Вампирские архивы: Книга 2. Проклятие крови

Капитану Ротламу и другим командирам герцога хотелось поразвлечься, и они устроили судилище. К церковной площади согнали всех солдат, кто еще держался на ногах. Пьера допрашивали. Пришли и священники — три елейные церковные крысы, успевшие пожировать на теле Бетельмая. Приперся и внебрачный сынок герцога, но вскоре убрался. «Судьи» расспрашивали меня и Болло. Затем настал черед Иоганна — спутника Пьера по многим вылазкам. После него взялись за Фестуса и Лютгери. Сегодня они с Пьером перебирались через рухнувшие городские ворота. Мы все твердили, что плохо знаем Пьера, что он в отряде недавно и ничем не успел себя проявить. В одну из летних ночей он вышел к нашему костру. Это было незадолго до того, как мы предложили свои мечи герцогу. И пока мы мололи подобную чепуху, я украдкой поглядывал на Пьера. Тот слушал, слегка кивая… Давным-давно я присутствовал на таком же судилище. Тогда я заплакал и чуть не навлек на себя подозрения… Тех слез уже давно нет. Они иссякли, как иссякают реки и удача.

В конце Пьера объявили колдуном и сказали, что он одержим демонами. Он признал обвинения, иначе ему могли сломать пальцы, исполосовать плетьми и сделать все, что придет в головы богобоязненных людей. А так его просто приговорили к сожжению на столбе. Столбом послужила балка, принесенная из развороченного дома. Дров в городе хватало. Пьера крепко привязали к столбу. Он взглянул на меня. Его глаза говорили: «Прокляни меня». Мы все дружно прокляли его, после обратились к священникам за помощью в покаянии. Мы спрашивали, какие молитвы нам читать, дабы очиститься — ведь мы несколько месяцев, не подозревая о том, находились рядом с колдуном. Священники были рады нам помочь. Они взяли себе нашу долю трофейного золота и велели нам воздерживаться от вина, мяса и женщин, а также непрестанно молиться, прося у Бога милости. Конечно, за такие мудрые советы стоило заплатить.

Когда дрова и хворост были готовы, я схватил зажженный факел и с ревом бросил его в костер. Мои друзья, выкрикивая проклятия, плевали в сторону Пьера, который глядел на нас сквозь густеющую завесу дыма. Он был красивым парнем; на вид — лет двадцать, не больше. Такое лицо нравилось девушкам, а порою и герцогам. Он знал: каждое наше проклятие — это молитва, а каждый плевок — крик о прощении.

Через какое-то время Пьер испустил предсмертный стон и забыл о нас.

Говорят, огонь холоден. Как-то я слышал об этом. Очень, очень холоден.

После казни нам будет легко воздерживаться от мяса.

Когда тело Пьера полностью сгорело, а языки пламени ослабели и начали гаснуть, солдаты разворошили костер. Священники побрызгали место святой водой.

Вскоре после этого гусак Ротлам велел нам убираться из города. Прегрешение Пьера отчасти пало и на нас, а потому жалованья мы не получим и никакой добычи взять не смеем. Я усмехнулся про себя. Жалованье в армии герцога и так забывали платить. А добычей успели поживиться священники. Но вслух я стал спорить, как и полагалось алчному наемнику. Если бы я молча смирился, это сочли бы странным и, возможно, подозрительным.

— Как же так, капитан? — изображая обиду, спросил я. — Мы храбро сражались за герцога Вальфа.

Но Ротлам лишь усмехнулся, а его приспешники выразительно зазвенели мечами.

Пройдя равнину и достигнув холмов, мы оглянулись. Бетельмай продолжал гореть. С трудом верилось, что еще утром Пьер был с нами.

— Желаю им подавиться собственным мясом, и чтоб их вырвало от своих внутренностей, — сказал Арпад.

— Непременно подавятся, — отозвался Лютгери. — Конец у них одинаковый.

Я вспомнил о девчонке с янтарными глазами. Сумела ли она выбраться из города? Думать о Пьере я не мог. К мыслям о нем нужно подходить медленно и осторожно. Он был частью нас, и эта часть легла пеплом на городской площади. Со мной никто не заговаривал. Мы молча поднимались по склонам холмов, неся на своих спинах копоть Бетельмая, в своих животах — кровь Бетельмая, и знаменем нашим была гибель Пьера.

Болло оказался прав насчет снега. Снег появился, будто серая птица из разверзшихся небес. Снежинки лепестками падали на стылую землю. Было холодно, очень холодно.

— Здесь водятся волки, — сказал Жиль.

— Волки так волки. — Иоганн отнесся к этому стоически.

Есть два взгляда на волков. Согласно первому, это злобные твари, которым ничего не стоит напасть на вас во сне, откусить все, что болтается между ног, а то и полакомиться вашим мясом. Сам я придерживаюсь второго. Волки редко нападают на движущегося человека, да и на спящего тоже. Как-то зимой, на поле, Иоганн справлял нужду. Появился волк, остановился и просто глядел на него. У зверя были вполне человеческие глаза. Потом Иоганн целых три дня мучился запором. Но тогда он закричал, и волк убежал.

Во всяком случае, за все время нашего странствия по белым холмам мы так и не услышали волчьего воя. Стояла гробовая тишина. Мир умер. Ну и черт с ним.

В один из дней, поднявшись на высокий холм, мы увидели вдалеке город. Смеркалось, а там блестели огни. Подумалось о пылающих очагах, факелах, свечах. Потянуло к теплу. Йенс сказал, что это, должно быть, Музен. Ему лучше знать. Но мы не стали испытывать судьбу и двинулись дальше.

Еще через два дня мы начали говорить о Пьере. Вспоминали его слова и поступки, чем восхищал нас и чем злил. Те из нас, кто помнил его появление, говорили об этом. Он действительно вышел к нашему походному костру, и было это летней ночью, только сто лет назад. Он нашел нас, как он говорил, по магическому запаху. Верно сказано. Наше братство крови древнее. О нем ходит немало смутных толков. Чего нам только не приписывают. Но мы очень похожи на волков. Такие же одинокие и пугливые. Наша стая верна самой себе. Мы охотимся только там, где это возможно. И у нас тоже человеческие глаза.

Под вечер, когда белизна снега начала темнеть, Иоганн сказал мне:

— Вот ты спрашивал Ротлама, не принести ли ему головы убитых тобою врагов. Стоило ли говорить такие вещи? Не навел ли ты его на мысль о том, кто мы на самом деле? Говорят, древние египтяне отрезали головы своим врагам. А вдруг этот пузатый капитан оказался умнее, чем мы думали?

— Если я чего и сболтнул, он давно про нас забыл. Кто мы ему? Шайка наемников.

Возможно, Иоганн был прав: я допустил промашку. Но с кем не бывает?

Пьер…

Не скажу, чтобы я испытывал к нему нежные чувства или относился как к сыну. Он был частью меня. Частью каждого из нас.

Наверное, Лютгери старше всех в нашей компании. Ему иногда снятся диковинные сны о бревенчатых хижинах, где очаг посередине, а дым уходит через дыру в крыше. Огонь там зажигали без кремня и кресала, произнеся заклинание.

Он уверяет, что когда-то так и было. Мы не верим ему. И в россказни о нас тоже не верим. Мы не боимся солнечного света и не тянемся к луне. Чеснок для нас — отличная приправа. Нас не погубить шипами. Что касается железа и серебра — у нас было и то и другое, но мы лишились их обоих. А крест Христов? Христос был одним из нас. Так говорил Пьер. Разве они не пили кровь?

Но если нас убивают, мы умираем. Если сжигают — превращаемся в пепел.

Ах, Пьер…

Так мы и брели, переживая смерть Пьера. Отряд наемников без командира, двуногие волки и бескрылые вороны зимних равнин. И в один из дней наших странствий мы увидели тот замок.

Наверное, нам лучше было бы обойти его стороной, как город Музен. Но солнце клонилось к закату, и замок предстал перед нами на кроваво-красном, расшитом золотом фоне небес. Темный. Ни огонька. Никаких внешних признаков жизни.