакаться. Именно это Вероника и хотела делать для здешних девочек: слушать; служить плечом.

Она поставила автомобиль на стоянке рядом с тем местом, где родила в «Скорой». Сидя в машине, Вероника понаблюдала за несколькими гулявшими по двору девочками. Они выглядели такими юными и ранимыми, кроме одной или двух с довольно жесткими лицами и чрезмерной косметикой. Около десяти Вероника поднялась на крыльцо и открыла сетчатую дверь. За столом сидела незнакомая ей женщина.

– Вы, должно быть, Вероника, – сказала она, вставая. – Я – Лариса Деннис, старший консультант в «Доме надежды». Вы как раз вовремя к занятию группы.

Появилась директриса, поздоровалась с Вероникой и села за стол, а она вслед за Ларисой прошла в большую комнату с окнами на задний двор. Там были расставлены в кружок десять огромных мягких пуфов фиолетового цвета и несколько кресел-качалок. За минувшие двадцать два года обстановка в комнате совершенно не изменилась. Все те же бледно-голубые стены с вдохновляющими постерами.

С боем часов стали собираться девушки, рассаживаясь на пуфы и в кресла. Одна, на последних сроках, выбрала кресло с откидывающейся спинкой и подставкой для ног. В руках девушки держали шары здоровья.

– Доброе утро, девочки, – сказала Лариса. – К нашей группе каждую неделю присоединяется новый волонтер. Вероника Руссо жила в нашем «Доме надежды» двадцать два года назад, в шестнадцать лет. Она будет помогать во время консультационных бесед и оказывать нам поддержку. Выяснилось, что Вероника мастерски печет пироги, поэтому, если кто-то хочет научиться этому искусству, встречаемся на кухне в одиннадцать часов.

Раздалось дружное: «Я!», заставившее Веронику улыбнуться.

– Я мечтаю о тыквенном пироге, – сказала сидевшая на пуфе рыжая девушка.

– Лучше лаймовый.

– Шоколадно-сливочный.

– Все что угодно, кроме яблочного. Надоел.

Вероника улыбнулась.

– Как насчет всех вышеперечисленных?

Послышались радостные восклицания. Умеет пирог осчастливить людей. Особенно – беременных девочек-подростков.

– Пришли к согласию насчет сегодняшней темы? – спросила у группы Лариса.

– Раз тут есть человек, который жил здесь, можно задать ей вопросы?

Лариса посмотрела на Веронику.

– Не против импровизированного интервью?

– Спрашивайте, – сказала девочкам Вероника. – Только сначала называйте свое имя, чтобы я знала, кто есть кто.

Она обвела собравшихся взглядом, радуясь, что не знает имени девушки, с которой связывала свои надежды Пенелопа. Это позволяло ей сохранить анонимность.

– Я – Эллисон. Вы сожалеете, что отдали своего ребенка? – спросила девушка с прямыми светлыми волосами.

«Легкой болтовни не получится», – осознала Вероника.

– Если совсем честно, нет, Эллисон. У меня не было никакой поддержки. Ни от семьи, ни от отца ребенка. Я была одна. И крайне напугана. Отдать ребенка представлялось правильным.

– Ваш ребенок пытался вас найти? – спросила другая девочка. – О, я – Ким.

– Да, – ответила Вероника. – Кстати, совсем недавно. Я оставила свою контактную информацию в агентстве по усыновлению и в регистре по усыновлению и воссоединению штата Мэн.

– Странно, наверное, когда ребенок, которого вы не предполагали увидеть, вдруг возвращается в вашу жизнь, – заметила еще одна девушка.

– Да, это вызывает множество старых воспоминаний.

– Помнишь светловолосую девицу, которая приходила пару недель назад, она еще сказала, что родилась на парковке? – обратилась Ким к девушке с серьезными голубыми глазами. У нее был сердитый и воинственный вид, и Вероника решила поговорить с ней во время дегустации пирогов. Некоторым девушкам требовалось расслабиться, чтобы задать наиболее интересующие их вопросы. – Она все не могла решить, хочет ли связаться со своей биологической матерью.

Вероника замерла, они говорили о Беа. Сомнений нет. Беа упоминала, что приезжала сюда.

– Мне она не понравилась, – сказала Эллисон.

– Господи, Джен, помнишь, как ты запустила в нее сэндвичем с индейкой за то, что из-за нее расплакалась Ким?

– Гордиться, конечно, нечем, но она так разозлила меня неразберихой в своих чувствах. Как можно не понимать, что ощущаешь? Не надо ей было сюда приезжать.

Веронике больно было думать, что на Беа, которая, кажется, и мухи не обидит, накричали, швырнули в нее сэндвичем. Она, наверное, ужасно переживала.

– Из всего можно извлечь урок, – заметила Лариса.

– Я хочу быть очень, очень откровенной, – сказала Вероника. – Думаю, та девушка, о которой вы говорите, моя дочь. Длинные светлые волосы? Карие глаза? Высокая?

– Боже, да, – сказала Джен.

Вероника кивнула.

– Мы в итоге встретились, и я очень рада.

– Мне приятно знать, что когда-нибудь мой ребенок захочет меня найти, – сказала Ким. – Ты моего мнения не разделяешь, Джен, но через двадцать лет, возможно, будешь считать по-другому.

– Сомневаюсь, – отрезала Джен и повернулась к Веронике. – И что теперь? Вы вдруг стали играть в дочки-матери?

– Мы стараемся поближе узнать друг друга.

Джен посмотрела на девушек, потом снова на Веронику.

– Могу я спросить о вашей семье? Моя мать ненавидит меня всеми фибрами своей души за то, что я поставила ее в неудобное положение. По-видимому, все узнали, и ей пришлось выйти из загородного клуба.

– Моя семья совсем меня не поддерживала в отличие от других. У меня были подружки, которых несколько раз в неделю навещали матери и отцы. Из-за этого я чувствовала себя ужасно, но это подвигло меня на поиски собственного счастья, понимаете?