Ванька-ротный

Разговор у контуженных особый. Если хочешь что-нибудь понять к нему нужно привыкнуть. Значение не всех слов уловишь сразу.

— Капитан! Х-х-х-ва-ти… лежать! Да-а-а-вай са-а-дись! В картишки…

— Чего са-а-а-а…

— И-и-и… в карты играть!

— Деньги клади!

Нужные слова, которые имели важное значение в игре, выговаривали твердо и четко.

— Дай еще одну!

— Смотри! Перебор будет!

— Давай, говорю! Очко! Деньги гони!

А все остальное тянулось нараспев, как в церковном хоре. Слышно, что поют. А о чем — понятия не имеешь!

Сидевшие здесь офицеры нисколько не стеснялись своего заикания, а даже наоборот.

С точки зрения моральной устойчивости карточная игра на деньги — занятие вполне полезное. Никакой тебе здесь политики и тем более Уря-Уря!

Банк во время игры иногда доходил до тысячи. Но чтобы играющих госпитальное начальство не застало врасплох и не отобрало карты и деньги, дневальный при входе у двери вываливал пару охапок наколотых дров.

Дверь откроешь, сунешься, а под ногами — гора поленьев. Пока их перелезешь, деньги и карты исчезнут за пазухой и на лицах контуженных появиться идиотское выражение и тупой невинный взгляд. Днем по избам, где лежали раненые, иногда с проверкой являлось начальство. Если кого из больных застанут за игрой в карты на деньги, то на следующий день последует выписка.

Вспоминаю я себя, когда я пошел на войну. Я рвался тогда на передовую и война мне казалась сплошным геройством и романтикой. Я считал, что мое место только там, впереди. Так и эти молоденькие лейтенанты. Хватив не раз на передовой горячего до слез, и видя, что геройством тут ничего не сделаешь, что жизни твоей от силы в окопах неделя или две, они теперь попасть в окопы особенно не торопились. Каждый из них считал, что если есть возможность лишнюю неделю в госпитале пробыть, почему бы не воспользоваться этим. Вымогательством никто не занимался и симулянтом быть никто не хотел.

Контуженный, он не ранен и не обмотан бинтами, руки, ноги у него целы, у него замедленная реакция. Выпихнули из госпиталя, попал на передовую — попробуй, докажи, что у тебя голова болит и руки трясутся.

— Что, что? Руки трясутся? Да он просто — трус!

Кто был в пехоте на передовой, тот знает, что под рев снарядов и мин у многих не только поджилки и руки от страха трясутся. Тут некоторые, как малые дети могут во время паники и наложить в штаны.

На войне и не такое бывает!

Стоящие выше тебя и те, что сидят позади в блиндажах имеют свой взгляд на тебя и руководствуются своими правилами и порядком. Их салом не корми, они в миг тебе подведут трусость и моральное разложение.

К концу сорок третьего игра в солдатики отличалась от игры сорок первого года. Подвести тебя под трибунал особого труда не стоило.

— Все воюют за Сталина! А ты, что солдатам внушал?

— Мы умираем за Родину? Разница есть? Вот и схлопотал!

Игра на карты в очко — тяжелая игра! В ней, как в бою. Чуть прозевал — тут же расплата!

Молодой лейтенант кричит:

— Па-па-па…!

— Чего па-па?

— Гади!

— Дай мне еще одну карту!

— Пойми его, чего он хочет? На пожалуйста бери! Туза схватил?

Лейтенант набрал перебор, тряс головой и краснел от расстройства.

— Ладно, успокойся! На твою полсотни, а то скажешь, что тебя обманул!

После этого игра как-то стихала. И бывало, что несколько дней подряд за карты вообще не брались. Исключение были так же дни, когда приходил наш санитар и выкликал фамилии, кто должен был идти на осмотр.

(Дать рассказы лейтенантов о войне…) [198]

Глава 38v. Вишни

— Ты видно в боях бывал?

— Да, в сорок втором под Ржевом. [В боях за] знаменитый Кирпичный завод, [слыхал?] Атрподготовку я проспал. Открыл глаза, когда наши пошли в наступление. Я бы не проснулся, да дружок сидевший рядом в окопе стал у меня из под головы вытаскивать свою плащпалатку. Днем жара, а ночью прохладнее. Не то июль, не то август был, точно не помню. Жрать мы хотели страшно. В снабжении была пауза или перерыв. В общем считай двое суток не ели.

198

Истории лейтенантов автор не успел написать, откладывал на "потом", а так рассказывал пару пересказов. Нашел в архиве рассказ "Вишни" с пометкой "вставить куда?", в устных рассказах этого эпизода речь шла от первого лица.

Перед самым наступлением в окопы принесли махорку. А еду не принесли, жрать было нечего. Сказали, что кухню и склады разбило. Муку по лесу распылило, не будешь же ее собирать. А хлеба почему-то не было. Тут в атаку идти, а славяне занялись делить махорку. Уйдешь вперед, и махорки не достанется. Шум подняли, что-то не поделили. Командир роты бегает, кричит, выгоняет вперед, машет пистолетом, а на него никто внимания не обращает.

— Разделим махорку тады пойдем!

Лейтенант махнул рукой, плюнул и обматерил своих солдат. Сел на земляную ступеньку в проходе землянки, опустил голову и после беготни и ора решил отдышаться и несколько успокоиться.

В них в этот момент из орудия будешь бить по траншее, не выгонишь. Чему быть, тому быть.

Пока он сидел и думал, что ему делать, драка и спор у мешка с махоркой кончился. Мешок не мешок, а так торбочка небольшая. Тридцать человек в роте, каждому по небольшой пригоршни. Десять минут и вся раздача. Получив свои порции, солдаты полезли на бруствер, вылезли из траншеи и не дожидаясь вторичного приглашения, не торопясь потопали в сторону немцев. Прошли немного, метров пятьсот. Немец открыл минометный огонь, они дошли до какого-то сада, залегли под вишнями и стали окапываться.

Зарывшись неглубоко в землю, так чтобы задница была не снаружи, они сделали остановку и решили осмотреться и перекурить.

Во-первых, в атаку они пошли. Территорию у немцев отвоевали. Кто может сказать, что они не выполнили боевой приказ на наступление. Скажем, что был сильный встречный огонь. Наша артиллерия атаку не поддержала, вот и окопались, чтобы переждать обстрел. Теперь до немцев недалеко — рукой подать. Пусть артиллерией ударят еще раз. Нечего снаряды прятать и жалеть.

Окопались, легли, закурили, осмотрелись.

— Глянь ка, Ерохин! Вишня какая крупная.

— Красная, спелая! Мать часна! А мы лежим мохорку с голодухи переводим. Лезь на дерево, ломай суки, а я их в одно место буду оттаскивать.

Ерохин, долго не думая, полез на ближнюю вишню. Не успел он лопатой обрубить пару хороших суков, как не удержался и с третьим суком замертво рухнул на землю. Пуля немецкого снайпера сделала быстро свое коварное дело.

Не пришлось молодому солдату попробывать сочной и спелой вишни. Пожадничал, не сорвал ни одной ягоды, торопился побольше суков обломить.