В тени человека

Мы уже собрались уходить, но тут подбежали два рыбака и предложили нам последовать за ними. Они привели нас к дереву, растущему возле одной из хижин. Кора на этом дереве была разодрана в десятках мест. По словам туземцев, прошлой ночью одинокий буйвол гнался за рыбаком, и когда тот, спасаясь от преследования, залез на дерево, буйвол в бешенстве кидался на дерево, словно стремясь пронзить ствол рогами. Я так и не поняла, хотели ли рыбаки просто сообщить егерю о случившемся или они старались запугать меня, но вид израненного дерева действительно произвел впечатление и довольно долго преследовал меня во время странствий по джунглям.

Наконец мы тронулись в путь и скоро вошли в настоящие лесные дебри. Я впервые оказалась в африканских джунглях, о которых столько мечтала. В лесу царил полумрак: густые кроны деревьев на высоте тридцати метров над землей сливались в сплошной полог и почти не пропускали солнечного света. Идти было сравнительно легко — мелкие деревья и кустарники не росли здесь из-за недостатка солнца. Стволы исполинских деревьев были обвиты лианами; то здесь, то там виднелись красные и белые цветки, особенно заметные на фоне темной зелени. Мы шли вдоль быстро бегущего мелкого ручья, иногда переходя его вброд, если на другой стороне тропа была лучше. Несколько раз прямо над головой пролетел зимородок и какая-то еще, не известная мне птица, где-то наверху на фоне голубого неба промелькнули ярко-красные хвосты мартышек [20] .

20

Речь идет о краснохвостых мартышках — Cercopithecus ascanius.

Минут через двадцать Адольф свернул в сторону и повел нас по направлению к горному склону. Деревья здесь были не очень высокие, подлесок гораздо гуще, а стелющиеся лианы так цепко обвивали кустарник, что создавали непроходимую изгородь, под

которой нам то и дело приходилось проползать. Наконец Адольф остановился возле гигантского дерева, сплошь усыпанного мелкими оранжевыми и красными плодами. Это была мсулула, на которой, по-видимому, вчера кормились шимпанзе, так как земля под деревом была усеяна сломанными веточками и наполовину съеденными плодами. Мне совсем не хотелось оставлять следы под деревом, чтобы не встревожить шимпанзе, и я быстро шепнула моим проводникам, что нам надо отойти подальше, лучше всего на противоположный склон.

Минут через десять мы уже сидели на небольшой лужайке, расположенной на другой стороне лощины, как раз напротив дерева мсулулы. Это было единственное открытое место, с которого можно было вести наблюдение, и я поразилась, как смог Рашид издалека разглядеть его. На лужайке царили тишина и покой, несмотря на обилие всевозможных звуков: где-то вдалеке шумел горный поток, в траве стрекотали цикады, из лесу доносилось пение птиц и отрывистый лай павианов.

И вдруг внизу, в долине, раздались призывные крики шимпанзе. Конечно, я не раз слышала их в зоопарке, но здесь, в сердце африканского леса, эти звуки воспринимались совершенно иначе. Сначала один из самцов издал несколько низких резонирующих «уханий» — громких ухающих звуков, в промежутках между которыми было отчетливо слышно, как животное с шумом набирает в грудь воздух [21] . Крики становились все громче и громче и в конце концов перешли в пронзительный вопль. К первому шимпанзе присоединился второй, потом третий. Какофония ухающих воплей заполнила всю долину, но вот раздались другие звуки — странные и гулкие, они эхом отдавались в узком ущелье, и скоро стало казаться, что мы сидим внутри гудящего барабана. Я не сразу поняла, что слышу те самые звуки, которые описал Ниссен, наблюдая, как шимпанзе барабанят по стволам деревьев.

21

Подробное описание звуков, издаваемых шимпанзе, см. в Приложении II, стр. 195.

Группа находилась возле дерева мсулулы, и я с нетерпением вглядывалась в противоположный склон, следя за малейшим движением ветвей. Тем не менее не я, а Рашид первым заметил, как один из шимпанзе вскарабкался на гигантское дерево. За ним последовали другие, и вскоре около шестнадцати обезьян, среди которых была и самка с детенышем, уже кормились плодами мсулулы.

Группа провела на дереве около двух часов. Я была явно разочарована, так как за это время не смогла почти ничего увидеть: лишь иногда среди густой листвы мелькала обезьянья рука и срывала плод. Потом в полнейшей тишине шимпанзе один за другим слезли с дерева и скрылись в лесу. Это меня поразило — шестнадцать шимпанзе, кормящихся на дереве, и ни одного звука на протяжении двух часов, за исключением громкого концерта, возвестившего об их прибытии!

После того как последний шимпанзе скрылся в лесу, я продолжала осматривать противоположный склон в бинокль, в надежде еще раз увидеть группу. И тут мои проводники заявили, что пора уходить, так как подошло время обеда. Все уговоры были тщетными. Мы вернулись обратно, но про себя я решила, что в будущем все пойдет по-другому.

Мсулула продолжала плодоносить около десяти дней, и на протяжении всего этого времени я вела постоянные наблюдения за обезьянами. Рашид и Адольф по очереди сопровождали меня, а чтобы не отлучаться на обед, они носили еду с собой. Раза три мы оставались ночевать на своем наблюдательном пункте возле небольшого костра.

За эти десять дней я увидела и узнала много нового. Иногда шимпанзе приходили кормиться большой группой, иногда — вдвоем или втроем. Дважды я видела самца, который в полном одиночестве забирался на дерево и проводил там около часа. Очевидно, группы не были постоянны по составу: например, четырнадцать шимпанзе, пришедших вместе, могли уйти, тихо разделившись на две группы, притом не сразу, а с получасовым интервалом и в разных направлениях. И наоборот, встреча на дереве двух небольших обезьяньих групп, как правило, проходила очень шумно. Зато потом животные успокаивались, мирно кормились друг подле друга, вместе спускались на землю и вместе уходили. Одни группы состояли только из взрослых самцов, другие — из самок и детенышей, в составе третьих были и самцы, и самки, и детеныши.

Однако подобный способ наблюдений не совсем устраивал меня — густая листва мсулулы скрывала животных, и я не могла разглядеть детали поведения, уяснить для себя характер взаимоотношений между отдельными членами группы. Дважды я попыталась следить за ними с более близкого расстояния — и оба раза неудачно: в первый раз шимпанзе заметили меня на пути к дереву и тут же скрылись, а во второй раз, хотя мне и удалось подойти поближе, я смогла увидеть лишь то, как они взобрались по гладкому стволу и через час спустились обратно.

И все же мне необычайно повезло: благодаря плодоносящей мсулуле я узнала за эти первые десять дней больше, чем за последующие несколько недель. Несмотря на все наши старания, мы никак не могли найти еще одного крупного плодоносящего дерева или группы деревьев, хотя и обошли более десяти долин в заповеднике.

Из-за густого подлеска ориентироваться было трудно, шум горного потока оглушал нас и не позволял прислушиваться к звукам, которые помогли бы определить местонахождение обезьян. Правда, он заглушал и наши шаги. Иногда мы случайно сталкивались с шимпанзе, но они тут же исчезали. Можно себе представить, сколько раз обезьяны наблюдали за нашими передвижениями, хотя мы и не подозревали об их присутствии, и бесшумно скрывались, стоило нам подойти ближе.

Мы решили попытать счастья на горных склонах, но и это мало что дало: шимпанзе опять убегали, едва завидев людей, даже если нас разделяло глубокое ущелье или значительное расстояние, иногда до пятисот метров. Нужно ли говорить, что я по-прежнему не знала никаких подробностей их поведения. Временами мне казалось, что стоит избавиться от моих спутников и начать самостоятельно передвигаться по лесу, как все пойдет по-другому. Поэтому я стала оставлять проводников на вершине холма, откуда они могли наблюдать за мной, и попробовала сама подходить к шимпанзе. Но их реакция не изменилась — они тут же исчезали, едва лишь я появлялась. И это еще было не самым худшим — выпадали такие дни, когда мы вообще не встречали обезьян. Чем больше я думала о тех обязательствах, которые взяла на себя, тем мрачнее становилось у меня на душе. И все-таки даже эти трудные дни сослужили свою службу: я как следует изучила территорию заповедника и полностью освоилась в нем, стала гораздо увереннее ходить по предательски скользким склонам. Моя кожа огрубела и обветрилась и уже не распухала от каждой царапины или укуса мухи цеце. Постепенно мне удалось узнать многие звериные тропы в тех пяти долинах, которые стали основным местом моей деятельности.

Не раз встречалась я с животными, обитавшими в горах; среди них были большие кистеухие свиньи с серебристой шерстью на загривке; полосатые мангусты, копошащиеся в листве в поисках насекомых; белки, а также полосатые и пятнистые слоновые землеройки. Постепенно я познакомилась и с различными видами обезьян, которые обитали на территории заповедника. Чаще всего мне встречались павианы — иногда они весьма терпимо относились к присутствию людей, как в то первое мое утро, а иногда начинали угрожающе лаять и лаяли до тех пор, пока не скрывались из виду. В каждой из долин я насчитала по две или три небольшие группы краснохвостых мартышек. Попадались и голубые мартышки [22] . Стада гверец [23] были гораздо многочисленнее и насчитывали до шестидесяти и более особей, причем их ареал не ограничивался одной долиной. Несколько раз нам попадалась одинокая серебристая обезьяна, ее темное лицо обрамляла белая шерсть [24] . Водились здесь также и верветки, напоминавшие мне о днях, проведенных на острове Лолви.

22

Очевидно, имеется в виду Cercopithecus mitis — голубая мартышка, названная так за серо-голубой цвет шерсти.

23

В Восточной Африке распространены черно-красные гверецы — Colobus badius, у которых голова, шея, плечи, спина и верхние отделы конечностей черные, остальные части тела, в том числе и лоб, — рыже-красные, хвост — красно-черный.

24

Речь идет, по-видимому, о разновидности голубых мартышек ( Cercopithecus mitis doggetti).