В садах чудес
Шрифт:
Что же до приключений, то и их я скоро дождалась. Мы уже ехали по земле, где говорили на непонятном мне языке. Старик начал учить меня этому языку. Оказалось, что я легко и быстро запоминаю слова и целые фразы. В будущем и это мне пригодилось.
Однажды я проснулась от какого-то необычного шума. Я откинула полог и увидела что-то большое, синее, голубое. Я пригляделась — это была вода! И она так странно шумела! Старик сказал, что эту воду зовут «морем». И по этой воде, по морю, плыл дом, красивый дом с яркими занавесками. Я вскрикнула от восторга и захлопала в ладоши. Оказалось, что этот дом называется «корабль», а занавески — «паруса». Я приближалась к вашему городу! В светлой роще, среди бела дня, на нашу повозку напали какие-то оборванные люди. Они
Старик обещал показать мне порт, место, откуда отплывают в открытое море корабли. Он говорил, что мы поселимся в этом городе и он скоро начнет учить меня разным наукам и искусствам. Я радовалась и мечтала о том, как буду учиться очень-очень хорошо, а он будет хвалить меня. А после… вернусь к отцу! Но с тех самых пор я так и не попала на родину, и не знаю, жив ли мой отец.
Старик привел меня в порт, показывал мне и объяснял, как устроены корабли. Внезапно из толпы вынырнул какой-то смуглый человек с белыми блестящими зубами, на нем совсем не было одежды, только пестрая тряпка, намотанная на бедра. Он стал предлагать старику покататься на лодке. Старик отказывался. Смуглый человек сделался навязчивым, хватал старика за руку. Старик вырывался. Вдруг полуголый смуглый человек схватил меня в охапку и побежал. Старик поспешил за ним, крича:
— Спасите ребенка! Похитили мою дочь! Спасите! Помогите!
Но угнаться за моим похитителем он никак не мог. Мне очень не понравилось, что он кричит «помогите! спасите!», я тогда считала, что храбрый человек не должен так кричать.
Кое-кто, впрочем, обратил внимание на крики бедняги. Но похититель мой уже успел добежать до моря, прыгнул в лодку и отчаянно греб. Я сидела в лодке. Ничего я не испугалась. И тотчас же принялась мечтать о том, как поплыву по морю на большом корабле. Мне только немного было жаль, что не придется учиться у старика.
Лодка выплыла в открытое море. Волны раскачивали ее и от этого мне сделалось совсем весело. Гребец с любопытством смотрел на меня. Должно быть, ему стало странно, похищенный ребенок, к тому же девочка, не плачет, не зовет родных.
Наверное, я казалась забавной малышкой — в холщовом платьице, в потертых башмачках из коричневой кожи, с длинной каштановой косичкой, в которую сама вплела красную ленту.
Гребец улыбнулся мне и спросил, кивнув в сторону порта, а тем временем порт сделался маленьким, точно муравейник, и это тоже забавляло меня.
— Там твой отец?
— Нет! — ответила я. — Он просто один старик! Он увез меня от отца, чтобы научить разным наукам!
Гребец от душа расхохотался и вдруг запел. Он то нагибался вперед, то откидывался назад, и песня следовала за ритмом его движений. Это мне тоже понравилось.
Лодка подплыла к большому кораблю. И вот мы уже на палубе.
На самой верхушке мачты развевалось большое полотнище с полумесяцем. На палубе ходили люди. На головах у них были намотаны куски цветной ткани, после я узнала, что это тюрбаны. Один из этих людей был самым главным. Он что-то закричал на непонятном языке и сразу полуголые матросы начали поднимать паруса, а коричневые от солнца гребцы ударили веслами по воде.
Мой похититель повел меня к капитану. Они о чем-то поговорили, затем капитан дал ему золотую монету, которую смуглолицый тотчас же попробовал на зуб.
Капитан нагнулся ко мне. Взгляд у него был какой-то странно-пристальный. Но что-то подсказывало мне, что бояться не надо.
— Не тревожься, маленькая красавица! Плохо тебе не будет! — произнес он.
Речь была певучая, с гортанными переливами.
Я не помнила, называли ли меня прежде красавицей. Может быть, и называли, шутливым тоном, как говорят о хорошеньком
ребенке. Но впервые человек всерьез сказал обо мне — «красавица»! Это не то чтобы обрадовало, не то чтобы напугало меня. Нет! Это лишь усилило мое одиночество и еще… я почувствовала что-то вроде жалости к себе.Капитан взял меня за руку, повел вниз по узкой лесенке. Я легко переступала маленькими ногами, отъединенная от людей этим гортанно-певучим «красавица».
Мы вошли в комнату, красиво и пестро убранную. На стенах висели ковры, на полу лежали подушки, на маленьком резном столике в глубоком глиняном блюде лежали какие-то яркие плоды, круглые, покрытые пушком, румяно-золотистые. Мне очень захотелось попробовать такой плод. От блюда приятно пахло.
Но тут же я испугалась и, не выпуская руки моего капитана, прижалась к его ногам.
Я увидела толстую черную женщину. Одета она была в пестрое широкое платье, яркое, под стать всему остальному убранству, а на голову накрутила пышно большой кусок красной ткани. Круглое лицо ее лоснилось. Она улыбалась, глядя на меня, ее зубы и белки черных глаз были очень-очень белыми!
Круглой черной рукой она взяла с блюда персик и, держа румяный душистый плод на раскрытой ладони, указала пальцем другой руки на меня, затем на персик, и прищелкнула языком.
Капитан громко засмеялся. Я поняла, что эта черная женщина сравнивает меня с красивым плодом. Неужели я такая красивая? И вдруг мне показалось, что я, которая думает, видит, говорит, — это настоящая я; а мое лицо, глаза, волосы, — то, что эти люди считают красивым, — это как платье, это вроде одежды, в которую одета настоящая я.
Черная женщина очистила персик и протянула мне. Плод оказался необычайно вкусным.
— Это Айша, — капитан небрежно махнул рукой в сторону черной женщины. — Она будет прислуживать тебе, маленькая красавица! Ты с этого дня зовешься Седеф — «перламутр», потому что сама природа наделила тебя твердостью и чистотой!
Он даже не спросил, как мое настоящее имя. Впрочем, должно быть, я и не сказала бы ему.
Произнеся это, Кларинда покраснела. Эта легкая краска, внезапно выступившая на нежных щеках, придавала ее совершенному лицу особенное очарование.
Кларинда едва приметно вздохнула и продолжила свой рассказ.
— Меня поразило то, что оба моих имени, в сущности, означали одно и то же, ведь «Кларинда» — это «светлая»!
Негритянка Айша заботилась обо мне. Можно сказать, что впервые после смерти матери я попала в заботливые и добрые женские руки. До этого мачеха иной раз играла со мной, как с куклой, да торопливые служанки обихаживали наспех.
С Айшой было совсем иначе. Она полюбила меня. Я тоже привязалась к ней. Я почувствовала себя защищенной и любимой, и в моем характере начали проявляться детские черты, которых прежде я за собой не замечала. Я шалила, убегала на палубу, пряталась от моей черной няньки, бегала с ней наперегонки. Негритянка оказалась проворной и всегда ухитрялась догнать и поймать меня. Мы обе громко смеялись. Вскоре я уже понимала все, что говорили вокруг, и сама выучилась говорить. Я узнала, что моего похитителя зовут Хасаном. Сама не знаю, почему мне запомнилось его имя, ведь после мне не доводилось встречаться с ним. Имя капитана было Омар.
По вечерам господин Омар иногда спускался в нашу с Айшой каюту. Он садился на подушку, делался задумчив, затем брал длинную флейту и начинал играть. Играл он все печальные мелодии. Негритянка сидела напротив него, держа меня на своих толстых, обтянутых пестрой тканью платья коленях, и одной рукой прижимая к груди. Другой рукой она смахивала слезы. Слезинки у нее были такие же круглые, как ее лицо. За время путешествия с моим стариком я кое-что видела и узнала. Объятия, поспешные поцелуи, небрежно поднятые подолы юбок; мужчина и женщина, припавшие к стене и трясущиеся, как двухголовое чудовище. Все это казалось мне гадким. Я твердо решила, что со мной никогда не случится ничего такого. Мне почему-то очень не хотелось, чтобы это проделывали Айша и капитан. Однажды я спросила мою няньку напрямик: