Вампирские архивы: Книга 2. Проклятие крови

Спустившись, я посмотрел, не осталось ли внизу чего-нибудь и для меня. Впрочем, надежд на это было мало. Чувствовалось, солдаты растащили все. Один из ящиков комода был заперт. Я сбил замок рукояткой кинжала, рванул ящик и выгреб жалкую горсть монет.

Покинув дом, я отправился на поиски вина. Ко мне вернулись силы. Я вновь чувствовал себя проворным и чистым. Такое ощущение всегда появлялось у нас после живой крови. Незамутненными глазами я глядел на тлеющие крыши, на трупы и остатки разграбленного добра. Довольные ребята Вальфа выкидывали свою добычу прямо из окон или перебрасывали через стены. Многие успели крепко выпить и теперь, пошатываясь, бродили по улицам, во всю глотку прославляя герцога. На взмыленных лошадях проносились командиры. Над их головами гордо развевались штандарты Вальфа, а сами они держались так, будто принесли городу великое благо. Где-то слышались глухие удары, что-то билось и ломалось, истошно кричали женщины. Воздух был сизым от дыма.

От пожаров на улицах Бетельмая казалось тепло, а кое-где и жарко. Но на окрестных равнинах и холмах царила зима, хотя и без снега. Правда, Болло утверждал, что еще до конца недели снег появится, а он редко ошибался. С божьей помощью, герцог Вальф разграбил почти все города и селения края. Куда теперь он поведет свою армию? Поговаривали, что на север, к городу Паке Понтис. Тот покрупнее Бетельмая; осада может растянуться на месяцы. Значит, Вальфу придется откуда-то добывать и денег, и провизии, иначе его горделивая армия разбежится. Эти мысли мелькали в моей голове, пока я брел с бурдюком вина, отобранным у вдрызг пьяного солдата. Вино я добыл, а остальное — заботы герцога.

На площади, возле церкви, я заметил людское скопление, в середине которого находился Пьер. Солдаты Вальфа крепко держали его за руки. Даже издали я разглядел на губах Пьера ярко-красную отметину.

А на церковных ступенях, у выломанной двери, стояли несколько офицеров герцога и наблюдали за происходящим. Толпы солдат не особо задумывались, за что схвачен Пьер. Должно быть, немного проштрафился. Ничего удивительного; когда победа одержана, дисциплина в армии стремительно падает.

Ко мне подошел толстопузый капитан Ротлам. Его испещренное шрамами лицо с крючковатым носом недовольно морщилось. Он чем-то был похож на сердитого гусака, только без шеи.

— Слушай, Маурс. Там мои ребята схватили одного из твоих.

— Да, капитан. Он действительно из наших.

— Вонючие наемники, — процедил Ротлам и плюнул мне на сапог.

Невелика беда. За этот день случались штучки и похуже.

— Проклятое грязное ворье — вот вы кто, — не унимался капитан. — Герцог платит вам жалованье.

«Это о каком жалованье речь?» — подумал я.

— А вы только делаете вид, что сражаетесь, — кричал Ротлам. — Кого вы убили за это утро, кроме собственных блох? Где уничтоженные вами враги?

— Прикажете принести их отрезанные головы? — спросил я.

— Ты еще шутить вздумал? Заткни пасть. Полюбуйся на своего мерзавца. А знаешь, на чем мы его поймали?

Я знал, причем очень хорошо. Мое сердце, легкое и ликующее после утоления жажды, быстро холодело. Такое случалось и раньше, и почти всегда мы ничем не могли помочь. Мы все это понимали. Даже горячий Арпад, ворчун Йенс и меланхоличный, язвительный Фестус. Каждое утоление жажды — это риск. Удаче, как и рекам, свойственно иссякать. Сегодня, завтра или в конце времен.

Но я повел себя, как и подобает командиру наемников.

— Что Пьер натворил?

— Ах, так его звать Пьером? А ты знаешь, что он — вонючий колдун? Чародей поганый?

Я истово перекрестился. У меня тоже случаются ошибки, но я не дурак, чтобы лезть на рожон.

— Да хранит нас Бог, — шумно выдохнул Ротлам и подал солдатам знак.

Они подняли Пьера, подтащили к нам и заставили опуститься на колени.

Наши глаза встретились. По моему рту Пьер догадался, что я утолял жажду. Бедняга Пьер. Брат наш пропащий. Но сейчас я был вынужден думать о других братьях, и о собственной шкуре тоже.

— Ну? — грубо, как и подобает командиру, спросил я. — Чем ты опозорился перед Господом и герцогом?

— Поверь, Маурс, я ничего такого не сделал.

Он все понимал. Как и я, Пьер играл свою роль до конца. Только роли у нас были разными.

— Попался мне мальчишка. Вижу, у него на шее золотая цепочка висит. Говорю ему: «Отдай по-хорошему, и я тебя не трону». Он ни в какую. Я протянул руку, хотел сорвать с него цепочку, а он как кинется на меня. Бешеный щенок. Мне было не дотянуться до кинжала. Тогда я укусил этого паршивца в шею. Он сразу испугался. А тут — солдаты капитана. Слушать меня не захотели, начали руки заламывать.

— Не ври, урод! — рявкнул на Пьера солдат, державший его за левую руку. — Ты не просто укусил мальца, а начал сосать у него кровь.

Солдат что есть силы дернул руку Пьера, едва не вырвав ее с мясом.

— Проклятое ведьмино отродье! — заорал вояка.

Чувствовалось, ему страшно. Вино, которое он успел выпить, теперь превратилось в яд.

— Мой дружок хотел прикончить этого колдуна на месте. Но я ему сказал: так негоже. Отведем мерзавца к капитану.

— Боже милосердный, — прошептал я, выказывая свое изумление, хотя мое сердце покрыл иней окрестных полей. — Неужто моему солдату было не справиться с мальчишкой? Про какую кровь ты толкуешь? Вина в городе мало?

— Говорю тебе: он пил у мальца кровь, — угрюмо повторил коренастый солдат. — Видел бы, как мы, поверил бы. А может, когда и видел, да ничего не сделал?

Услышав этот вопрос, Ротлам пихнул меня в грудь.

— Что скажешь, Маурс? Отвечай, мешок с дерьмом.

Я выпрямился и пожал плечами.

— Я не видел, что было с тем мальчишкой. Но вижу, эти двое пьяны сверх всякой меры. Им еще и не такое померещится.

Солдаты загалдели, потом тот из них, что был поспокойнее, выхватил меч и двинулся на меня. Пришлось уложить его кулаком, чтобы отдохнул. Ротлам вступился за солдата и ударил меня. А вот этот удар мне пришлось проглотить, ибо толстопузый был любимым капитаном нашего доблестного герцога. Пьер к тому времени совсем сник. Когда шум поутих, я услышал его бормотание:

— Брось меня, Маурс. Я сам виноват. Я неплохо пожил.

— Что там бормочет этот дьявол? — недоверчиво спросил гусак Ротлам.

— Должно быть, Бога молит, — ответил я. — Я плохо знаю этого человека. Он у нас совсем недавно. Лучше позовите священника — что он скажет.

Как библейский Петр, я отрекся от своего друга. И как Петр, я обливался холодным потом, а на душе у меня было мрачно и паршиво. Только в городе не нашлось петуха, чтобы подтвердить мое предательство.