В твоих глазах

Но он был шокирован.

«Ревнуешь. Признайся, что ревнуешь. Как ещё назвать эту ярость, которая заставляет тебя жаждать расправы над всеми этими голодными зрителями?»

В этот момент стол, на котором она танцевала, накренился, как распиленное бревно, и рухнул на пол. Франческа даже не вскрикнула, лишь выглядела ошарашенной. Она издала придушенный смешок и отпустила себя, словно ей было всё равно, поранится ли она, словно даже не осознавала, что падает.

Он поймал её на лету.

Байрон держал её на руках с такой решительностью, что никто не подошёл, чтобы спросить, понять, сделать. Все продолжали смеяться, думая каждый о своём, о тупом веселье. Кто-то сдвинул стол, пока Байрон продвигался к выходу, и чьи-то танцы возобновились в другом месте. Эрик ничего не заметил, он был слишком занят поглощением пива.

А Байрон, с этим раненым ангелом, который, казалось, смеялся, чтобы не заплакать, с этим телом, созданным находиться в его объятиях в идеальном соответствии, вышел из дома с ощущением, будто Фредди Меркьюри хотел послать ему в этот вечер точное сообщение, которое не переставало его пугать.

Опять же не потому, что оно было ужасно, а потому, что было прекрасно.

* * *

При мысли о том, что она здесь, на его диване свернулась калачиком, как бездомная кошка, наконец-то нашедшая тёплый угол, Байрон случайно закрыл глаза, оказавшись между кошмаром и сном. Он мог бы подняться наверх, в свою постель, но остался рядом с ней на другом диване, укрыв её пледом. Время от времени Байрон вскакивал и смотрел на неё, опираясь локтями на бёдра, положив голову на руки, и задавал себе вопросы. Слишком много вопросов. Например, он размышлял, почему он чувствует себя так, как чувствует, что это за трепет, не испытывает ли он запоздалые чувства, которые должен был испытать ещё в юности и которые проскочил с олимпийской прытью из-за поспешного брака. Может, всё дело было именно в этом: в подростковой сентиментальности, вернувшейся потому, что ею не воспользовались в нужный момент? Возможно, это было похоже на переполненный сундук, который внезапно развалился, разбрасывая трофеи сдерживаемых эмоций? Значит, дело было не во Франческе, не она истинная причина этого безумия. Может, любая другая женщина привела бы к такому же результату?

Так ли это было — или по-другому, — ему придётся постараться, чтобы оттолкнуть её.

«Я очень стараюсь, это видно, я это доказал.

Сейчас она спит у меня дома, под моим одеялом.

Я капитально над этим работаю».

И всё же он должен был добиться успеха. Но как?

Так, размышляя, между тревожным сном и пробуждением, между глупым, пошлым счастьем, охватившим его, когда видел её рядом с собой, и молниеносной, абсолютной паникой, охватившей его, когда видел её рядом с собой, наступил рассвет, а потом и день.

До пробуждения Франчески Байрон переоделся в более удобную, домашнюю воскресную одежду. Джинсы, рубашка, пуловер, босиком. Он поправлял бороду перед зеркалом, когда увидел её отражение. Франческа сидела на диване, оглядываясь по сторонам.

— Доброе утро! — радостно сказал он, стараясь не выдать ни счастья, ни паники.

Франческа в недоумении обернулась. Она была прекрасна, даже едва проснувшись, несмотря на ужасную ночь, которую провела. В её глазах, хоть и обведённых тёмными кругами, было что-то ясное и искреннее, так похожее на оникс, сросшийся с топазом, что они казались двумя только что изобретёнными драгоценными камнями. А губы, губы… на эти губы лучше было не смотреть, если он хотел соблюсти свой договор. Они казались ещё мягче, пухлее, розовее и…

«Не думай об этом, не думай об этом, не думай об этом».

— Это не сон? — спросила Франческа, поднимаясь на ноги. Она на мгновение застыла, широко раскинув руки. Затем поднесла руку к виску, прищурившись, словно в муках болезненного головокружения.

— Думаю, нет. Как ты себя чувствуешь?

— Как человек, который почти ничего не помнит из того, что произошло накануне. Мы вдвоём случайно…

— Нет! — воскликнул он слишком поспешно.

— Окей, не стоит так волноваться, я не собираюсь на тебя набрасываться.

«Я, проклятье, хочу».

На Франческе была рубашка без рукавов с довольно глубоким вырезом. Во сне она смялась и выбилась из брюк. Можно было разглядеть лоскут лифчика. Бледно-розовый. На ней был бледно-розовый прозрачный бюстгальтер. В прошлый раз он мельком видел белый. Такая дикая и чувственная, Франческа выглядела как типичная женщина, предпочитающая чёрное, красное, золотое бельё с кружевами и ярким принтом, а не простое, невинное нижнее бельё.

Байрон получил официальное подтверждение, что он стал главным героем ремейка фильма «Вторжение похитителей тел». Его одеждой завладел вечно возбуждённый подросток-инопланетянин. Ему хватило этого кусочка бюстгальтера, чтобы вызвать воспоминания о собственных пальцах в её плоти. И о её чарующем языке.

— Значит, это твой дом, — сказала Франческа. — Ты настоящая загадка, профессор.

— В каком смысле?

— Кто ты? Парень, который преподаёт в пиджаке и очках, или тот, кто поёт с серьгой в ухе и агрессивным кольцом на пальце? Тот, кто слушает Led Zeppelin, или тот, кто слушает Моцарта? — Она провела пальцем по корешкам сложенных в стопку компакт-дисков, и Байрону захотелось оказаться на месте этих дисков. Он повернулся к ней спиной и продолжил суетиться перед зеркалом. Провёл влажными пальцами по волосам, убирая их назад, и разочарованно вздохнул.

— И то и другое, — ответил он, надеясь, что его нелепое возбуждение утихнет. — Ни у кого из нас нет только одного лица. Во мне живёт ребёнок, который путешествовал по Европе, посещая с мамой музеи и театры, парень, который спал в спальном мешке и мочился в бутылку, чтобы послушать рок-концерты, мужчина, который любит путешествовать с рюкзаком, горстью банкнот и простыми мотелями, где переспать, и тот, кто использует кредитную карту, когда это необходимо, и смотрит на мир с последнего этажа небоскрёба в Куала-Лумпуре. Я такой, каким хочу быть. А Ты? В тебе живёт один человек?

— У меня недостаточно денег, чтобы быть такой многогранной. Я не могу выбрать между мотелем и небоскрёбом в Куала-Лумпуре. А в детстве мама водила меня максимум в Taco Bell. Теперь, если ты скажешь мне, где мой пиджак, я уйду.

— Нет, подожди, — сказал он, стараясь, чтобы в его словах не прозвучала мольба. — Давай сделаем так: я схожу в кафе внизу и куплю круассаны и капучино. А ты пока… освежись, то есть… делай что хочешь. Дом в твоём распоряжении. Я вернусь только через полчаса, обещаю. Я дам тебе столько времени, сколько нужно. Можешь даже принять душ, если хочешь. Вода горячая, полотенца есть, а в ящике лежит новая зубная щётка.

— Приберёг зубные щётки на случай случайных девушек?

— Я никогда не привожу случайных девушек.

Франческа внимательно наблюдала за ним, слегка прищурившись. Казалось, она размышляет, будто обдумывает десятки вариантов. Затем она прикусила губу, заправила прядь волос за ухо и пробормотала:

— Хорошо, но не жди странных предложений. У тебя уже были шансы, и ты их упустил.

Байрон мило и расслабленно хихикнул и поднял руки, как бы сдаваясь. Затем быстро схватил ключи от дома и куртку и направился к двери.