В твоих глазах
Шрифт:
Маркус кончил, сжимая её бёдра и приподнимая к себе. Ноги Пенни не касались пола, она стала лёгкая, как летящая душа, а его голос, выражающий слепое и абсолютное наслаждение оргазмом, был настолько возбуждающим, что она тоже кончила.
— Ты моя. Если кто-нибудь прикоснётся к тебе, я убью его, — сказал ей на ухо всё ещё хриплым шёпотом, прижимая к своей груди. — Например, Джейкоб. Если я ещё раз поймаю его на том, что он смотрит на тебя с таким мудацким выражением лица, я переломаю ему ноги. Это будет мой подарок на его день рождения.
— Он не смотрит на меня как придурок, — заметила Пенни.
— Нет, вообще-то, не как мудак,
На лице Пенни появилась огорчённая гримаса.
— Джейкоб добрый и вежливый.
— Какая же ты маленькая сучка. Знаешь же, что я прав.
— Да, может, я ему и нравлюсь, но он никогда не был назойливым или вульгарным. Именно он в первые дни помог нам с бабушкой устроиться. А когда она умерла, он утешал меня, как брат.
— Надеюсь, так и есть, иначе ему придётся искать кого-то, кто будет утешать его родственников.
— Я ему просто симпатична. Иначе почему он не попытался полгода назад? Мы встречались некоторое время, и однажды…
Глаза Маркуса вспыхнули.
— Скажи, ты делаешь это специально? Я не хочу знать, что ты делала полгода назад! Повторюсь: искушение убить кого-нибудь даёт о себе знать время от времени. Если я снова поймаю Джейкоба на том, что он дарит тебе вещи, я его прибью. И ты знаешь, что я не шучу.
— Он подарил мне только колосья кукурузы в день праздника урожая и однажды одолжил книгу, которую я вернула. Но, конечно, я должна сказать ему, чтобы он прекратил, я могу слишком привыкнуть к этому и заметить разницу, ведь кто-то никогда ничего мне не дарит, даже цветка, сорванного на клумбе, испачканной навозом.
Маркус издал сдавленное ворчание. Пенни вытолкала его из ванной и закрылась внутри, чтобы привести себя в порядок. Когда она вышла, он уже оделся: на нём были тёмные джинсы и угольно-серый джемпер. Он неподвижно стоял за дверью, словно ожидая её. Сжав за запястье, Маркус притянул Пенни к себе.
— Ты знаешь, я не такого типа парень. Я не дарю подарков, не говорю тебе о своей любви каждый день и не люблю строить планы с большим количеством ставок. Но я есть.
— Я знаю, дурачок. И ты мне нравишься такой. Но иногда…
— Иногда?
— Ничего, мы опаздываем.
— Нет, теперь скажи.
— Мне не хочется.
— Если не скажешь, я начну думать о многих ужасных вещах, пока ты не заговоришь.
— Может, некоторые из них окажутся правдой.
— Я начинаю нервничать.
— Ты знаешь, что не пугаешь меня, а теперь пойдём.
— Пенни, детка… — Он притянул её к себе, поцеловал в волосы. — Скажи мне, что у тебя на уме, или я снова трахну тебя, и мы никогда не выйдем из дома.
Она вывернулась и ободряюще улыбнулась. Надела синее пальто с высоким отворотом и мягкую шапку с пришитой сбоку бабочкой из варёной шерсти.
— Ничего. Всё в порядке. Я влюбилась в засранца и принимаю его таким, какой он есть.
— Если бы я действительно был засранцем, то не пошёл бы на эту вечеринку.
— Ты прекрасно знаешь, что я пошла бы одна, и раз уж ты ревнуешь Джейкоба, то не можешь не пойти, хотя бы для того, чтобы поглазеть на него своим взбешённым взглядом вожака стаи.
— А что мне делать с типом, кто никогда не упускает шанса распустить руки? Что было в прошлый раз? У тебя в волосах застряла пчела?
— У меня на самом деле застряла пчела в волосах. И ты чуть не вывихнул
ему запястье.— О пчёлах в твоих волосах позабочусь я, твою мать.
— А теперь пойдём, прочь зуб и долой боль. Я возьму подарок для Джейкоба. Ты можешь нарочно уронить его, растоптать, а потом сказать, что произошёл несчастный случай.
— Что ты ему купила?
— Секстант.
— Секстант? Зачем фермеру из Вермонта нужен секстант?
— Не всё сводится к тому, что полезно, Маркус. Иногда приятно иметь что-то бесполезное, но оно всё равно тебе нравится и помогает мечтать.
Маркус угрожающе нахмурился, надевая куртку.
— И ты, конечно же, знаешь всё о его мечтах.
— Не всё, у меня нет такого права. Но кое-что. Он хотел стать моряком. В то время, когда мы встречались…
— Я понял, — заявил Маркус, с треском распахивая дверь и сжимая в кулаке ключи от пикапа. — Раз уж Джейкоб мечтает иметь дело с водой, пожалуй, я его утоплю.
Несмотря на то что молодые мужчины Вермонта были высокими, сильными и крепкими, и редко, особенно в глуши, можно было встретить тщедушных парней, не умеющих рубить дрова, или пахать поле, Маркус всё равно был самым высоким, самым крепким и самым крутым. Со своими почти двухметровыми мускулами он возвышался над всеми остальными мужчинами в этом помещении. Как всегда, он не переставал привлекать внимание девушек. К этому времени Пенни уже привыкла к вожделенным взглядам всех женщин. Но она не волновалась: это были просто взгляды, и люди были хорошими. Она чувствовала себя непринуждённо в этой маленькой общине, которая праздновала дни рождения своих жителей, будто они были семьёй.
Ферма, на которой они с Маркусом жили, находилась в нескольких милях, и в город они ездили нечасто, разве что за припасами. Поэтому, когда они появлялись по какому-нибудь случаю — частному, как в данном случае, на празднике урожая, в день первого снега, на фестивале кленового сока и других простых мирских мероприятиях, которые заставили бы ньюйоркца вздрогнуть, — им приходилось мириться со всеобщим любопытством.
В пабе уже было полно народу, и не исключено, что там собрались почти все жители. Несколькими годами ранее в городке был отмечен пик численности населения: благодаря новорождённым и переезду нескольких семей, которым нравилась уединённая жизнь, население достигло невероятной цифры в 300 человек. К сожалению, следующей зимой сильные холода, сход лавины, кончина некоторых долгожителей, отметивших 100-летний юбилей, и переезд тех же семей, которые поняли, что не созданы для уединённой жизни, резко сократили это неожиданное количество. Теперь благодаря Пенни и Маркусу, население сократилось до 269 душ. К тому же все они жили не в самом городе, а были разбросаны по фермам. Словом, натолкнуться на толпу было редкостью.
Однако сегодня вечером толпа была, да ещё какая. Пенни знала, как Маркус ненавидел такие сборища: не саму толпу, а ту, что он называл назойливой и любопытной. Каждый раз вопросы сыпались как снег на голову, и они были не только о работе на ферме, об урожае пшеницы и яблок, клубники и малины, о молнии, которая подожгла старый сарай, и о наводнении, которое сделало непроходимым крытый мост, но и личного характера. Например, почему вы двое не появляетесь чаще, и кто знает, чем вы постоянно занимаетесь, и как вы познакомились и так далее и так далее по этой дороге, вымощенной ласковой, но деспотичной навязчивостью.