В змеином кубле

Бывшим. И до сих пор — законным. И тем опасным.

А еще хуже, если кардинал Аравинта умрет не случайно. Если отец решит, что главу отлученной церкви тоже бывшей страны можно убивать уже открыто.

Кардинал молчит. Очень красноречиво. До сих пор не понял, что жив лишь потому, что о нем забыли?

Впрочем, волнуется он не о себе. И боится — не за себя. Не мидантиец.

Да, жизнь полна подлостей. Да, Константин не заслужил такой участи. И Кармэн Ларнуа не могла знать, что его свергнут. Но готова была, спасая сына, отдать дочь за отпрыска убийцы ее родного деда.

Или не готова. Тоже ведь не мидантийка.

Бедный Константин. Его использовали все. И продолжают использовать. Тот же Эвитан активно мутит мидантийские окраины. Собирает недовольных нынешним императором. Недовольных казнят с особой жестокостью, но зато Мидантии — точно не до Аравинта. Как раз под шумок съеденного Эвитаном.

— В любом случае, — перешел все грани цинизма Евгений, который принц, — я, как вы знаете, уже женат. А мой недавно овдовевший брат — вряд ли подходящий жених для любой женщины. Если она, конечно, собирается жить. Что же касается моих сестер — ни одну не отдадут за принца, потерявшего трон. Как и сестер Константина… но уже по другим причинам. Единственный шанс для Аравинта — попросить у Мидантии покровительства. Но ваш король уже попросил покровительства Мэнда.

— А если бы выбор был в пользу Мидантии?

— Тогда Мидантия, возможно, приняла бы предложение брака моего брата Романа с Арабеллой Ларнуа. С последующим возвращением Аравинтского трона ей. И ее потомкам. И ее мужу — как их Регенту и ее наследнику.

Молчание. Не в пример красноречивее предыдущего.

Осторожно двинуть вперед золотого «кардинала». Забавно. Евгений всегда использовал самую сильную фигуру только в конце. Но выигрывал у всех. Кроме отца — иногда. Когда было необходимо проиграть.

Впрочем, истинные игроки ему не попадались ни разу. Или боялись выиграть у наследника. Ну и зря. Не Роман ведь.

Увы, зато тому блажь поиграть приходила редко, но за чужую победу мог и пришибить. А попробуй проиграй Роману… Чтобы так исхитриться, нужно в Мидантии не только вырасти, но и состариться.

Впрочем, Евгений мог себе позволить слабость не только выиграть у брата, но и посмеяться. Как и Юлиана. В детстве она убегала и пряталась — всем дворцом найти не могли. Потом — только насмешливо язвила.

Золотое вино, золотые воины. Черно-белая доска.

— От себя могу вам обещать только одно.Лично от себя. Не вмешивая в это отца. Я постараюсь — только постараюсь! — добиться возвращения Аравинта в лоно Единой Церкви. Потому что это уже ничего не изменит, кроме восстановления чести отдельных близких вам людей. И даже это я, возможно, не смогу.

— Благослови вас Творец, Ваше Высочество.

4

Император Константин был наивен и простодушен, или Алан Эдингем — глупее Леона Таррента. Потому Константин долго и не продержался. Дольше одного дня. Сразу стал мешать всем. Входил ли в их число Бертольд Ревинтер? Наверняка. Как и прочие Регенты.

Ну, кроме слишком благородного кардинала, вестимо. Монсеньор часто говорил, что каждый должен быть на своем месте. Кардинал-рыцарь так же смешон, как трусливый воин или уродливая кокетка.

Начал бы Константин Кантизин войну за Аравинт? Возможно. Там — его невеста. А принц, по слухам, был еще тем романтиком. В балладах такое простительно. В жизни — увы.

Был. Он и сейчас еще жив. Весь вопрос: в каком виде?

Война с Аравинтом развязана давно — отступать поздно. Он уже, собственно, завоеван. И всё, что на пользу Эвитану, монсеньор сделает. Наверное, свержение Константина тоже было на пользу. Зачем Эвитану на престоле жених Арабеллы Вальданэ?

Что ждет Константина дальше? Смерть в собственной постели — во сне? Подавится костью? Упадет с лестницы и сломает шею — абсолютно случайно?

И что с ним уже успело случиться? Не дай Творец никому попасть в плен к врагам в Мидантии. Даже гуговцы — милосерднее.

В Эвитане жестокость — исключение, в Мидантии — норма. Дома такое признают, принимают как необходимое зло, но морщат нос. Здесь же просто не поймут, если ты убьешь злейшего врага быстро, а его семью не изведешь под корень.

А слабому сыну сильного отца не выжить в любой стране. И уж точно не удержать ее. Мигом вскинутся и недобитые враги, и просто жаждущие свой кусок жирного пирога.

Кстати, вообще слабый правитель Мидантии Эвитану выгоден. Если бы не Аравинт… Но кардинал болен, а Мальзери, Гуго и Эрик закусили удила.

У монсеньора Ревинтера просто не было выбора. И времени всё переиграть.

Многих мужчин губят женщины. Константина Кантизина окончательно сгубила помолвка с той, кого он даже никогда не видел.

Значит, Алан по-прежнему будет торчать в Гелиополисе. И любоваться рожами, в которые так и хочется врезать. От души. Но на это монсеньор приказа не давал. И даже дозволения.

Неужели и правда — были те выстрелы в Гуго? Бывшего начальника, нынешнюю ненавистную мразь.

Бесполезные выстрелы. Они с Риккардо рискнули жизнью, а Гуго оклемался. Опять.

У Алана не вышло ничего. Он хотел спасти Эйду. Убить Гуго. Жениться на Ирэн и вырвать из столичной Бездны хоть ее.

И что из этого ему удалось? Осталось только вспоминать серые омуты глаз. И беспокоиться не только за Эйду, но и за смазливую дурочку Ирэн. Кого к ней приставил Ревинтер теперь? Или кто другой — еще чище монсеньора. Ирэн ведь нужна не только ему.

Будет ли этому кому-то жаль ее хоть немного? И как быстро ветреная девица забудет Алана? Так же, как и предыдущих любовников? Сын и отец Тенмары, Алан Эдингем, кто следующий?

Если бы у Алана спросили совета, он предложил бы Риккардо. Этот точно задурит мозги любой красотке. Еще бы!

Алан что, ревнует? Красивую дурочку Ирэн? Значит, точно — сам дурак. Ревновать такую — убьешься. Будешь ходить рогатым — даже если женишься на ней. Девица побывала в постели собственного несостоявшегося свекра. И на верность не способна в принципе.

Написать ей, что ли, письмо? А почему бы и нет? Кому это повредит? Кто попробует шпионить за Аланом — обнаружит сей опус. И честно настрочит хозяину: «Эдингем не ест, не пьет, ночей не спит. Всё страдает по оставленной в Эвитане невесте…»

Как он был бы счастлив и действительно не спал бы ночами — носи его невеста имя Эйда!

«Милая Ирэн, я недавно прочел новый сонет Флавиана. Это очень модный виршеплет… (зачеркнуть виршеплета) поэт. Он будто написан о вас…» Кто, поэт? Ладно, Ирэн такое даже не заметит. Пропускаем. «А когда я смотрю на дивные розы в императорском саду — вспоминаю ваши прекрасные глаза…»