В твоих глазах

Я снова сдерживаю её энтузиазм.

— Не ломай голову, ведь я всё равно не надену маску.

— Фух… какая же ты сложная.

— Я не сложная. Я простая.

— Но почему ты тогда идёшь?

«Потому что профессор держал за руку свою одетую в золото курицу.

И потому что я должна с чего-то начать.

И потому что не знаю».

Я равнодушно пожимаю плечами.

— Может, хотя бы парик наденешь? Никакого грима и странной одежды, только парик. Если хочешь слиться с толпой, нужно что-то предпринять. Или, на худой конец, пойдём со мной и Вилли в Dirty Rhymes. — София с надеждой улыбается.

«Даже мёртвой».

— Какой парик? Если он розовый и к нему приклеены бабочки, забудь.

— Он светлый, простой и без странных украшений.

— А где подвох? Мне придётся носить хоботок на заднице?

— Никакого хобота. Только парик и ещё одна маленькая деталь.

— Под кого ты собираешься меня замаскировать? Ну-ка, послушаем.

— Я не скажу тебе, это будет сюрприз. — София хлопает в ладоши с энтузиазмом ребёнка. — Взамен мне нужна услуга.

— Я окажу тебе услугу: надену парик блондинки и не пошлю тебя на хер.

— Ты ужасна, но заставляешь меня смеяться. Будь я лесбиянкой, я бы в тебя влюбилась. Но поскольку я не лесбиянка, мне нравится Вилли. Только он до сих пор не переспал со мной. То есть он считает меня другом, и хотел, чтобы я сопровождала его на прослушивание, но боюсь, что когда он смотрит на меня, то видит дрезденский фарфор, такой, что стоит только до него дотронуться, как он разлетится на тысячу осколков. Поэтому я подумала: не можешь ли мне помочь изменить мой образ? Как Сэнди в «Бриолине»? Хотя бы на субботний вечер. Я помогаю тебе, ты помогаешь мне. Я хочу появиться в Dirty Rhymes в образе маленькой стервозной шлюшки и произвести на Вилли впечатление.

— И я одеваюсь как шлюшка?

— Нет, но выглядишь как сука, это да!

Я не могу удержаться от смеха. Девушка не ошибается.

— Хорошо. Я превращу тебя в самую развратную сучку, которую ты когда-либо видела.

— Восхитительно!

— Сучки-стервы не говорят «восхитительно», но мы над этим поработаем.

— Тогда увидимся у тебя дома в субботу днём, чтобы повеселиться, играя с куклами!

— Если ты действительно придёшь с двумя Барби, клянусь, я выброшу тебя из окна. А теперь пойдём и подадим чай, а то он остынет, и Королева Червей вставит нам по первое число.

* * *

София приходит не с двумя Барби, а полная детского ликования. Превратить её в стервозную шлюшку не так-то просто, ведь важна не одежда, не макияж, а отношение. Гель в волосах, тяжёлые тени на веки, помада цвета крови — этого недостаточно, чтобы стать bad girl. Недостаточно и кожаной куртки, если она ходит с походкой леди, или чёрных ботильонов на каблуке и платформе, если она ковыляет в них, как хромой фламинго.

— Ты должна нравиться Вилли такой, какая ты есть, включая дрезденский фарфор, — говорю ей. — А если ты ему не нравишься, пошли его на хер.

— Знаю, но я ещё не вступила в эту стадию. Я доберусь, надеюсь. Сейчас я просто хочу, чтобы этот мудак обратил на меня внимание.

— Просто назвать его мудаком — это уже шаг вперёд. Ты не сказала «милый».

— Но я думаю, что он такой и есть, милашка! В любом случае ты так и делаешь, правда? Ты такая какая есть, и пошли все. Ты не знаешь, как я тобой восхищаюсь. Ты когда-нибудь была влюблена?

Меня передёргивает.

Передёргивает, потому что, как только её вопрос оседает в моём сознании с тяжестью наковальни, я инстинктивно думаю о Маркусе, да, но ещё я подумала и о профессоре. Я ехидно хихикаю.

— Любовь это кидалово, я больше не куплюсь, — говорю я и понимаю, что говорю это скорее себе, чем ей.

— Ты много страдала?

Предпочитаю сменить тему.

— Итак, в кого собираешься меня превратить? В этой маленькой сумке, к счастью, нельзя спрятать ничего громоздкого.

В ответ София достаёт пресловутый белокурый парик и клочок чёрной ткани.

— Это платье?

Она смеётся и подмигивает мне.

— Тебе просто нужно одеться в своей обычной манере, а с этим париком и повязкой на правом глазу ты станешь идеальной Элли Драйвер, прямо из «Убить Билла 2». Ещё я подумала о сексуальном костюме медсестры из первого фильма, но он бы тебе не понравился. Что скажешь?

Я отвечаю, что это великолепно. Надеваю парик и повязку на глаз, крашу губы в ярко-красный цвет, и я готова. Потребовалось совсем немного времени, и я уже не похожа на себя. Мне нравится не быть похожей на себя, с этими фальшивыми жёлтыми волосами, похожими на засахаренную цедру, и с пиратской повязкой. София права: надев маску, я буду больше сливаться с толпой. Люди увидят не меня, не эту кровожадную сучку Франческу Лопес, а суку-убийцу Элли Драйвер.

Вскоре мы обе готовы. Когда спускаемся по лестнице, София пошатывается на каблуках.

— К счастью, я на машине, — заявляет она, держась за перила. — Твой парень заберёт тебя?

— Он не мой парень, и нет, он за мной не заедет. Кампус находится недалеко. Я доберусь туда одна.

— Хочешь, я тебя подвезу?

— Разве я выгляжу так, будто хочу, чтобы меня подвезли? Кроме того, на этих каблуках ты наверняка врежешься в фонарный столб.

— Об этом я не подумала, наверное, мне лучше снять туфли и… Всё в порядке? Что случилось?

Мы только что вышли на улицу, ветер холодный, и меня шатает сильнее, чем Софию на каблуках. Мои широко раскрытые глаза похожи на кричащие рты. Мимо нас, смеясь, проходит группа детей, одетых как волшебники, с рюкзаками, полными сладостей.

Чуть дальше пара в одинаковых костюмах ангела и дьявола шумно разговаривает по одному мобильному телефону.

Но я не смотрю на них. Я смотрю на фигуру подальше, рядом с фонарным столбом, в нескольких метрах позади Софии, которая с тревогой наблюдает за мной.

С колотящимся в груди сердцем я смотрю на галлюцинацию, или, по крайней мере, надеюсь, что это так.

«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет так».

Я смотрю на самого страшного монстра, с которым могла столкнуться даже в ночь, посвящённую монстрам.

Мой отчим.

* * *

Это галлюцинация.

Это галлюцинация.

Это галлюцинация.

Если я повторю себе много раз, станет ли это более вероятным?

Будь это галлюцинация, она может исчезнуть после того, как я зажмурю глаза и прикажу своему мозгу нажать кнопку ПЕРЕЗАГРУЗКА? Потому что я так и делаю. Зажмуриваю веки, заставляю себя представить, что провожу валиком, пропитанным белой краской, по миру, но он до сих пор там. Возле фонарного столба, в жестоких лучах жёлтого света.