В твоих глазах

А я бы хотела быть в другом месте?

Честно говоря, я нигде не чувствовала себя как дома, так что одно место ничем не хуже другого. И здесь, в конце концов, не так уж плохо. Главный кампус похож на готический замок. Я ожидаю увидеть гаргулий, парящих между шпилями крыш.

А пока надеюсь, что смогу найти лекционный зал. Мне дали карту, но я не знаю, как её интерпретировать, и совершаю нелепые повороты как бильярдный шар.

Все здания вокруг выглядят одинаково: серые, в стиле королевской усыпальницы, с пристройками, похожими на колокольни. Внезапно я оказываюсь перед дворцом того же серого цвета, лестница которого увита ветвями плюща и усыпана сухими листьями.

Должно быть это факультет гуманитарных наук, но я не уверена.

«Что тебе стоит спросить?

Хочешь войти, когда все уже сидят и занятия начались?»

Я предвкушаю сцену, и меня пробирает дрожь. Профессор окажется старой свиньёй и засранцем, заметит меня, идиотски пошутит по поводу моего вопиющего опоздания и пригласит сесть в первый ряд. Это не совсем надуманная возможность: тот, чья фамилия Лорд, с самого рождения будет чувствовать себя крёстным отцом. Его эго будет таким же безграничным, как и его живот. Я представляю профессора колючим, всезнайкой и вечно потным. Здесь есть место, мисс, проходите. Нет! Я не хочу сидеть в первом ряду, не хочу, чтобы профессор по моему любимому предмету был потным, свиньёй и засранцем, не хочу опаздывать на первое в жизни свидание, которое не будет пахнуть надувательством. Я ждала этого момента долгие годы. Училась, пока ждала, получила стипендию, пришила другую кожу к своей прежней. Внутри — всё тот же обиженный ребёнок, всё та же рычащая женщина, которая знает, как сильно ударить, если нужно, и если она убивает тех, кто хотел убить её, то не теряет сна из-за угрызений совести. Снаружи — цыпочка, она живёт дальше, у неё есть нормальная работа, приличная квартира, пачка сигарет, которой хватает на три дня, а не на один, и несколько желаний, что вылезают из ящика, оставленного открытым на сантиметр. Среди желаний, которые ещё можно осуществить, — эта проклятая лекция. Этот университет. Эта нормальность. Так что, даже если профессор окажется не самым лучшим, я хочу хотя бы попытаться всё не испортить. Прийти вовремя — хороший способ не начать не с той ноги.

Тогда я лучше спрошу. Они меня не укусят. А кто попытается, — оторву яйца. Чего мне бояться?

Жаль, что здесь уже никого нет, студенты в аудиториях, лестница пуста, если не считать ковра из листьев цвета красного дерева.

Вдруг я слышу знакомый шипящий звук: это стук велосипедных колёс по каменной дорожке. Это гипнотический, мягкий шорох, на вкус он напоминает ириску, «Бейлис с тёмным шоколадом» и поцелуи Маркуса с языком. Я оборачиваюсь и удивляюсь. Передо мной стоит парень без пуловера, галстука и ноутбука с яблоком.

Наверное, он такой же опоздавший студент, как и я. В том двойном смысле, что он опоздал сегодня утром и поступил в университет через много лет после окончания школы. Или он идиот, сбившийся с курса. Парень торопится, роняет велосипед на землю, переступает через него и расчёсывает пальцами волосы. Они влажные и всклокоченные, густые, длиной до плеч. Парень похож на человека, который пил и трахался до рассвета, потом проспал два часа и проснулся в последнюю минуту с лицом зомби и сердцем в горле. Не то чтобы у него было лицо зомби, напротив, он очень привлекателен, но он определённо не переодевался, и его лицо не похоже на идеально-выбритое-чтобы-хорошо-выглядеть-в-первый-день-учебы-в-колледже. У него борода в пару сантиметров. На нём чёрная футболка с надписью ROCK OR BUST и потёртые джинсы с тёмными пятнами. На запястье браслет из кожи и серебра. На мочке одного уха серьга с крошечным черепом. От него за версту пахнет марихуаной. Ему не меньше тридцати. Как они его допустили?

Ну, если сюда приняли меня, то могут принять кого угодно. Разве может быть что-то хуже 25-летней девушки без гроша в кармане, которая в 12 лет подожгла дом с отчимом внутри, а в 19 попала в тюрьму за соучастие в убийстве?

Я смотрю на него так, как не люблю, когда на меня смотрят другие. Не могу оторвать от него взгляд. Он достаёт из кармана жёлтую резинку, завязывает свои каштановые волосы в странный хвост — хаотичный клубок чуть выше затылка. Потом замечает пятна на своих брюках и восклицает задушенное «твою мать».

Затем он замечает и меня, а я продолжаю смотреть на него, не понимая почему. Мгновение он наблюдает за мной, в свою очередь, с каким-то бессмысленным изумлением. Что, чёрт возьми, ему нужно? Что со мной не так? Я инстинктивно подношу руку к волосам и вспоминаю новую себя, с короткой стрижкой и желанием слиться с толпой.

— Какого хера ты смотришь? — спрашиваю я, выставляя вперёд свою агрессивную сторону.

В ответ он улыбается, и моё сердце чуть не делает кувырок. Это приятная улыбка, без сомнения. Улыбка, которая заставляет меня думать о камнях, отполированных морем. Но красивые улыбки меня не обманут. Красивые улыбки приносят яд и бурю.

Я отвечаю ему взглядом, который означает только одно: «сдохни».

Он удивлённо смотрит, хмурится, солнце бьёт ему в глаза. Чёрт, они зелёные. Я никогда раньше не видела таких зелёных глаз. Может, они стали такими из-за того, что он обкурился. Я тоже курила в прошлом, не буду отрицать, но этот меня обошёл. Должно быть, он проглотил целую плантацию травы за одну ночь.

— У тебя лекция по современной поэзии? — спрашивает он.

Мой взгляд по-прежнему говорит: «Это моё дело. И перестань улыбаться, я знаю, что за этими белыми зубами ты прячешь глубокую тьму».

— Я понял, ты немая, — продолжает он шутливым тоном. — В любом случае уже поздно, советую поторопиться. Проф — та ещё заноза в заднице.

— Сам сначала поторопись, — говорю, хотя обещала себе молчать. — Кажется, ты не блещешь пунктуальностью.

— Ты не ошибаешься… Я лучше побегу. Увидимся внутри.

— Вот уж нет, — отвечаю я.

Он ещё раз улыбается и торопливо вбегает в здание. Я прищуриваюсь, пытаясь расшифровать надпись на плече его футболки. Похоже на номер телефона, нацарапанный губной помадой. Для укуренного, который вышел из дома, даже не подключив мозг, у него упругая походка, и парень почти сразу исчезает из моего поля зрения.

К счастью, я довольно легко нахожу аудиторию. Она большая и заполнена, похожа на кусочек амфитеатра. В глубине находится сцена в форме полумесяца со столом, стулом и проекционным экраном.

Профессор ещё не пришёл, многие студенты стоят, и я могу незаметно искать место. Я сажусь посередине, не слишком близко и не слишком далеко назад, с внешней стороны, на случай, если мне понадобится сбежать.

«Сбежать от чего?»

Не знаю, но так я чувствую себя в большей безопасности.

Внезапно студенты занимают свои места, профессор входит через боковой вход. Посмотрим, насколько — между «очень» и «очень-очень» — этот проклятый старик будет свиньёй и мудаком.

Ну, не знаю, свинья ли он и мудак, но старым его точно не назовёшь. Я замираю открыв рот, уставившись на парня, того, кто приехал на велосипеде, в грязных брюках и с перламутровыми зубами.

Он надел блейзер поверх футболки AC/DC, очки в чёрной оправе прямоугольной формы, и я больше не вижу следов серьги в виде черепа, но это, несомненно, он. Те же волосы, бессистемно зачёсанные назад, как копна сена, та же борода, те же зелёные глаза.

Профессор садится на край стола невыносимо плавным жестом, словно находится дома и пьёт пиво в компании друзей, болтая о женщинах и футболе.

Не знаю почему, но он мне не нравится. Вызывает зуд на коже. Я ненавижу эту крутую манеру поведения в стиле профессора Китинга из фильма «Общество мёртвых поэтов», и особенно его стервозную ухмылку, от которой у глаз разбегаются мелкие морщинки.

Но, в конце концов, для меня важно только одно.

Ты можешь обкуриться, профессор, можешь трахнуть всех студенток в первом ряду — ведь по тому, как ты смотришь на них и они смотрят на тебя, ясно, что ты это сделаешь, — можешь не мыться месяц и втыкать всевозможные пирсинги туда, куда не светит солнце. Но не убивай мою поэзию.