В споре со временем
Шрифт:
Александр, попадая в Москву, всегда стремился повидаться с Паниным, Копелевым, Ивашёвым-Мусатовым... А как-то они все четверо собрались вместе на квартире сестры Дмитрия Михайловича 9 февраля 1959 года, в 14-ю годовщину ареста моего мужа.
Каждый из них до этого побывал на Художественной выставке в Манеже. Причём Александр чувствовал себя шокированным "неприличной выходкой польских художников", которые заняли всё отведённое им помещение либо под сугубо абстрактную, либо под совершенно экспрессионистскую живопись. Ни одной картины в духе реализма! Тем не менее эти залы были полны народа, в них возникали
Ивашёв-Мусатов сказал, что все великие художники были "в какой-то мере абстракцио-нистами", даже Рембрандт и Рублёв, которые уравновешивали фигуру не фигурой же, а, например, поворотом; цвет - не цветом же, а, например, взглядом". И хотя нынешние абстрак-ционисты "есть люди без сердца" и "создают не дом, а скелет дома и предлагают нам в нём жить", полное пренебрежение абстрактной живописью привело бы "к упадку орнаментального и декоративного искусства".
* * *
Я рассказала о наших занятиях на протяжении учебного года: осенью, зимой, весной... А что было в промежутке? В летние месяцы?.. Тут уж в нашу размеренную жизнь врывалось нечто совершенно другое, новое, свежее, совсем другие впечатления!.. Мы вырывались на простор!
Наш отдых редко малоподвижен. Разве что две недели в 59-м году в Черноморском с утренними и вечерними купаниями. Больше мы всё время в движении. Причём маршрут составлен заранее. А также строгий график, предусматривающий и пересадки, и остановки, и - попутно - встречи с друзьями. Для этого заранее изучено железнодорожное или пароходное расписание, посланы запросы, припасены карты и справочники, составлены карточки по особо достопримечательным местам.
Поезда подбрасывали нас в разных направлениях, радиусами от Москвы. То в Ленинград, а из него в Осташков или в Прибалтику, то в Крым или на Кавказ, то во Владимир, а то и в Иркутск... А там уже - более ближние поездки или походы по намеченным маршрутам.
Кроме Волги, Оки и Москвы-реки, на теплоходах мы плавали ещё по Днепру, по Каме и Белой, по Енисею.
Самой удивительной рекой нам показался, конечно, Енисей.
А на Днепре больше всего покорил нас Канев - город, где похоронен поэт Шевченко. Канев живописно расположился на покрытых лесом холмах. Запомнились яркие многочисленные ночные огни пылающих металлургических печей Днепродзержинска. Очень величественно предстаёт со стороны Днепра древний Киев с обращённым к реке памятником святому Владимиру.
Много было совершено нами прогулок по прекрасному Киеву. Удалось проникнуть даже в Кирилловскую церковь, где много лет ведутся реставрационные работы, посмотреть интересные фрески Врубеля...
* * *
2 ноября 59-го года Лев Зиновьевич Копелев приехал в Рязань прочесть лекцию о Шиллере. У нас он пробыл лишь с вечера до утра. Перелистав рукопись "Ивана Денисовича", отмахнулся от неё, небрежно бросив: "Это типичная производственная повесть". Да ещё нашёл, что она перегружена деталями.
Однако через два года с помощью того же самого Копелева повесть была передана в "Новый мир".
ГЛАВА VIII
Перекрёстки
В ноябре 1962 года, через несколько дней после публикации "Ивана Денисовича", я везла, ошалевшая от счастья, в Москву два новых рассказа мужа. В нашем удобном электропоезде
Рязань - Москва, с мягкими сиденьями и откидными спинками и столиками, так уютно бывало всю трёхчасовую поездку читать и даже делать записи. Но на этот раз она прошла в оживлённой беседе. Попутчиком оказался доцент моего института. Разговор коснулся "Нового мира".– Вообще-то я его не читаю,- сказал он,- но вот 11-й номер надо будет достать. Кстати, вы читали статью Симонова в "Известиях"?
– Читала не только статью Симонова, но и самого "Ивана Денисовича",и, не удержавшись, впервые призналась: - Его автор - мой муж!
С тем же доцентом я встречусь поздним декабрьским вечером 70-го года на стоянке такси, сойдя с поезда Москва - Рязань. Это произойдёт вскоре после присуждения Солженицыну Нобелевской премии и в разгар наших личных драматических событий. Мы вспомним с доцентом о той, 8-летней давности, поездке.
Доцент, вероятно, забыл об этой встрече через несколько минут. А меня этот разговор заставил заново пережить множество событий того, ныне уже далёкого времени. То были переломные годы нашей жизни, когда сбывались давние надежды и рождались новые, когда мир казался солнечным даже в пасмурную погоду и ничто, казалось, не предвещало позднейшей катастрофы.
Перед моими глазами пробегают кадр за кадром из фильма о моей собственной жизни, заставляя меня снова радоваться, снова волноваться.
Но как много значит, если знаешь финал фильма! То, что когда-то представлялось значите-льным, порой отступает на второй план. А некоторые события, когда-то казавшиеся не столь уж важными, отдельные поступки, детали поведения обретают больший смысл. И ловишь себя на мысли: как же можно было не видеть, к чему это приведёт!..
Я снова и снова просматриваю киноленту былых лет, останавливая то один кадр, то другой - чтобы пристальней вглядеться, чтобы лучше понять...
...Я иду по заснеженной зимней улице в институт. Муж уехал в Москву утренним семичасовым поездом на первую встречу с первым своим редактором. Он едет к Твардовскому в "Новый мир".
А у меня, совсем некстати,- открытая лекция по полимерам. Это как-то опустило на землю, ввело в привычное русло. Закрались сомнения: а действительно ли изменится наша судьба?.. По дороге загадала: если первым со мной поздоровается мужчина - у Сани всё будет удачно!
Первым поздоровался наш институтский дворник, милейший Павел Алексеевич, дядя Паша. Да не просто поздоровался, а, как редко кто в наши дни делает, снял шапку и низко поклонился.
Вечером Александр Исаевич вернулся домой. Приехал он какой-то даже растерянный. Молча вынул из чемоданчика и показал нам с мамой большой плотный лист, на котором значилось: ДОГОВОР.
Сменяют друг друга месяцы. Прошла весна, кончается лето. Вопрос о публикации "Ивана Денисовича" всё ещё не решён. Письмо из "Нового мира" обнадёживает: "...новости могут быть каждый день..."
И ровно через неделю после его получения у нас дома произошёл курьёзный случай. Отдыхая после обеда, мы оба читали, каждый своё. Вдруг муж говорит мне:
– Что это за часы в нашей комнате?
– Будильник.
– Нет.
– Ну, значит, это мои тикают...- и я даю ему послушать свои ручные часы.