Ванька 13

Да, с эвакуацией раненых тут — беда… Пока летели, получилось мне переговорить со знающим человеком.

После этого я только сквозь зубы выматерился…

К началу боевых действий в составе наших войск здесь всего два эвакуационных госпиталя и было. Первый — в Баин-Тумени, а это пять сотен километров от района нынешних боев. Второй — в Улан-Баторе. Тут, ребятушки, вообще туши свет — до него отсюда тысяча километров. Вот и выкручивайся как хочешь!

Развернули ещё что-то теперь наспех в Тамцак-Булаке…

Всё грома ждём, а потом и крестимся!

Вместо ответа на мой вопрос про состояние дел на фронте, лейтенант мне корпусную газету протянул.

— Вот, что они сами про нас пишут…

Сами про нас? Кто, это?

— Сразу под названием… — уточнил лейтенант. — Там из дневника убитого японского солдата…

Так, так, так… Кстати, это — о многом говорит. Значит, тут у нас — всё по плану и без больших неожиданностей. Дневник у японца явно не на языке наших родных осин был. Вывод — перевели, проанализировали записи и опубликовали нам полезное. Молодцы, так и надо.

Запись в дневнике была не велика и её чтение в формате статьи в корпусной газете у меня много времени не заняло.

«Тучи артиллерийских снарядов падают поблизости от нас. Становится жутко. Команда наблюдения использует все, чтобы разведать артиллерию противника, но успеха не имеет, так как бомбардировщики бомбят, а истребители обстреливают наши войска. Противник торжествует по всему фронту. Стоны и взрывы напоминают ад. Сложилась очень тяжелая обстановка. Положение плохое, мы окружены. Если ночь будет темной, все должны быть в ходах сообщения, располагаясь в ряд… Душа солдата стала печальной… Наше положение неважное, сложное, запутанное.»

Глава 25 Семьсот девять заболевших и восемь умерших

Надо сказать, хозяина автомобиля я определил неправильно. Оказалось, что он — самого командарма.

Штерн, вот кто меня ожидал. Ну, про гостя же из самой Москвы позвонили. Причем, сам Александр Владимирович.

Нашел для меня время командарм, хотя сейчас у него лишней минутки не было. Сами понимаете — наступление… Местами не совсем гладкое.

— Доброго дня, Нинель Иванович, — совсем не по уставу обратился ко мне Штерн. Вроде я и генерал, но… по медицинской части. Здесь ещё с императорских времен у кадровых офицеров такой взгляд на военных врачей остался — вроде ты и при погонах, теперь — при петлицах, но как бы не совсем военный, а врачеванием занимаешься. Одно слово — военный чиновник.

Мне-то, как ему ответить?

Решил всё же здравия пожелать. Так оно правильнее будет. Он — местный царь и Бог, а я просто прибыл в его распоряжение.

— Могу уделить Вам не более десяти минут, — сразу же определил регламент нашего разговора командарм.

Далее мне были перечислены медицинские проблемы, которые имелись во вверенных Штерну войсках. Как я и предполагал — простудные заболевания, беды бойцов с глазами, трудности эвакуации раненых и самострелы.

— Много несознательного элемента… Не хотят воевать… — поморщился командарм.

Так, а мне-то это всё зачем? Я несколько по другой тут части. У Штерна своя медицинская служба имеется, вот пусть она и соответствует. Мне бы с биологическим оружием японцев разобраться…

Оказалось, что случаев чумы, холеры и прочего, чем собирался нас обрадовать Исии пока не наблюдается.

— Дрищут, это — есть, — с солдатской прямотой резанул правду-матку Штерн. — Особенно союзники. Гигиена у монгольских воинов, знаете ли, Нинель Иванович, сильно страдает…

Про «Отряд Исии» Штерн знал, что ему было положено. Про то, что японцы собираются против его бойцов применить биологическое оружие — тоже.

— Вовремя Вы, Нинель Иванович, вовремя. Ваши предложения до меня из Москвы уже довели… — командарм тяжело вздохнул. — С централизованным подвозом воды пока только проблема… Дороги здесь… оставляют желать лучшего, а по воздуху много не навозишься…

Скажет командарм несколько слов и замолкает. Что называется, на ходу он спит, вымотан до крайности.

— Вам бы отдохнуть, хоть пару часиков поспать, — дал я врачебный совет своему вышестоящему руководителю.

— Нет такой возможности, Нинель Иванович. Может к вечеру…

Сказал и зевнул.

Нет, это, конечно, не дело так себя гробить, а приходится.

Похоже, успел я. Вот и займусь сейчас солдатской гигиеной, как командарм выразился. Причем, не только монголами, но и нашими тоже. Многим из них тоже мозги вправлять нужно. Нет на них никакого Мойдодыра.

Само-собой один я ничего не сделаю, мне нужно использовать все военно-технические возможности местных войск и их медицинской службы. Попугать ещё требуется бойцов и командиров, противоэпидемическая работа с ротового отверстия и рук каждого военного начинается. Недаром в армии говорится — чем чище руки, тем тверже кал…

Кстати, как это по-монгольски звучит?

Этим я последующие две недели и занимался. Можно сказать, даже ел и спал на ходу.

Однако, несмотря на все наши усилия, холера, дизентерия и брюшной тиф среди бойцов всё же появились. Сначала это были единичные случаи, а потом уже и десятки воинов стали выходить из строя.

На поле боя мы самураям по зубам здорово вдарили, своей кровушкой они досыта умылись, пули уже не свистели, а санитарные потери у нас всё росли и росли. Штерн на меня уже как на врага народа косился. Нехорошие шепотки за моей спиной начали раздаваться.

Сто.

Двести.

Триста.

Пять сотен заболевших.

Первый умерший…

Шестьсот госпитализированных бойцов РККА и монголов.

Сразу трое умерших.

Что мы не так делаем? Вроде, всё, что можем…

Семьсот заболевших.

Ещё четверо умерло…

За мной пришли, когда число выявленных больных было семьсот девять и восемь бойцов скончались…

Глава 26 Освобождение

Пришли за мной под самое утро. Я только-только уснуть успел. До этого лежал и ворочался, сон никак не шел. Всё я думал — что мы не так делаем? Может, мы и не виноваты, а это бойцы предписанное не соблюдают? Отсюда и болеют.

Хорошо, что с лечением заболевших было всё в порядке. Выявление — своевременное, изоляция больных от здоровых — организована, результаты проводимой терапии сами за себя говорят. Тут кто угодно скажет, что если из более чем семисот больных всего восемь умерло — такому только позавидовать можно. Не стоит советская военная медицина на месте, а идет вперёд семимильными шагами…

Однако, каждая смерть — это горе. Я тут за любого умершего отвечаю. Не должно их быть, не должно…

— Товарищ Красный?