В Зырянском крае. Охотничьи рассказы

В описываемом виде Шекснинских поденок ясно различаются два пола: самка несколько крупнее самца, имеет белые крылья, очень пухлое, слабое тело, тоже беловатое, небольшие и не столь светлые глаза и два хвостика; самец меньше ростом, но формами несравненно красивее и телом тверже, крылья у него черные, туловище бледно-палевое, глаза большие и ясные, а на конце тела, кроме двух хвостиков, длиннейших нежели у самки, он имеет еще четыре коротеньких придатка. Пришекснинские жители самку называют – белокрылкою, а самца – чернокрылкою.

Как продолжительна жизнь поденки в состоянии личинки, так кратковременна она в состоянии развитого животного: только несколько часов суждено наслаждаться поденке своею новою воздушною жизнью, да и то в борьбе со стихиями. Разорвав свою связь с подземною жизнью, положив для сохранения своего вида яички, она летит искать смерти – и тут же находит ее, падая на воду или, заносимая ветром, опускается на траву, кусты, лес, где и достается в добычу малым пташкам и «всякой прожорливой птице».

Один раз в год, постоянно в конце июня или в начале июля, оставляет Шекснинская поденка илистые берега, место своего возрождения и воспитания, и служит для местных рыбаков знаком обильнейшего периода в ловле рыбы. Никогда не случается, чтобы во всей Шексне выход ее был в один день: в средних частях течения реки она является позже, нежели в верховьях, а внизу, около устья, позже, нежели в средних частях. Трудно объяснить такое разновременное ее появление: зависит ли это от свойства грунта, не одинакового на протяжении Шексны, от падения и возвышения воды, или другие есть какие-нибудь скрытые причины, – решить не берусь. Шекснинские рыбаки разделяют метлицу по плесам и делят ее появление на два выхода: на малый и большой, чертеж и валку.

Чертеж, или малый выход метлицы, служит как бы предуведомлением о наступившем времени появления поденок. При ясном свете утренней зари скромно вылетят из берегов несколько особей, направляющихся к средине реки, неразвязно, вяло порхают они над нею и, опускаясь на воду, бороздят, чертят живою чертою ее гладкую поверхность. Отсюда чертеж. Замечательно, что в первый чертеж нельзя увидать ни одной чернокрылки: он весь состоит из женских белокрылых особей, и то из самого небольшого числа. Рыбаки не пользуются первым чертежом, потому что появившиеся поденки сейчас же бывают подхвачены голодною рыбою и чайками и не оставляют по себе никаких следов, так что, прозевавши чертеж, трудно после и узнать, что он был. В годы, обильные метлицею, на другой день после первого чертежа, бывает второй, в котором изредка провертывается и чернокрылка. Дня через два, много через три после второго чертежа, надо ожидать валки, т. е. большего выхода метлицы. Еще с вечера, как только солнце опустится за лес и заря бледным светом разольется по краю неба, над дымящеюся паром рекою запорхают несколько поденок, верных вестников предстоящей наутро валки. Вся коротенькая июльская ночь пройдет у рыбаков в приготовлении к завтрашнему дню: припасаются заплави, поправляются язки, осматриваются лодки, перебираются переметы. Едва зыкнет коростель, вестник утра, и полетят на заплеск Шексны с громким криком вороны с сухих высоких осин, мест своего ночлега, метлица начнет выходить из илов в несметном количестве. Чем ближе время к солнечному восходу, тем в большем числе летает она над водою, тем гуще и гуще становится ее в воздухе, наконец, на солнечном восходе тучами валится она в реку и совершенно покрывает собою поверхность воды. От двух часов до четырех продолжается время появления поденок на свет, потом толпы их начинают редеть, а к шести часам уже не видишь порхающей метлицы. Только густыми массами с верхних плесов тащит ее течением реки вниз и разбивает по заплескам и ракитникам, наваливает на мысы и кружит в заводях, завертывая в кольца струек.

Во время выхода метлицы любопытно бывает следить, как поденка, выбравшись из своего темного гнезда, торопится к своим подругам, как скоро она изнемогает, устало машет своими крылышками, падает в воду, трепещется, бьется на ней, но собравшись с силами, вдруг снова поднимается, взовьется высоко, высоко, а потом опять падает, и это продолжается до тех пор, пока крылья поденки не обмокнут и она не лишится способности летать. Часто случается видеть, как некоторые поденки, не успевшие освободиться от последней своей паутинной оболочки, очень липкой и нежной, порхая, таскают ее за собою на длинных хвостовых усиках и, падая на реку, уже не поднимаются, потому что мешочек, образуемый оболочкой, в одну секунду наполняется водою и лишает их сил взлететь вторично.

Из окружных болот и озер, разбросанных во множестве по обоим сторонам Шексны, огромнейшими стаями слетаются на лакомую пищу чайки и сомки – разбойники. Громким криком приветствуют они появление метлицы и с жадностью бросаются на добычу, камнем падая на воду или усевшись где-нибудь на берегу, на прибое, спокойно пожирают ее, выбирая живых, бьющихся крылышками. По заплеску суетливо бегают с этою же целью пискуны – песочники, важно и сановито расхаживают красноносые сороки и, переваливаясь с боку на бок, выступают вороны, прожорливо объедающиеся и часто взмахивающие от пресыщенного удовольствия своими пепельными крыльями. Над водою расстилаются ласточки и береговые стрижи, бойко подхватывая трепещущее насекомое; порхают трясохвостики, осторожно доставая с воды метличку, и вьются чернощекие рыболовы. Из густой нависели тальника вдруг выплывает на струйку целый выводок уток, растягивается по ней веревочкой и, установившись против воды, ловко начинает глотать метлицу и справа и слева; а в воздухе, широко распластав крылья и описывая правильные круги, начинает виться Шекснинский орел белоголовик, подстерегающий удобный случай в минуту общего торжества попользоваться своего рода добычею. Радостные крики чаек, карканье ворон, посвистывание куликов, заунывный, пронзительный голос орла, свободная, голосистая песня рыбаков, разъезжающих в легких челноках по реке, придают необыкновенное оживление утру, в которое бывает валка метлицы.

После выхода метлицы илистые берега Шексны делаются ноздреватыми, в них очень явственно видно бесчисленное множество маленьких норочек, немного шире отверстия гусиного пера: это лазы метлицы из своих гнезд. Около каждого отверстия лежит паутинный покров насекомого, его последние пеленки.

Метлица есть самая лакомая пища для рыбы, которая еще недели за две до ее появления дает знать рыбакам изменившимся ходом ловли, что она ожидает своей манны. За несколько дней перед выходом поденок рыба перестает удиться на рака и ловится во все рыболовные снасти, сдается с мелких на глубокие места и совершенно пропадает до радостного утра. Ни всплеска ее, ни даже игры маленьких рыбок в это время не слышно и не видно. Но лишь только появится на реке метлица, откуда что возьмется! Все жители водяного царства – язь, лещ, плотва, чеша, сорога, голавль, палан и целые стада мелких рыб – поднимаются из глубины и жадно начинают глотать падающее насекомое. Невольно изумишься такому необыкновенному скоплению рыбы. Всплески и бульканье раздаются во всех местах Шексны, а около заплеска, по мелям, и в густой нависели ракитника, где всегда набивает много метлицы, показываются многочисленные общества рыбешек, которые игриво продовольствуются поденками, разрывая каждую на несколько частей и рассыпаясь как дождь при всякой опасности со стороны прожорливых щук, жадно охотящихся за ними.

Весело любоваться в это время на огромных лещей, меланхолически ловящих метлицу: медленно поднимается он с глубины, до половины выставится из воды горбатая, как краюшка, спина его и широкий гребень пера; неповоротливо возьмет он поденку, широко развернет хвостом и скроется, пустивши пузырь попавшего при глотании воздуха. Через минуту появляется он опять на том же месте и так же хладнокровно и солидно ловит и исчезает. Часто вывертывается стерлядь, привлеченная лакомою пищею, но так скромно, трусливо покажется она на поверхности воды, так робко и торопливо схватит метличку, как будто это для нее дело решительно непозволительное. Язь и голавль напротив: те бешено рвутся за добычею, вприпрыжку, с брызгами, наперерыв хватают метлицу и так много ею наедаются, что нередко случается видеть их на заплесках уснувших от обжорства.

Рыбаки, охотники до уженья, сейчас же после чертежа забивают на Шексне язки. Язок – важная статья в ужении на метлицу: от него зависит хороший успех в ловле рыбы удочкою, и потому мы остановимся несколько времени на описании его устройства.

Для язка выбирается место в высокое стояние воды на песках, в низкое на глуби, но в том и в другом случае с чистым хрящеватым дном, которое предварительно расчищается от коряг и задев, чтобы при ужении не зацепить крючков удочки. Потом, с помощью лодки, вбивается для самого длинного язка, в восемь аршин, восемь пар кольев. К последним трем парам делаются подстрелины, или косвенные подпорки, чтоб быстрым шекснинским течением воды не сломило их на сторону. Между кольями грузится ракитник, связанный снопами для того, чтоб плотнее ложился на дно. Самый язок направляется несколько против течения. Когда ракитник наполнит все пространство между кольями от самого дна до поверхности воды, течение ниже язка прекращается, делается заводь, и поплавок удочки не несет [11] : для этой цели более и устраивается язок. Но и здесь не следует впадать в крайность: дурно, если поплавок совершенно неподвижно стоить на одном и том же месте, необходимо, чтобы крошечная струйка воды отводила его вниз, потом заворачивала назад, снова подгоняла к язку и таким образом способствовала бы ему ходить. Рыба, при таком устройстве язка, берет лучше и смелее. Возле язка для прикормки рыбы загружается на длинных колышках метлица. Для этого берется лоскуток старой мережки, высыпается на него четверика полтора метлицы и завязывается в кухтырь, который прикрепляется к колышку на расстоянии полутора аршина от заостренного конца и погружается в воду. Таких загрузок делается у язка штуки три и четыре. Они часто прополаскиваются для очищения от наносимого ила и песку и каждый день подновляются свежею метлицею.

11

Уженье на метлицу производится не на донную удочку, а с поплавком.

Около каждого язка рыбаки делают большие запасы метлицы. Для этого в вершину язка упирается одним концом бревно, а другой конец его отводится в реку, забирая немного против ее течения. В таком положении бревно удерживается веревкою и называется заплавью. Во время валки набьет метлицы течением такое страшное множество, что когда подтащат и приплотят ее к язку, то она наполняет до самого дна все пространство между язком, берегом и заплавью. Для загрузки на прикормку ее вычерпывают из этого пространства сачком и складывают в мережи пригоршнями. Скоро метлица в заплави от влияния больших жаров начинает разлагаться и приходить в брожение, пузырясь кверху и распространяя не противный, но сильный и острый запах. Рыба привлекается силою этого запаха к язкам и, находя прикормку, держится на местах уженья до тех пор, пока не отойдет лов.

С большим удовольствием воспоминаю веселое уженье на устроенных таким образом язках. Ранехонько утром, лишь только румяная зорька зардееет на небе, торопишься, бывало, на язок, с длинными удилищами на плече и с вместительным мешком в руках. Свежесть воздуха и утренний холодок прохватывают легкое платье, маленькая дрожь пробегает по телу, но скорая ходьба сейчас прогоняет это ощущение: становится как-то приятно, весь согреваешься и свободно, во всю грудь, дышишь чистым воздухом. Густой пар бродит над рекою, дымятся таким же паром разбросанные там и сям озера, задернулись ими же леса, а прибрежные, ровные и душистые луга, как серебром, залиты росою. Давно уже проснулись чайки и кричат дружным хором по заплескам Шексны, где они заправляются завтраком, во всех концах раздаются хриплые голоса коростелей, кряканье уток, и мерно, точно такт выделывает, бьет в хлебе перепел.

Вот и язок. Потихоньку спускаешься к нему под гору, осторожно разматываешь удочки, усаживаешься как можно ловчее и спокойнее на лавочку и наживляешь крючки, вздевая на каждый по две метлички с хвостика. Для этого употребляется всегда метлица чернокрылка: она гораздо лучше держится на крючке, и рыба как-то охотнее ее берет. Рыбаки выбирают и хранят чернокрылку собственно для наживки в погребах на льду, в нарочно приготовленных для того луночках. Нажививши крючки, забрасываешь две удочки: одну поближе к язку, около загрузок, другую – пониже, к нависели ракитника. Ловко опустятся крючки, скромно лягут поплавки на воду и начнут бродить взад и вперед. Долго они плавают без малейших признаков клева. Растушевалась уже по всему небу красавица заря, выглянуло солнце из-за леса, потянулись длинные, предлинные тени от деревьев, косыми полосами ложась на берег и опускаясь на воду, подобрался туман, перестал кричать перепел, смолк и дергач, а рыбе все нет хода. Но вот у одной удочки пошевелился поплавок раз, потом в другой и тихо начал тонуть и, наконец, скрылся под водою. Быстро подсекаешь добычу, чувствуешь по изогнувшемуся в дугу удилищу, по натянувшейся в струну лесе, как велика она, но, не давая свободы, не позволяя ей завернуть голову в реку, осторожно начинаешь подводить к берегу. Если не слышно частых, усиленных подергиваний, значит это – лещ: он идет всегда без малейшего сопротивления, плашмя, как доска. У самого берега подхватишь рыбу сачком и едва успеешь уложить ее в мешок, привязанный на берегу к ивовой коряге, да усесться на лавочке, смотришь, и у другой удочки исчез поплавок под водою. Начался клев: тут успевай только закидывать да таскать.